Чеченцы читают Толстого

«Война и мир» Льва Толстого, как известно, панорама эпохи. А можно ли назвать его кавказские повести такой же высокохудожественной «фотографией»? Узнает ли современный кавказец себя в толстовских героях-горцах? Чтобы выяснить это, мы попросили двух жителей Чечни — писателя и повариху — прокомментировать небольшой отрывок из «Хаджи-Мурата».

Муса Ахмадов, народный писатель Чеченской Республики,
автор учебников по вайнахской этике:

— Толстой очень точно передает быт чеченцев, то, как они принимают гостей. Вообще, в «Хаджи-Мурате» и «Казаках» он правдиво и психологически верно описывает чеченцев.

Сцена в доме Садо ни в чем не противоречит традициям. Думаю, Толстой рисует картину, какую не раз наблюдал. Даже то, что гостей обслуживают жена и дочь хозяина дома, — это тоже могло быть. Не в каждой семье были сыновья, которые могли ухаживать за гостями.

Когда еду гостям подает юноша или подросток — это как бы норма, но если это делает кто-то из женщин, то это не является нарушением общепринятых правил. Не одобрялось одно: чтобы перед гостями крутилась взрослая дочь. Но не было и такого, что женщина существовала отдельно от мужчины. Женщина воспринималась как незаменимое звено семьи, тейпа, общества. Она занимала место, которое и уважалось, и почиталось всеми. Хотя роль хозяйки дома внешне более чем скромна, высоко ценилось умение гостя деликатно выразить ей почтение. Она же, не вступая в какие-то обсуждения, двумя-тремя словами давала знать, что все услышала, поняла, и удалялась. Устраивалась сразу за дверью или в соседней комнате — вдруг что-то понадобится гостям или мужу.

Жена Садо ведет себя так, как положено чеченке: подав еду, молча покидает комнату. Дочь она привлекла только для того, чтобы быстрей сделать женскую работу. Девочка приносит таз, кумган и полотенце, а дальше уже действует отец: наливает воду, помогая Хаджи-Мурату помыть руки. В пору моего детства этот процесс протекал так же, как описано в повести: в каждом доме были и таз, и кумган, мыли руки и полоскали рот до и после еды. Если в доме гость, то кто-то из домочадцев лил ему на руки воду, подавал полотенце. В последние десятилетия традиция претерпела изменения: гостю показывают, где руки помыть, и — в лучшем случае — протянут полотенце.

Низкие 3- или 4-ножные столы прямоугольной или овальной формы и поныне встречаются в домах чеченцев, особенно в стариковских. К этим столикам полагаются низкие табуретки.

Еда чеченца всегда была простой, здоровой, полезной; продукты никогда не смешивались. В пищу шло все, что дарила природа и выращивал человек, — от крапивы до черемши, в зависимости от времени года. Чай готовили из трав, цветов, плодов. Эти отвары делали на воде или молоке, пили без сахара, иногда — с щепоточкой соли.

Чеченцы тогда были аскетами. Постоянные войны и связанные с ними лишения приучили их довольствоваться малым и в еде, и в одежде. Ограничивать свои потребности самым необходимым — такая она была, философия жизни народа. Нет поэтому и традиций застолий, тостов… Это «спартанство» чеченцев и подчеркивает Толстой в своих кавказских произведениях.

Марьям Аюбова, повар с 35-летним стажем:

— Когда прочитала про девочку, несущую таз, кумган и полотенце, сразу вспомнила себя и маму — она постоянно учила меня, что, где, когда делать. Думаю, у дочери Садо это был первый «выход в свет» и она переживала, не испортила ли его.

Не испортить в данном случае — это держаться скромно, с достоинством, так, чтобы во взгляде, в движениях ее не увидели ни любопытства, ни тем более кокетства. Так, чтобы у гостей возникло желание сказать при случае: «Какая у Садо хорошая дочь!» Это самая высшая награда.

Второй важный момент — то, как отнесся к пище Хаджи-Мурат. Он голоден, однако ведет себя так, будто еда интересует его меньше всего: съел понемножку того, другого — и сыт. Так же поступает и Элдар, хотя он тоже не ел больше суток.

Кавказец оценит эту сдержанность. Все знают: черкеска надевается с поясом не только чтобы было куда повесить кинжал. Пояс должен продемонстрировать, как статен мужчина, как тонок он в талии, а значит, он не обжора, не раб утробы. Великий танцор Махмуд Эсамбаев на склоне лет не раз обращал внимание на свою талию. Гордился не фигурой — тем, что возраст и соблазны не сделали его зависимым от аппетита. Неприхотливость, в том числе в еде, и сейчас рассматривается как важнейшая черта по-настоящему мужского характера. Толстой одним штрихом — тем, как гости принимают пищу, — и показывает, кто они, его герои. Я воспринимаю их как аристократов духа.

Еще одна причина, по которой в гостях не набрасывались на еду, — законы гостеприимства. Они налагали обязанности не только на хозяина, но и на гостя. Одно из правил — всегда помнить, что, возможно, тебя потчуют последним куском хлеба в доме, а на завтра у семьи ничего не останется. Это предписание — мощный тормоз для человека совестливого, с честью и достоинством, но слабая преграда для обжор. Конечно, обжору за дверь не выставляли, в понимании чеченцев всякий гость — благодать. Но выводы о таком человеке делали.

В вопросе, доедать в гостях все или что-то оставлять на столе, в последнее время появились важные «поправки». Любая пища тоже благодать. Поэтому есть все, что не запрещено, и по возможности доедать — значит проявить уважение ко всему, что даруется Всевышним. Так сегодня трактуется этот пункт правил гостеприимства. С одной оговоркой: гость не освобождается от обязанности помнить, у кого он в гостях, состоятельная это семья или нет.

Еще один эпизод в «Хаджи-Мурате» — мытье рук, процедура, которую нельзя миновать ни в коем случае. Она обязательна. Толстой потому и описывает ее в деталях. По этикету подать таз и полотенце, принести столик и еду — обязанность сына Садо. И, пока гости едят, находиться рядом, чтобы в случае необходимости подать или убрать что-то, а также слушать старших, учиться, набираться ума, опыта…

За полтораста века мало что изменилось. Правда, нынешняя молодежь чувствует, да и ведет себя куда более раскованно. И позволяет себе вопросы, которые еще 20−30 лет назад посчитали бы неуместными: «Почему я должен стоять столбом у двери?», «Он, гость, не может сам взять что-то с другого края стола?»

Когда я сама была совсем юной женой, к мужу заходили друзья, коллеги, и, как только я заканчивала накрывать на стол, муж всем своим видом показывал: «Уходи! Ты свое дело сделала». После ухода гостей я начинала «качать права», и однажды муж ответил мне: «Я защищаю твое право на „не знаю“. Тебя, к примеру, спрашивают, о чем говорили мужчины в доме, а ты честно признаешься: „Не знаю“. Для женщины нет слов лучше этих двух». Конечно, я еще несколько лет артачилась, пока осознала, что муж прав…

Жена Садо — полноправная хозяйка дома, и при этом она мудра, ибо мужские разговоры, их секреты — они ей ни к чему. Что ей и семье необходимо знать — муж сам расскажет. Для гостей Садо было крайне важно сохранить в тайне их дела с хозяином дома. Такая обстановка создалась в силу действия законов, по которым народ живет. Так, в принципе, и должно срабатывать золотое правило гостевания — делать приятное друг для друга и избегать всего, что может быть не по душе одной из сторон. Кстати, когда к нам в дом приходят мои подруги или соседки, муж, чтобы ничем не помешать нам, надолго «выпадает» из виду и объявляется, лишь когда я провожаю своих гостей.

Если говорить о «меню» для гостей, то у Толстого видна так называемая «скорая помощь». В наше время к ней относят, прежде всего, яичницу, а в старину это были кусок лепешки или чурека, сыр, чай. Вместо сыра могли подать мелко накрошенный творог со сметаной — тоберам — или тот же творог с топленым маслом — калдатта. В общем, чтобы не заставлять гостей долго ждать, на стол ставили что есть под рукой. Только потом хозяйка готовила что-то мясное. Хозяин мог в это время зарезать барана. В особых случаях — если гости дорогие или их много — резали быка или корову.

То, что Толстой называет «пильгишами» и «блинами в масле», — это, конечно же, чепильгаш (или чапильгаш). Несмотря на начинку из творога и лука, они должны быть не толще картонной бумаги. Чурек, или сискал, — хлеб из кукурузной муки толщиной примерно в три пальца. А «тонко раскатанный хлеб» у Толстого — это, скорее всего, лепешка из той же муки и теста, что и чепильгаш. Такое у хозяек случается нередко: пирогов налепили больше чем достаточно, а тесто осталось. Его и раскатывают на лепешки.

Детали повести говорят, на мой взгляд, о том, что Хаджи-Мурат в доме Садо бывал и раньше, он здесь не совсем посторонний человек. Но все же взаимоотношения хозяина и гостя не куначеские, не «родственные». Они держат друг друга на расстоянии, и это обоих устраивает. Возможно, они не вполне доверяют друг другу.

Третье, о чем я подумала, прочитав повесть: Толстой на Кавказе не был ни «туристом», ни тем более «судьей». Что увидел и осмыслил, то и переложил на бумагу как есть. Без оценок, хорошо это или плохо. Узнаю ли я Кавказ и чеченцев в образах Толстого? Да! Это тот Кавказ, который я люблю.