— Сегодня всю ночь я буду гулять один по Грозному. Если утром приду целым и невредимым, вы поверите, что здесь все спокойно? — так в 2011 году убеждал иногородних музыкантов, приглашая их на работу в симфонический оркестр Чечни, известный дирижер и гобоист, профессор Ростовской консерватории, народный артист России, Чечни и Дагестана Валерий Хлебников. Тогда перед ним стояла задача возродить в Чечне классическую музыку, которая не звучала здесь более 20 лет.
Спасибо маме
— Валерий Владимирович, в одном из интервью вы сказали: «Музыкант — штучная профессия, она для фанатиков». Когда поняли, что вы один из них?
— Когда еще разговаривать не мог. Мама говорила, я с рождения реагировал на каждый звук музыки.
Родился я в глухой украинской деревушке и, сколько себя помню, просыпался от звонких голосов доярок. Ранним утром они шли на работу и пели украинские песни. На несколько голосов, чисто, красиво. Мог бесконечно их слушать. Сам быстро и легко освоил гармошку и баян. Без труда подбирал музыку к песням, которые пели в деревне, воспроизводил все, что слышал по радио. Спасибо маме. Она поняла, что у меня абсолютный слух, и решила: мне надо учиться. В 12 лет я поступил в знаменитейшую одесскую школу-интернат Петра Столярского — одаренных детей туда набирали со всего Советского Союза — по классу гобоя.
— Гармонь, баян. И вдруг гобой?
— Судьба. Я поступал на баян. Но в тот год в школе отменили все народные инструменты. И вместо баяна мне принесли какую-то красивую, блестящую штуку… Инструмент, конечно, очень сложный.
— Вас называют лучшим гобоистом и лучшим преподавателем игры на гобое…
— Я не сторонник таких определений: в нашем искусстве нет предела. Да, у меня есть талантливые ученики, лауреаты международных конкурсов. Играют в лучших оркестрах России и Европы. Вот ими я горжусь.
«Случайный» дирижер
— В школе были уникальные педагоги мирового уровня, удивительные условия. Нас кормили, одевали. Но требования были строгие: в восьмом классе устраивали музыкальный конкурс — кто не проходил, того отчисляли.
Школа давала право, минуя училище, поступать в консерваторию. Мой преподаватель посоветовал мне Ленинградскую. Конкурс был 28 человек на место, но меня с моим гобоем взяли сразу. А со второго курса пригласили в знаменитый оркестр гениального Юрия Темирканова, где я играл вплоть до окончания консерватории.
— Почему не остались и дальше?
— Я был уже женат, имел ребенка. Нужны были соответствующие условия. Ленинградская консерватория была лучшей визитной карточкой — меня везде брали, как говорится, с руками и ногами. Объездив несколько городов, выбрал Ростов — только потому, что там сразу дали квартиру.
В Ростовской консерватории я создал камерный ансамбль старинной и современной музыки «Камерата». Руководил им 20 лет. Мы дали тысячи концертов, выступали на престижных фестивалях и форумах, объездили десятки стран.
— А как вы оказались у дирижерского пюпитра?
— Случайно. Это было в Германии. Немецкий композитор Штефан Хойке написал для «Камераты» очень сложное произведение — «Воспоминание о Москве». Без дирижера его играть невозможно, а искать его было некогда. Я рискнул. И мне понравилась дирижерская палочка.
Знаете, дирижеры бывают хорошие, очень хорошие и очень плохие. Плохие любят себя больше, чем музыку. Знал, что последнее не про меня, но все же сомневался. Показал запись моего дебюта главному дирижеру Санкт-Петербургского оркестра, профессору Равилю Мартынову. Он посмотрел и сказал: «Имеешь право».
И в 42 года, будучи уже доцентом консерватории, руководствуясь кем-то сказанными словами «Дирижер — это профессия второй половины жизни», я поступил на оперно-симфоническое дирижирование.
«Зачем тебе это?»
— 30 лет вашей творческой деятельности связаны с Ростовской консерваторией. А потом в вашей жизни появился Кавказ. Как это произошло?
— Много лет я дирижирую произведения выпускников Ростовской консерватории. Как бы даю молодым композиторам путевку в жизнь. Один из них, осетинский композитор Игорь Насонов, в 2002 году пригласил меня во Владикавказ дирижировать его произведение в исполнении Национального симфонического оркестра Северной Осетии. Тогда же мне предложили стать его главным дирижером.
С осетинским оркестром я работал 10 лет, а потом получил неожиданное предложение: в 2011 году меня пригласили стать главным дирижером Чеченского симфонического оркестра, который воссоздавался по указу Рамзана Кадырова. И я согласился.
— Это было непростое решение?
— Возможно. Но я его принял. Восстановленный Грозный меня поразил. Понравились люди, их отношение. Но я понял, что будет сложно. Из оркестрантов — никого, кроме одной девочки со скрипкой, Амины Арсакаевой. Плюс бытовые проблемы. Жил без семьи. Квартиру снимал. Ходил пешком на работу.
Я учился с такими метрами современности, как Валерий Гергиев, Сергей Ролдугин. Они мне говорили: «Что ты там делаешь? Зачем тебе это? Мы устроим тебя главным дирижером в серьезный оркестр». Но я остался здесь. Было интересно создавать новое.
— С чего начинали?
— С набора музыкантов. Звонили в регионы, давали объявления. Многие выходили на связь, интересовались условиями, зарплатой. Все устраивало. Но приезжать боялись. Приходилось уговаривать.
Постепенно состав оркестра укомплектовался. В основном ведущими музыкантами из Северной Осетии. Они приезжали только на репетиции и концерты. После этого — сразу домой.
Некоторых оркестрантов мы до сих пор приглашаем на большие концерты. Но в целом сейчас у нас есть полноценный симфонический оркестр с местными музыкантами.
Каприччио на чеченские темы
— До возрождения оркестра в Грозном 20 лет не звучала живая классическая музыка. Как встретила вас чеченская публика?
— Бурными овациями, криками «Бис! Браво!», дарили цветы. Я тогда понял главное: есть народ, которому после тяжелого рока артобстрелов просто необходима классическая музыка. Значит, не зря приехал.
Концерты тогда были как глоток свежего воздуха. Помню, после концерта в одном из сельских Домов культуры — мы тогда часто ездили по районам республики — ко мне подошел седовласый старик и сказал: «Спасибо вам! Я никогда в жизни не слушал такую музыку и никогда не мог представить, что она может так волновать». Не поверите, на глазах у него были слезы.
— Сейчас так же встречают?
— Да, хотя тогда мы играли совсем уж легкую классику, а сейчас — серьезную. И всегда есть публика, которая идет на классическую музыку с восторгом.
Есть разные выражения зрительских эмоций. Если свистят — это плохо, это кошмарный сон музыканта. Хотя в Германии — это знак одобрения. В Африке, если нравится, топают ногами. В Грозном все встают с овациями.
— Вы всегда завершаете концерт чеченской национальной музыкой. Как она сочетается с классикой?
— Очень гармонично. Особенно музыка Саида Димаева. Но гармонь и доули тоже вписываются. Эту музыку на ура принимают. К сожалению, чеченских произведений для симфонического оркестра мало. Все, что было, уже нашли, сыграли. Современные чеченские композиторы такую музыку не пишут.
Но вот московский композитор Владимир Качесов написал «Каприччио на чеченские темы». Это народные мелодии в обработке для фортепиано с оркестром. Сейчас мы разучиваем его произведение.
«Избранным может стать каждый»
— В этом году у оркестра 10-летний юбилей. Можно говорить об успехах?
— Да. Оркестр живет очень насыщенной жизнью. Даем большие ежемесячные и праздничные концерты в Грозном, ездили с гастролями по Северному Кавказу, были во Франции. По районам уже не ездим. Надо отдать должное министру культуры Айшат Кадыровой: она прекратила эту практику. Сказала: «Не вы должны ездить, а к вам. Люди должны привыкать к красивым концертным залам, к театрам».
Оркестр участвует в масштабном проекте «Культурная среда». По средам это «Уроки в музее». Мы сопровождаем мероприятия, связанные с живописью и литературой. По четвергам — «Уроки симфонической музыки» в красивейшем зале Дворца торжеств.
Говорят, что музыка — это искусство для избранных. Безусловно. Но избранным может стать каждый. Я вижу, как дети приходят к нам без интереса, а уходят ошеломленные. И просятся прийти еще. Особенно когда слушают музыку в исполнении детского симфонического оркестра.
— Детский оркестр — ваше детище?
— И моя гордость. Он создан в 2015 году. Бывший тогда министром культуры Хожа-Бауди Дааев сказал, что нужно готовить своих музыкантов. Честно сказать, я не поверил, что это реально. Начинали с нуля. Детей набрали из музыкальных школ. Среди них есть очень талантливые. Появились прекрасные педагоги, в основном приезжие. Сегодня наш детский оркестр — это уже имя. Он часто бывает задействован в концертах вместе со взрослыми.
— Среди многочисленных концертов в Грозном был самый запомнившийся?
— Да. Семь лет назад был концерт, посвященный выселению чеченского народа. На сцене — хор и оркестр. В репертуаре — реквием Моцарта. В переполненном зале — шум. Как играть? Но с началом музыки, когда все поняли, о чем она и для чего, наступила тишина. И зажглись фонарики телефонов — как свечи. Мороз по коже. Мы поняли, что сделали что-то необычное, очень стоящее.
Украинский борщ и дагестанский хинкал
— "Счастлив, что Бог дал мне способность любить и понимать музыку" — это ваши слова. А кроме музыки?
— Книги, общение с хорошими людьми, понимание, что жить на свете хорошо. Импровизация. Не только в музыке, но и на кухне. Я сам готовлю.
И, конечно, моя семья. Она у нас интересная: я — украинец, жена — дагестанка, Лейла Дагирова. Две дочери. И все мы из мира музыки. Жена — музыковед. Обе дочери — талантливые пианистки. Лауреаты международных конкурсов.
— На кухне у вас тоже интернационал?
— Да. Украинский борщ и дагестанский хинкал.
— У вас с женой союз двух разных менталитетов. Как он складывался?
— Мы с Лейлой вместе учились. В ее менталитете меня ничего не смутило. А вот ее родственников смутило, что я не дагестанец (смеется). Были размолвки, но музыка нас объединила, и мы стали ближайшими друзьями с ее отцом. Он один из основоположников дагестанской классической музыки, народный артист России, заслуженный деятель искусств Наби Дагиров — глыба, музыкант высочайшего класса.
Мы с Лейлой поженились на втором курсе. Кажется недавно, а в этом июле уже золотая свадьба. Наша старшая дочь Разият родилась, когда мы жили в общежитии. Она стала первым ребенком за всю историю Ленинградской консерватории, который жил в этом общежитии с разрешения ректора. Сейчас она живет в Праге. Младшая, Дарья, с недавних пор играет в нашем оркестре. Очень счастлив, что одна из дочерей рядом.
— Что изменилось в вашей жизни с тех пор, как вы приехали в Грозный?
— Чеченский оркестр стал моей основной работой. Также меня пригласили стать главным дирижером Национального оркестра Дагестана. Конечно, я принял предложение: в Дагестане все родное, тем более оркестр носит имя моего тестя. Раз в месяц дирижирую концерт там.
С переездом сюда жены наладился быт. А потом — и квартирный вопрос. На одном из концертов Рамзан Ахматович прямо на сцене вручил мне ключи от квартиры. Я был ошеломлен. Говорю: «Так можно инфаркт получить». И даже не услышал, как он сказал: «Приглашайте в гости». Это мне потом сказали.
— Пригласили?
— Пока нет, но все может быть.