«Однажды во мне проснулся мой внутренний чеченец»

Гран-при международного фортепианного конкурса имени Александра Скрябина в Париже, первая премия Kingdom art stars, гран-при La culture slave a Paris — лишь немногие из побед 22-летнего чеченского пианиста Элси Варандо. Впрочем, конкурсы, гастроли и концерты — это не для него.

Цветы vs мордобой

— При рождении я был Шамиль Закаев, но совсем недавно поменял паспорт. Варандо — это мой тейп, а Элси с чеченского переводится как «княжеская честь». Мне вообще очень нравятся старинные чеченские имена, а в моем нынешнем еще и отразились мои дворянские замашки.

Я родился в 1998 году в чеченской семье. Через год началась война, и мы уехали в Волгоград. Там меня отдали в детский сад. И когда у нас были уроки хора, я подходил к инструменту и что-то трогал. Учительница это заметила и посоветовала моей маме отдать меня в музыкальную школу. В самом начале учебы я не связывал свою жизнь с классической музыкой. Многие дети в таком возрасте не могут сказать, чего они хотят, и я не мог. Но учиться мне понравилось сразу. Гаммы, упражнения, сольфеджио — все это давалось мне легко.

Параллельно я посещал и спортивные секции. Где-то в 9 лет участвовал в соревнованиях по кикбоксингу и тхэквондо, и одновременно у меня бывали концерты, конкурсы и фестивали по фортепиано.

И я начал сравнивать. Когда у тебя концерт, ты выходишь красивый, в пиджаке, с бабочкой, тебе аплодируют, дарят цветы и конфеты. Ну, а в спортивных залах бьют по морде. Я понял, что первое мне ближе.

В то же время я узнал, что Евгений Кисин в 12 лет исполнил два концерта Шопена. И я подумал: «Мне сейчас девять, и, если бы я через три года исполнил два концерта Шопена, это было бы очень хорошо». Вот так я, по сути, и загорелся музыкой.

Скажу честно, в 12 лет двух концертов Шопена я не сыграл. Я не сыграл их даже сейчас, в 22 года. У меня есть листочек, где я записал список программ, которые хочу исполнить. То есть сегодня, в 2020 году, я уже знаю, что буду играть в 29-м, и даже там нет концертов Шопена. Они не то чтобы очень сложные, я бы с удовольствием их исполнил, но игра с оркестром не входит в мои планы. Но музыка гениальная, особенно в исполнении Кисина и Цимермана.

Оба родителя, кстати, на мой выбор отреагировали положительно. Дело в том, что мой дедушка не очень поощрял увлечение музыкой моего отца, а, когда я пошел в музыкальную школу, папа, помня о своем детстве, хотел, чтобы хотя бы я в этом реализовался.

Музыкальный Хогвартс

— В Волгограде мы жили до 2010 года, а потом вернулись в Грозный. Здесь я год учился в детской музыкальной школе, но самым моим заветным желанием было учиться в Центральной музыкальной школе в Москве. Это уникальное место, где обучают особо одаренных детей. Это казалось несбыточной мечтой, я думал, что проще получить письмо из Хогвартса, чем оказаться там.

И все вышло очень спонтанно, решение приняли за пару дней. Мы с отцом оказались в столице в конце августа 2011 года. Вступительные экзамены уже прошли. В школе сказали, что мы можем приехать в следующем году или остаться до вступительных экзаменов, но уже на платной основе. Сумма была приличная. Мы уже начали обсуждать отъезд домой, хотя я очень хотел остаться.

В начале сентября мы обратились в мэрию города Грозного и в кратчайшие сроки получили положительный ответ. Мэрия оплатила мне обучение и проживание в интернате. Мне очень хочется поблагодарить Муслима Хучиева (в 2010—2012 и 2015−2018 гг. — мэр Грозного, ныне — председатель правительства Чечни. — Ред.) и всю мэрию Грозного за поддержку, которую они мне оказали. Благодаря им я стал учиться в этой великой школе. Летом 12-го я успешно сдал вступительные экзамены и поступил на бюджет.

Конечно, я хотел стать пианистом, но не понимал, как нужно заниматься, пока не попал в Москву. Не осознавал, что для достижения сверхрезультата нужны сверхусилия. Я не видел, как занимаются другие дети, мне не с кем было сравнивать. Только в Москве я узнал, что такое настоящая критика.

«Вы — дерёвня»

— В ЦМШ приезжают люди со всего земного шара, многие из них думают, что все на свете знают, но их сразу ставят на место. Одна фраза особенно запомнилась: «Вы — дерёвня. Так можно играть только на юбилее у бабушки в Саратове». Признаюсь, я часто ее слышал в первый год обучения.

В общем, я приехал туда и понял, что я ничего не умею, что мне нужно день и ночь пахать, недоедать, недосыпать, чтобы чего-то добиться. Это, кстати, бывает у всех, кто туда поступает. Они встают в 5:30, чтобы в шесть быть в школе, брать классы и заниматься. Со мной было так же.

В среднем за инструментом я проводил около 4−5 часов. Потом, конечно, больше, особенно во время подготовки к концертам, но в самом начале моей учебы это были 4−5 часов в день. Эти цифры — не что-то сверхъестественное, это минимум, который нужно выполнять, если вы мечтаете чего-то добиться в классической музыке, я уже не говорю о том, чтобы стать выдающимся пианистом. Если вы не проводите за инструментом хотя бы этого времени, вы можете музыкой больше не заниматься.

Мы жили в интернате, он был в 30 метрах от школы. Время в интернате — самая счастливая пора в моей жизни. Он — лучшее место во Вселенной, я уже тогда это понимал. Мы все там были как одна семья. Жили в уютных комнатках, в каждой фортепиано. Замечательные воспитатели и повара, коллектив во главе с нашей великой заведующей был очень дружным. Мы жили в самом центре Москвы, в Малом Кисловском переулке. Рядом Красная площадь, консерватория, Пушкинский музей, Большой театр, Арбат. Мы приехали из провинции, и Центральная музыкальная школа предоставила нам место в самом красивом месте.

В 2017 году я поступил в Московскую государственную консерваторию имени П. И. Чайковского. Нужно было сдавать специальность — игру на инструменте, коллоквиум, русский язык и литературу.

На коллоквиуме задавали очень простые вопросы. Любой уважающий себя музыкант должен на них ответить. Мне, например, сказали: «Назовите, пожалуйста, все известные леворучные произведения». Это те, что написаны только для левой руки. Я начал перечислять: концерт Равеля, концерт Прокофьева, прелюдия Скрябина для левой руки, мне сказали: «Все, хватит». Потом попросили назвать все сонаты Бетховена, для которых есть вариации. Я не помню всех вопросов, но они были элементарные.

Самое красивое место в Грозном

— Сначала я, как любой студент, приезжал домой два раза в год: летом и зимой. Потом у меня начались какие-то проекты. Москва — такой город… Ты звонишь родственникам, говоришь: «Еще чуть-чуть, и я буду богат, как арабский шейх, только надо остаться на пару месяцев». Вот так и не был дома полтора года. А потом мне стало стыдно перед родственниками, и я все же вернулся.

10 марта я прилетел в Грозный на семь дней, но остался на полгода. Коронавирус накрыл планету, нас перевели на дистанционное обучение. Лето решил провести здесь, потому что в Москве делать было нечего.

Но это время не прошло даром. Я пополнил репертуар, выучил столько новых произведений, сколько не выучил за предыдущие пять-шесть лет.

Я очень люблю приезжать домой. Даже скажу больше: Сюйр-Корт — это самое красивое место в Грозном. У нас там самые красивые звезды — в Москве их вообще нет — и смотровая площадка. Я часто туда хожу.

Живу в частном доме. Мой многоуважаемый сосед уже может писать статьи о музыке — стал экспертом, критиком, разбирается в Шостаковиче, позднем Бетховене. Иногда просит меня сыграть что-нибудь более приземленное: мелодию из «Крестного отца», популярные песни. У меня WhatsApp вообще заполнен аудиосообщениями: «А эту песню мы посвящаем замечательной…» — здесь всегда нужно называть имя, чтобы послание можно было отправить только этой девушке. Мне это очень нравится. Чувствую себя Розой Сябитовой каждый раз, когда отправляю запись в духе: «Специально для такой-то от такого-то прозвучит композиция из фильма „Титаник“».

Пробуждение внутреннего чеченца

— В моей жизни был период — чуть меньше года, когда я писал минусовки, делал аранжировки, сведение, мастеринг. То есть поступали заказы: присылают песню, которую, например, нужно раскидать по инструментам. Это приносило неплохие деньги, но было мне не по душе.

Пробовал сам сочинять музыку, но это очень ответственное занятие. Столько гениальной музыки вообще написано и мной просто не услышано, что уж говорить про сочинение? Нужно иметь особый талант. Тебе в голову приходит некая музыкальная мысль — назовем это так, и ты ее излагаешь. С вероятностью в 100% мир это уже слышал, кто-то сделал нечто похожее — и гораздо лучше, чем ты. Это может быть второсортное сырье. По этой причине не берусь. Композитор — это призвание. Находить гениальную музыку гораздо приятнее, чем пытаться ее написать.

На первых порах я не мог справиться с волнением во время выступлений. Я мог в классе отточить произведение, детально его проработать, но, когда выходил на сцену, показывал только 40%. Меня это всегда очень расстраивало. Я пробовал разные техники, в какое-то время так загнался по этому поводу, что вообще боялся выходить на сцену.

Но однажды во мне проснулся мой внутренний чеченец, какая-то дикость появилась, многие вещи совершенно перестали меня беспокоить. Если я знаю, что буду играть на концерте, то я мало того, что оттачиваю это произведение день и ночь, я все время в голове проигрываю эту музыку. Пытаюсь вспомнить каждый пальчик, каждую ноту, каждый поворот руки. Дальше действует процесс медитации. Я сажусь в комнате в полной тишине и представляю себе момент, когда поднимаюсь на сцену, совершаю поклон и играю. За три дня до концерта я обязательно прохожу своеобразный марафон: трижды от начала и до конца проигрываю программу, которую мне предстоит сыграть. От и до. Затем все в медленном темпе. И так три раза: утром, днем и вечером.

И когда я выхожу на сцену, понимаю, что моя совесть перед композитором чиста: я сделал все, что мог. И играю абсолютно спокойно. Да, у меня бывают потери, неудачи, но я понимаю, что винить мне себя не в чем.

Список Варандо

— В моей жизни было множество различных конкурсов, фестивалей, концертов, но, будь моя воля, я бы вообще не выходил на сцену. Я считаю это бесполезным занятием и планирую выходить только в записи. И если получится, я бы хотел полностью уйти от концертной игры. Кстати, выдающийся пианист Гленн Гульд в свое время сделал нечто подобное, он и подтолкнул меня к этому решению.

Главная причина вот в чем. Представим, что я заключил крупный контракт, согласно которому буду играть в очень престижных залах. Очевидно, что я буду вынужден играть одно и то же. Проблема современных пианистов в этом и кроется: они на протяжении года отрабатывают одну программу, у них ничтожно маленький репертуар. Выучить новые произведения пианисты не в состоянии, потому что у них нет времени. Я, например, очень люблю «Карнавал» Шумана, но исполнять его 30 раз за год — сомнительное удовольствие.

У пианистов старой школы репертуар был огромный. Они были гораздо более свободны. Не могу представить, чтобы великий Рахманинов давал три концерта в день на протяжении нескольких месяцев. Сейчас и требования к пианистам выросли. Технический уровень нынешних музыкантов очень высок.

В целом, если очень хорошо заниматься, можно через две недели вынести на сцену концерт любой сложности. Даже если ты никогда раньше не слышал эту музыку. Но эти две недели нужно найти. А нынешние пианисты не успевают.

Я не хочу играть одно и то же. У меня есть список музыкальных произведений, которые я хочу исполнить. Я посчитал: если я в год буду выпускать восемь часов музыки, мне нужно 17 лет, чтобы освоить этот репертуар. И тогда можно достойно встретить старость в своем родовом селении Большие Варанды.

Планы такие: в течение ближайших 8−9 лет я каждый год выпускаю аудио и видеоматериал. Сольная игра на рояле и немного камерной музыки — от Баха до Прокофьева. Затем еще на протяжении 7−8 лет планирую записывать концерты для фортепиано с оркестром — Бетховена, Шопена, Брамса, Рахманинова — и современную музыку, написанную после 1950 года.

Фаталист

— Практически все в моей жизни в последнее время складывается не так, как я хочу. Взять хотя бы эту паузу из-за пандемии. Неудач было достаточно. Но я не жалуюсь абсолютно, я убежденный фаталист.

Я родился в Грозном в 98-м, не в самое простое время. А мог бы родиться в Советском Союзе или в царской России. Будучи чеченским ребенком, я в раннем возрасте пошел на тхэквондо, кикбоксинг. Мог там и остаться, но я отказался. Далее я отучился год в Чеченской Республике. Всего лишь год, но после этого смог уехать в Москву. Если бы мы остались в Волгограде, никто не помог бы мне оказаться в Центральной музыкальной школе.

И вот таких совпадений в жизни огромное количество. Сколько раз я был на грани того, чтобы бросить музыку, просто не перечислить.

Я считаю, что здесь, в Чечне, очень много людей, которым нравится классическая музыка. Просто они ее не слышат нигде. Думаю, когда мой материал выйдет, эта ситуация изменится.

Я сейчас не планирую семью и детей. Я вообще не вижу себя семейным человеком. Очень люблю детей, но я вижу, как тяжело родителям. Скажу больше: если бы я знал, что осуществлю свой волшебный список, я был бы готов отдать и семью, и детей, и дома, и машины и жить в подвале. Мне просто всего этого не хочется, настолько мне нравится мое дело.

Может, что-то поменяется, но сейчас я так сильно люблю искусство и с такой же силой меня отталкивает любая рутина. Я принадлежу сам себе. У меня есть родители, маленькая сестренка — мне и так будет о ком позаботиться.

Ну и дело в том, что моя мать, бабушка, тети, дяди, братья и сестры — они останутся моими близкими, что бы ни произошло. А как я могу нести ответственность, доверяясь чувству, которое может в любой момент исчезнуть? Нет, это не для меня. Я уже всех предупредил, что на меня в этом смысле рассчитывать не надо.