В лексиконе любого адыга (кабардинца, черкеса или адыгейца) одним из самых частотных слов является «хабзэ», которое часто переводят как «этикет». Но понятие «хабзэ» чрезвычайно многозначно: и регламентация повседневной жизни, и нормы взаимоотношений внутри семьи и аула, и правила поведения за столом / в бою / со старшими, и порядок проведения многочисленных ритуалов и обрядов — от свадьбы до похорон, и юридический кодекс устного права. В общем, это особая философия, определяющая любого адыга в его взаимодействии с миром, обществом, природой и самим собой.
Проще всего было бы определить хабзэ как неписанный свод правил, и если с неписанным все понятно (письменность у адыгов появилась только после Октябрьской революции), то со сводом все сложнее. Потому что хабзэ — это не совсем набор неких правил, это скорее отношение, которое проявляется как внешне (этикетная часть), так и внутренне (мировоззренческая часть).
И все-таки, чтобы понять, что же такое хабзэ, лучше всего определить несколько важных точек, в которых это явление реализуется наиболее ярко и зримо.
«Одобренные богом»
Даже тот, кто никогда не был на Кавказе, наверняка знает как минимум одну вещь: здесь уважают старших. Это действительно так, и очень строго зафиксировано в хабзэ: ребенка с самых ранних лет приучают к мысли о том, что слово старшего не обсуждается. Род, в котором не осталось старших (особенно мужчин), считается обделенным. Кроме того, свои старейшины, авторитеты есть и в каждом селе. Городская культура многое меняет в хабзэ, но этот принцип пока еще держится.
Уважение к старшему демонстрируется во всем, всегда и повсеместно — ему достается самое почетное место за столом и лучшая часть любого блюда, при входе старшего в помещение нужно встать, его нельзя перебивать или спорить с ним, с ним первым нужно поздороваться, пожав руку. Таких правил много, и они действительно впитываются с молоком матери и действуют по сей день. Например, если три человека идут по дороге, то старший стоит в центре, следующий по возрасту — слева от него (со стороны сердца), а самый младший — справа.
Обращаются к старшему часто не по имени, а особым обращением, одно из частых — «тхамада» (дословно: «одобренный богом»), кабардинцы так же называют свекра, старшего мужчину в семье или того, кто возглавляет застолье. Поэтому неудивительно, что в русский язык это слово вошло в варианте «тамада» — распорядитель праздника.
Уважение к старшим проявляется и в том, чтобы приходить к нему за советом, уведомлять раньше всех о важных событиях (например, о намерении жениться), согласовывать порядок проведения любых обрядов (свадебных, похоронных, связанных с рождением ребенка и так далее).
Фигуры умолчания
Говоря об отношении к старшим, невольно задаешься вопросом: а что же там с младшими? Насколько же они должны быть бесправны при таком пиетете к старшему поколению? Парадокс в том, что это не так. Хабзэ регулирует отношения и между супругами, и между родителями и детьми, и между разными поколениями большой патриархальной семьи или с родней различной степени родства.
Важным принципом во внутрисемейных отношениях является обычай избегания — запрет на публичную демонстрацию чувств между мужем и женой, родителями и детьми. Например, адыги никогда не ругали и не хвалили детей на людях, только наедине. Иногда это выглядит как суровость, но зато бабушки и дедушки могут вволю баловать внуков. Поэтому дети часто вырастают именно под их влиянием и заботой.
Обычай избегания в еще большей степени распространяется на отношения между мужем и женой. До сих пор среди кабардинцев и черкесов не принято называть супруга по имени, но в этом нет пренебрежения, как может показаться. Вместо имени используют эвфемизмы: «ваш сын», «твой отец», «твой брат». Урбанизация дает о себе знать — многие модели поведения утрачиваются, в отношениях и демонстрации этих отношений появляется больше свободы, но некоторые привычки сохраняются.
Что касается отношения к женщине, то вокруг этой темы слишком много стереотипов. Но несомненно одно: женщина всегда пользовалась большим уважением. В прошлом у нее практически не было экономических и политических прав, но она была защищена своей семьей. К тому же патриархальная семья в какой-то степени и матриархат, где старшая женщина берет на себя огромную долю ответственности — от разработки ежедневного меню до принципов воспитания детей.
Священный алтарь
Человеку, не воспитанному в духе хабзэ, легче всего понять, что это такое, оказавшись гостем в адыгском доме. Обычай гостеприимства — один из столпов мировоззренческой системы народа. Еще в начале XIX века просветитель Султан Хан-Гирей писал о «священном алтаре гостеприимства»: «Луч этой святыни издревле сияет и в недрах Черкесии: искони этот народ славится гостеприимством и почитает его за величайшую добродетель».
В прежние времена в адыгской усадьбе обязательно стоял отдельный гостевой дом — хачеш, в котором гость мог жить столько, сколько хочет. И сегодня в квартирах предусмотрена если не комната, то хотя бы спальное место на случай приезда гостей издалека.
Принимающий хозяин (по-адыгски бысым), если в нем есть хабзе, должен уметь развлечь гостя, уделить ему максимум внимания, но при этом оставить ему личное пространство, не переборщив с опекой. В первые три дня пребывания гостя у него нельзя было спрашивать о планах, цели или длительности визита, чтобы он не подумал, что хозяин торопит его или выказывает нетерпение (эта привычка, кстати, сохраняется у адыгов и сегодня). У писателя и журналиста Адыль-Гирея Кешева есть рассказ «Чучело», завязка которого состоит в том, что в дом князя как-то вечером приходит группа молодых воинов, один из которых ранен. Для них накрыт богатый стол, весь вечер их развлекает молодежь села, дочь хозяина заботится о раненом. А наутро гости уезжают, так и не назвав своих имен.
Особо ценились гости издалека — говоря в их честь тост, хозяин подчеркивал, сколько рек пришедшему пришлось пересечь (чем больше, тем лучше), и желал гостю столько счастья, сколько шагов он сделал на пути к дому, где его сейчас принимают.
Пожалуй, из всех принципов хабзэ обычай гостеприимства (наряду с застольем и почитанием старших) в современном черкесском обществе соблюдается наиболее строго. Прием гостя — это важная часть народной дипломатии, так было в прошлом, так продолжается и теперь.
Монарх стола
Застольный этикет — прямое следствие обычая гостеприимства. Не важно, как надолго в доме гость — на два часа или две недели, его нужно в первую очередь накормить. Но адыгское застолье не просто прием пищи, это важная часть социальной жизни человека, умение вести себя за столом — показатель воспитания и наличия или отсутствия хабзэ. Черкесы говорят, что время, проведенное за столом, не идет в счет времени, отмеренного каждому из нас всевышним. Поэтому застолья у адыгов долгие и довольно строгие.
Здесь есть свой царь и бог — тамада, старший за столом. В отличие от некоторых других народов Кавказа, эта должность у адыгов не выборная — во главе стола садится либо самый старший мужчина принимающего дома, либо старший в роду. Затем все рассаживаются по старшинству. Кто-то из самых младших вовсе не садится за стол, а остается обслуживать сидящих и выполняет поручения старшего, он называется шхагарыт.
Власть тамады адыгского застолья абсолютна: нельзя встать без его разрешения, есть во время его речи (как и во время любого тоста), самому брать слово
Культ чистоты
Как уже было сказано, хабзэ — это отношение не только к другим, но и к себе. А первым признаком уважения к себе является внешний вид.
Одежда не была для адыгов культом, главный принцип — опрятность. Черкеска могла быть не новой, не богатой, но обязательно чистой и сидеть по фигуре. У женщин очень ценилось творческое переосмысление некоторых обязательных элементов платья. Например, сохранился нагрудник, который представляет собой не привычную металлическую застежку, а вышитый бусинками и золотой нитью элемент.
Гипертрофированное требование чистоплотности распространялось и на жилище. Даже Лермонтов писал об этом в очерке «Кавказец»: «…кабардинцы просто молодцы; ну есть и между шапсугами народ изрядный, только все с кабардинцами им не равняться, ни одеться так не сумеют, ни верхом проехать… хотя и чисто живут, очень чисто!»