Ботлих. Двадцать лет спустя

В начале августа 1999 года банды боевиков вторглись в Дагестан со стороны Чечни. Своей целью они назвали установление исламского государства. Первыми с международными бандами террористов столкнулись жители Цумадинского и Ботлихского районов. Не дожидаясь введения федеральных войск, местные жители при поддержке милиции организовали народное ополчение. Цумадинско-ботлихская кампания продлилась до 15 сентября. 7 августа — день, когда боевики Шамиля Басаева и Хаттаба вошли на территорию Ботлихского района, — считается официальной датой начала Второй Чеченской войны.

***

Утром 7 августа 1999 года мать разбудила Муртуза словами: «Сын, вставай, война!» Она велела ему выйти и быть со всеми.

Все ботлихцы собрались на площади перед бывшим зданием колхозного управления. Людям сообщили, что банды под командованием Шамиля Басаева и Хаттаба вошли в Дагестан и захватили села Ансалта и Рахата. На сходе решили создать свои отряды и выставить патрули. Муртуза Гасангаджиева, экономиста, сотрудника банка, выбрали заместителем начальника штаба ополченцев.

В штаб бандитов отправили переговорщиков — выяснить, что случилось, и попытаться договориться о мире. Басаев и Хаттаб заявили, что пришли в Дагестан «устанавливать ислам» и предложили им в этом помочь. Местный имам ответил, что «на дагестанских землях ислама больше, чем у них».

Муртуз уверен, что результаты вторжения в Дагестан могли быть куда более плачевными для всей России, если бы не местные жители, давшие отпор бандформированиям ещё до прихода федеральных войск.

В те дни в склад для боеприпасов превратилась даже водяная мельница по дороге из Ботлиха в село Миарсо. Ханика Дибирова, ее хозяйка, вспоминает, как во дворе стояли два БТР, а в их старом доме больше месяца жили местные милиционеры и ополченцы.

Река Ансалтинка вращает каменные жернова мельницы уже больше ста лет. Сегодня здесь по-прежнему по старой технологии готовят урбеч — пасту из семян, орехов или косточек. Старый дом же разрушен, строится новый, а о событиях прошлого напоминает разве что «Военный вестник», пожелтевший не от времени, а от пыли абрикосовых косточек.

— Веры не было вначале, но потом она появилась, — говорит Патимат Рамазанова.

Она помогала организовать питание для ополченцев Ботлиха и прибывающих к ним на помощь добровольцев из других районов. Кухню устроили в детском саду. Женщины отправлялись и на боевые позиции — покормить горячей пищей солдат.

— Я никогда не забуду, как эти ребята пили воду! Однажды мы попали в эпицентр спецоперации. «Вы куда, девочки?!» — бежали нам навстречу с криками солдаты, пытаясь остановить нас. Началась стрельба. И мы повернули обратно, но успели оставить еду.

В селе Анди все женщины отказались эвакуироваться. Они рыли окопы, с вечера до утра пекли хлеб, мешками замешивая муку. Огонь в печах не угасал и на полчаса. Помогали дети.

Жители несли из дома все, чем были богаты: резали скот, кормили ополченцев и солдат, собирали для них теплую одежду: августовскими ночами в горах были заморозки.

Перевал Харами — то место на границе Дагестана с Чечней, откуда банды вторглись в Ботлихский район. Этой же дорогой им отправляли подкрепление. Сейчас здесь стоят посты полиции, издалека похожие на блокпосты, а на дорогах — строительная, а не боевая техника.

Освобождение перевала стало важным событием. Но один из самых кровавых боев развернулся за высоту Ослиное ухо близ села Годобери.

Понимая стратегическую важность Годобери, бандиты неоднократно пытались захватить село. Большинство мужчин находились тогда на заработках за пределами Дагестана. Узнав из новостей о вторжении, они вернулись в родной аул. При поддержке других ополченцев и милиции годоберинцы удерживали село до прибытия федеральных сил.

— Война плакатная отличается от реальных событий. Она меняет мировоззрение человека. Я готовился воевать долго и был готов умереть за свою родину, но всё закончилось в три недели, — вспоминает Омар Алиев. — Пыль от машин, беженцы на КАМАЗах, бедные женщины, даже на тракторах с прицепами, в кузовах самосвалов, напоминали мне военные хроники 1941 года и бегство мирных жителей с оккупированных немцами земель. Теперь я понимаю ветеранов Великой Отечественной войны, которые не любили рассказывать про то, как они воевали. Война — это грязное дело. Я тоже не люблю вспоминать.

Бурочная фабрика в селе Рахата, где располагался штаб боевиков, была до основания разрушена и заново восстановлена. Единственное предприятие по производству бурок продолжает работать. Спрос есть, хотя и не велик. Сейчас это скорее экзотический подарок, чем одежда. Технология изготовления бурок не меняется со временем, все делается по старинке — вручную. Хорошая бурка должна стоять на полу ровно, не прогибаясь, — как ее хозяин перед врагом.