Когда кажется,
что жизнь закончилась

— Горевать при утрате нормально, горе — это расплата за любовь. В такой ситуации мы не заставим человека улыбаться. Это и не наша задача. Мы помогаем людям горевать правильно.

Петр Рубенович Кинасов, начальник Северо-Кавказского филиала Центра экстренной психологической помощи МЧС России, вспоминает свой первый выезд. В мае 2012 года в Махачкале смертница атаковала пост ГИБДД, а когда на место взрыва приехали полицейские, второй террорист протаранил их автомобиль. Погибли двенадцать человек, пострадали более пятидесяти.

— Группа из одиннадцати психологов работала тогда в больницах. Мы общались с родственниками погибших, присутствовали на опознании тел. Мои личные ощущения? Тогда было не до них…

Психологи МЧС работают с людьми в зонах чрезвычайной ситуации, сопровождают пострадавших при эвакуации, дежурят с ними в лечебных учреждениях. Помогают и дистанционно — по телефонам «горячей линии». Они рядом, когда человек понимает: у него больше нет и не будет прежней жизни, но не знает, как быть дальше.

Как пережить апокалипсис

— Всего в России восемь филиалов Центра экстренной психологической помощи. На Северном Кавказе работают 45 психологов МЧС. В нашем филиале в Пятигорске 15 сотрудников. Еще психологи есть в местных пожарных отрядах, спасательных подразделениях. Если посчитать, по всей стране их будет более восьмисот, — говорит Кинасов.

— Ваши сотрудники выезжают на все происшествия, где погибли люди?

— У психологов МЧС есть разные уровни реагирования. Территориальные подразделения выезжают, например, на ДТП, где один-два пострадавших, а наш филиал — когда от десяти погибших и ста пострадавших. Это очень тяжелые чрезвычайные ситуации. Хотя, конечно, мы можем появиться и на ЧС, где один пострадавший. Ребенок. Решения принимаются по ситуации. Градация существует, поэтому и «затачиваются» специалисты по-разному.

А если происходит апокалипсис… Как авиакатастрофа Boeing 737 в Ростове-на-Дону… Мы не имеем права оголять участки и собирать всех в одной точке. Для помощи привлекаем психологов из других министерств и ведомств, наши специалисты их обучают и готовят.

— Психологи помогают и спасателям?

— Да, чтобы спасатель был готов к тому, что его ждет на выезде, и чтобы его эмоциональное состояние как можно меньше сказывалось на работе. Когда спасатель приходит в МЧС, первый, кого он встречает, — это психолог.

Современный спасатель — универсальный солдат, человек неординарный, обладающий высоким IQ и несколькими смежными специальностями. Потерять его только из-за психологического выгорания и профессиональных деформаций мы не имеем права.

— А как с выгоранием справляетесь вы сами?

— Иногда перед возвращением домой после тяжелого выезда надо зайти в филиал, чтобы выговориться… Побывав на месте авиакатастрофы, боишься заходить в самолет. Побывав на месте аварии — а в нашем регионе любят быструю езду, случаются страшные ДТП, начинаешь бояться за себя и за близких. Поэтому мы работаем друг с другом как психологи, это помогает держать себя в руках.

Хотя некоторые у нас через полгода понимают, что такая работа не для них, и уходят.

«Ты горец, тебе плакать нельзя»

— Работа психологов на Северном Кавказе как-то отличается от работы в средней полосе России?

— Да, и во многом. Опыт показывает: нам надо знать и учитывать культурную и национальную специфику Кавказа, ведь у разных народов свои особенности горевания. На Кавказе в больницу к пострадавшему родственнику приезжают сразу десятки человек. Образуется толпа, и важно не допустить массовых заразных реакций — паники, агрессии. И вот тут психолог, не понимающий особенностей менталитета, принесет больше вреда, чем пользы.

Другой пример — когда хоронят погибших. Обычно собирается много людей, часто есть плакальщицы, которые кричат громче всех. Услышав их, другие женщины начинают рыдать. Плач в этой ситуации — нормальная реакция.

На мусульманских похоронах женщины не допускаются на кладбище, и если мы отправим сопровождать похоронную процессию женщину-психолога, то сильно всех оскорбим.

Мы изучали, с каким психологом людям комфортнее: одной с ними национальности, который владеет их родным языком, или с тем, кто приехал извне. Оказалось, как ни парадоксально, с человеком со стороны люди в горе охотнее идут на контакт.

— Почему?

— Постороннему открыться проще, нет страха осуждения: «А что соседи скажут?» Своего рода эффект попутчика. Признаться, нас удивило, что знание языка — не определяющий фактор.

Вообще, психология на Северном Кавказе — это отдельная тема. Здесь не принято обращаться за помощью к психологу, не принято показывать эмоции. Мужчинам с детства говорят: «Ты горец, тебе плакать нельзя». А ведь плач — самая естественная реакция на горе… Из-за привычки всегда держать себя в руках накапливается стресс. Подавленные эмоции могут подорвать здоровье. Но есть и другая сторона: человеку проще пережить горе в своем социальном кругу. Раз в нем мужчины не должны плакать, значит, приходится соблюдать нормы.

—  Вы отстраняетесь от чужих страданий?

— Во время наводнения в Крымске (2012 год, 171 погибший. — Ред.) наша группа оказывала помощь родственникам погибших на опознаниях в морге. Приходили люди, искали своих родственников, среди которых было много детей. Как должностное лицо, я должен вам сказать, что психологи МЧС всегда над ситуацией. Но как можно отстраниться, когда мать пришла искать своего ребенка? К этому нельзя привыкнуть.

Тем не менее я не могу сказать, что погибшие являются мне во сне.

Врач, помощник, адвокат

Екатерина Михалева работает в Центре экстренной психологической помощи начальником отдела экстренного реагирования. На стенах ее кабинета — фотографии из командировок в горном Дагестане, с мест ДТП, из палаточного лагеря для беженцев с Украины.

— Я не понимаю желание «геройствовать», — хрупкая девушка с длинными тонкими пальцами крутит в руках брошюру по допсихологической помощи. — Ради героического поступка психолог идет на выгорание, находится на грани срыва. Как и врач, он может навредить. Поэтому, если он чувствует, что не готов иметь дело с определенной ситуацией, то не должен подходить к пострадавшим. Психолог МЧС максимально приближен к травме, к переломному моменту в жизни человека. Другие специалисты работают с людьми спустя время, а мы — сразу помогаем справиться с горем.

— Как помочь тем, чьи родственники погибли? Это вообще возможно?

— В первые часы после того, как человек узнал о смерти близкого, важно быть рядом. Порой нам приходится сообщать людям о гибели их родных… Самое главное — быть с ними и дать почувствовать, что они не одни в этом горе. И вместе с ними найти новый смысл жизни, показать им то, ради чего стоит все преодолеть.

В первую очередь, надо самому понимать, что любое поведение — это нормальная реакция на ненормальную ситуацию. Мы адвокаты для своих пострадавших, даже если их агрессия направлена на нас.

При горе начальная стадия — это шок. Потом отрицание. Алгоритм может меняться. Иногда мы сразу сталкиваемся с агрессией, плачем, истерикой. Мужчинам свойственна агрессия, женщинам — истерика. Надо дать понять, что самое страшное уже произошло. Смерть уже пришла. Обязательно объяснить, что происходит и что делать дальше. Мы говорим: «Я даже не представляю, как ты с этим справляешься», «Я понимаю, насколько тебе тяжело», «Я рядом».

Вместе мы решаем организационные вопросы. Практически водим за руку. Ведь человек растерян, он в измененном состоянии и не понимает, что нужно делать, например, как получить тело, если погиб кто-то из близких, куда идти на опознание.

На Кавказе рядом оказывается много родственников. Но не всегда они в силах помочь. Им мешает растерянность и страх.

В беде человек смотрит на мир одним глазом, который видит только боль. Это нормально, но если он осмелится открыть второй глаз, то увидит, ради чего стоит жить дальше.

Был случай, у пожилой пары погиб единственный сын. Они знали, что он мечтал путешествовать, собирался побывать в Австралии и Мексике. Они решили совершить эти два путешествия за сына, и это стало для них новым смыслом жизни.

— Зачем вы — красивая хрупкая девушка — выбрали такую работу?

— Наверное, потому что я люблю людей…

«Подходить и действовать»

— "Ковырять" чужие душевные раны — это психотерапия, длительная помощь, — говорит Юлия Блащицына.

Клинический психолог, чтобы попасть в МЧС, она переехала из Волгограда в Пятигорск. Три года работает в отделе психологической подготовки спасателей.

— Мы не занимаемся длительной помощью, поддерживаем достаточно короткий период — сразу после ЧС. Потом пострадавший сам решает, обращаться ему к психологам или нет.

— В кино часто показывают, как людей на месте ЧС укутывают в одеяла… Так можно делать?

— Вообще, так делать не рекомендуется. Особенно если у человека нервная дрожь от перенапряжения. Другое дело, если он замерз.

— Как поступить, если человек кричит, кидается с кулаками или уходит в истерику?

— Прежде всего, важно оценить, готовы ли вы сами оказать помощь. Если да — подходить и действовать.