
Фото: личный архив Хадиса Музакаева
С чего для вас начался танец?
— Он был со мной с самого детства. Отец — солист ансамбля, народный артист РФ, мама, бабушка, дедушка, тетя — солисты, известные артисты. Настоящая династия. У нас дома всегда собирались хореографы, театралы, певцы. В ансамбле «Вайнах» прошло мое детство. Я оказывался в мире танца, даже если просто заходил за родителями после школы. В такой среде сложно было выбрать что-то другое. Танец стал моей жизнью естественным образом.
Бабушка рассказывает, что я родился во время затмения, и она загадала, чтобы я стал лучшим танцором. Я иногда подшучиваю: «Почему ты не загадала, чтобы я стал финансово успешным?»
Ваши первые наставники — это родители?
— На самом деле я даже не помню, чтобы танцевал при отце в детстве. Испытывал дискомфорт и стеснение. Да и отец постоянно был в разъездах. Конечно, если замечал что-то, мог сказать «держи корпус», «не смотри вниз», но без долгих разборов.
Когда вы поняли, что хотите сделать танец своей профессией?
— В 90-е мы переехали из Грозного в Ингушетию — отца пригласили работать с местным ансамблем. Я после школы заходил на репетиции, играл с музыкантами на доули. Позже, во время войны, хореограф Рамзан Ахмадов собрал группу детей в ансамбль «Даймохк» и вывез в Нальчик. Я примкнул к ребятам. Тогда я понял, что танец — не просто увлечение.
Когда ансамбль поехал в Турцию, отец запретил мне ехать. Он хотел, чтобы я сосредоточился на школе. Но я проплакал три дня, тогда он отпустил. Подростком я попал в государственный ансамбль «Вайнах».
А как вы попали в балет Моисеева?
— Я работал в «Вайнахе», и у нас было много совместных гастролей с государственным ансамблем народного танца имени Игоря Моисеева. Когда в Грозном проходил первый фестиваль имени Эсамбаева, приехали и они. Когда я пришел на мастер-класс ансамбля, его директор Елена Щербакова сказала, что им нужен артист, играющий на музыкальном инструменте, способный перестроиться под их репертуар. И дисциплинированный. «У тебя такой отец — с дисциплиной должно быть все в порядке». Я понимал, что шанс упускать нельзя, — пришел и станцевал, Елена Александровна пригласила меня. Впереди было много работы, специфика здесь совсем другая.
Было трудно оставлять родной ансамбль. В «Вайнахе» я уже был солистом, а здесь пришлось начинать все заново. Но, думаю, любой артист понимает, чего стоит это приглашение.

Фото: личный архив Хадиса Музакаева
Тяжело было влиться в новый коллектив?
— Да, я долго чувствовал себя чужим. Казалось, что все смотрят, оценивают. Программа сложная. Но педагоги и артисты поддерживали меня. Вот уже 11 лет в ансамбле. Дольше, чем я работал в чеченском коллективе. Скоро на пенсию, хотя по контракту могу работать еще три года. Но отец всегда говорил: «Уходить нужно на пике, чтобы запомнили». Надеюсь, у меня хватит сил и достоинства сделать это правильно.
Скучаете по кавказскому танцу?
— Конечно. С тех пор как пришел в ансамбль Моисеева, практики почти не было. Однажды на свадьбе брата вышел танцевать и понял, насколько тело отвыкло от этой свободы. Академическая школа дает технику, точность, но отбирает спонтанность.
Хотели бы, чтобы дети продолжили ваше дело?
— У нас не принято говорить о детях, но, признаться, не хотел бы. С другой стороны, у нас целая хореографическая династия. Пусть дети сами решат. Я отдал старшего в спорт, чтобы была база. Если захочет — направлю, помогу.
Сейчас открывается много кавказских танцевальных студий. Как вы оцениваете этот процесс?
— В сфере детской хореографии часто можно встретить тех, кто называет себя хореографами, не пройдя серьезной школы и педагогического пути. Открывают студии, снимают видео, выкладывают в сеть и сразу становятся художественными руководителями. При этом не всегда осознают всю ответственность работы с детьми. Взрослую, сложную хореографию дают детям, пока те физически и психологически к ней не готовы.
Надо учиться, осваивать основы педагогики, анатомии, сценической выразительности. Важно сначала заложить базу, научить детей чувствовать тело, держать линию, понимать сцену. К счастью, есть и те, кто это осознает.
Ваш отец был артистом, хореографом, министром культуры Чечни. Как его путь повлиял на вас?
— Этот опыт оставил огромный след. Я был рядом, когда он создавал постановки, организовывал фестивали, решал сложные вопросы на уровне министерства. Сегодня у меня часто просят совета и помощи, и я стараюсь делиться тем, что знаю. Потому что понимаю, как важно не просто сохранить, а развивать, передавать дальше.
Значит ли это, что в будущем вы видите себя вне сцены?
— Да, я все больше чувствую, что должен оставить что-то после себя. Мысли о школе, о собственном проекте у меня есть давно. Сцена пока дает мне энергию, но я знаю: когда придет время, я уйду с благодарностью. И если получится передать все, что во мне накопилось, если хоть кто-то вырастет сильнее, значит, это того стоило.