Об отце-десантнике, Севастополе, учебе в мореходке и ЧП в Атлантике

─ Слышал, недавно из отпуска вернулись, Олег Евгеньевич?

─ Краткосрочного. На недельку удалось вырваться.

─ А где отдыхают люди, которые живут на курорте?

─ Мы ведь не только живем здесь, но и работаем. Поэтому отдыхать все же предпочтительнее в других местах. Я обычно езжу в любимый город Севастополь.

─ Вас можно называть севастопольцем?

─ Ощущаю себя гражданином России. Говорю не для пафоса, а по факту. Родился в 1949 году в городе Остров Псковской области, где в 104-й гвардейской воздушно-десантной дивизии мой отец командовал батальоном. Прожили мы там одиннадцать лет, пока дивизию не перебросили в Закавказье на укрепление южных рубежей страны. Сначала была Грузия, город Кутаиси, затем ─ Азербайджан. В Кировабаде (сейчас это Гянджа) я проучился до десятого класса, школу оканчивал в Рязани. Поскольку с детства формировался в военной среде, мечтал стать десантником, пойти по отцовским стопам. Молодежь тогда воспитывали в патриотическом духе, с младых ногтей прививая любовь к Родине. Мужчины же в основном принадлежали армии, четко ассоциировались с ней. Большинство из тех, кого я встречал на городских улицах, воевали на фронтах Великой Отечественной, многие, даже демобилизованные, продолжали носить форму. Правда, со споротыми погонами.

Словом, у меня не было сомнений, где продолжать учебу после школы. Но отец категорически запретил поступать в Рязанское десантное училище, где служил комбатом. Сказал как отрезал: «В семье одного десантника достаточно!» Почему он так решил? До сих пор не знаю. Видимо, были резоны. Служба-то, действительно, тяжелая. Как-то спустя десятилетия я в шутку обронил фразу: «Ты мне карьеру сломал, папа!» А он ответил: «Я спас тебе жизнь! Наверняка в восьмидесятые полез бы в Афганистан и погиб там. С твоим-то характером!» Тогда я впервые задумался, что батя, пожалуй, прав, я бы не усидел, попросился на передовую…

Отец ─ фигура знаковая для ВДВ. Будущие командующие войсками Павел Грачев, Евгений Подколзин, Георгий Шпак в свое время были его подчиненными. И генерал Александр Лебедь тоже. Папа многих учил! И сам был любимым офицером легендарного Василия Филипповича Маргелова.

Я понимал, что спорить с отцом бесполезно, и решил податься на флот. Начитался Валентина Пикуля. Если уж не в ВДВ служить, так в подводниках. Хотел ехать в Ленинградское военно-морское училище, но Володя Шкурупий, сын сослуживца отца по Кировабаду, убедил меня отправиться в Севастополь, где сам учился. Мол, легендарный город, гордость русских моряков. А мне семнадцать лет, Володя ─ непререкаемый авторитет. Конечно, романтика взыграла. Сами понимаете…

Подкупило и то, что вуз инженерный. Помню хрущевское сокращение армии начала 60-х, когда миллион двести тысяч человек оказались за бортом привычной жизни. Заслуженные фронтовики, офицеры, кавалеры многих орденов работали грузчиками и дворниками… Многие ведь только и умели, что воевать. А диплом инженера гарантировал, что и на «гражданке» не пропадешь.

Но для начала надо было поступить в Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище. Я подал документы на факультет, где готовили специалистов для атомного подводного флота. Если честно, продолжал переживать, что отец не пустил в ВДВ, и ехал в Севастополь без всякой уверенности, что пройду конкурс, толком к экзаменам не готовился. Планировал поступать в рязанское десантное на следующий год, когда набор будет проводить другой комбат.

Город меня поразил! Чистый, красивый, из белого инкерманского камня. И, конечно, Черное море… Я обошел весь центр ─ проспект Нахимова, Большую Морскую, площадь Ушакова… Сел у Графской пристани на катер и через пятнадцать минут оказался в бухте Голландия, где располагалось училище. На следующий день предстоял экзамен по математике. А я даже учебник не раскрывал — такое настроение было. Писал работу, особо не напрягаясь, задания по геометрии и тригонометрии решил за десять минут, а за алгебраические примеры не брался. Но, к удивлению, попал в число тех, кого допустили до следующего испытания. Как позже выяснилось, мне удалось решить самый сложный пример, с которым из нашего потока справились только два абитуриента. Поэтому меня и оставили до устного экзамена. На следующий день прошел медкомиссию. Из 150 человек нашего потока сразу отсеяли больше сотни. Тут уж я взялся за подготовку всерьез, поняв, что глупо упускать шанс. На устной математике меня гоняли только по алгебре больше часа, дав на засыпку пример, который, по счастью, я раньше разбирал на школьной олимпиаде. Сходу накатал правильный ответ, и вопрос с моим поступлением в СВВМИУ был решен.

─ Как родители отреагировали?

─ Они приезжали ко мне в Севастополь еще до начала учебы. Мама, узнав, что буду служить на атомной подлодке, схватилась за голову, расплакалась. Но я уже выбор сделал и понимал, что назад дороги нет.

2 октября мы приняли присягу, получили первое увольнительное, и я вместе с такими же салагами… с разбега схлопотал наказание от старшины роты — месяц без берега.

─ За что?

─ Показательная порка! Нам сразу давали понять, что курсантская жизнь ─ не мед.

Увольнение заканчивалось в полночь, но старшина приказал вернуться в расположение части на час раньше. А мы же не из Севастополя, обстановки не знали. Те, кто учился не первый год, объяснили, мол, от Графской пристани идет паром, отвезет всех в лучшем виде и к нужному времени, будете на месте за пятнадцать минут до истечения увольнения. Ну, мы и послушались более опытных товарищей. А на КПП хитромудрых пескарей встречал старшина роты и объявлял приговор — месяц без берега. Наглядно демонстрировал, кого в действительности следовало слушать.

Стоило раз оступиться, а дальше начиналась цепная реакция, когда одно наказание тянуло за собой другое. В первый год пришлось очень трудно. Пока не сдал зимнюю сессию, как и большинство моих товарищей, никаких увольнительных не видел. Чуть проштрафился ─ тут же наряд вне очереди. После отбоя все идут в казарму, а ты ─ на камбуз чистить картошку на две с половиной тысячи ртов. Сидишь до четырех-пяти часов утра и режешь, режешь… Едва доберешься до койки и задремлешь, уже раздается команда «Подъем!» Потом закемарил на лекции, получил двойку и отправился на новый виток взысканий. Жесткая школа выживания!

Отсев был большой, без колебаний отчисляли всех, кто не сдавал экзамены или имел проблемы с дисциплиной. На первый курс набрали 550 человек, а до диплома дошло 350.

Хорошо помню первый отпуск в Рязань в феврале 67-го. Отсутствовал дома полгода, а по ощущению, будто лет пять где-нибудь на зоне отбарабанил. Никакой свободы и личной жизни! Но ─ ничего, как и друзья, выдержал. СВВМИУ считалось одним из лучших высших военных учебных заведений в стране: отличная лабораторная база, действующий исследовательский атомный реактор, сильный преподавательский состав.

─ Морские походы были во время учебы?

─ Обязательно! Ежегодно. Сначала на надводном корабле, тогдашнем флагмане Черноморского флота крейсере «Михаил Кутузов», потом ─ на подлодках. И на дизельных, и на атомных. В 69-м проходил практику на субмарине, которая через год ушла на дно в Бискайском заливе. Часть экипажа погибла, в том числе выпускник нашего училища, мой знакомый…

─ А вы тонули?

─ В море часто случаются нештатные ситуации, иногда аварии, весь вопрос в их тяжести…

После училища я попал в экипаж многоцелевой лодки второго поколения с крылатыми ракетами на борту. В 70-е годы эти корабли проходили обкатку в 11-й дивизии Северного флота. Конечно, мы мечтали служить на атомных лодках. Для этого нас учили, к этому готовили. А уж если кого-то оставляли на берегу, для него это была настоящая трагедия.

В 74-м мы возвращались с боевого дежурства из Средиземного моря, где следили за американским авианосцем «Форрестол». До дома оставалось двенадцать суток ходу, когда рано утром 22 июня в Северной Атлантике в точке 15 градусов западной долготы и 51 градус северной широты произошел серьезный инцидент. Что называется, на грани.

Мы в тот момент огибали Англию… Как нередко бывает, подвел человеческий фактор. Нелепая ошибка матроса, из-за которой сработала аварийная защита реактора. Все могло окончиться плохо. Совсем…

Регламентный ремонт обычно проводят после возвращения на базу, но поход был долгий, тяжелый, поэтому один из офицеров решил не откладывать работы на потом, чтобы быстрее сойти на берег к семье. Перебирали насос турбогенератора одного борта и временно запитались от турбогенератора со второго. Когда все сделали, дежурной матрос по невнимательности нажал не на ту кнопку, вырубив работавший насос. Включилась автоматическая защита реактора, лодка перешла на режим питания от аккумуляторных батарей. Мы двигались на глубине 160−170 метров с дифферентом на корму. Как только скорость упала, субмарина сразу стала заваливаться и уходить вниз. Быстро. Очень быстро!

Я нес «собаку», был на ночной вахте, собирался сдавать ее сменщику. Вдруг ─ дзинь, свет погас, остались лишь аварийные лампочки. Я тут же всё бросил и рванул на центральный пост, а оттуда ─ в кормовой отсек, командиром которого был. Ситуация стрессовая! Смотрю на приборы — лодка за считанные мгновения провалилась на глубину до 240 метров.

─ А предел каков?

─ Триста шестьдесят. Большее давление корпус может не выдержать. В итоге мы туда и слетели, на 360 метров, на максимум возможного. Лодка уже кряхтела от перегрузок. Продули весь балласт, но продолжали падать. Энергетики у нас после отключения реактора не осталось, только гидравлика. Я переложил кормовые рули на всплытие. С центрального поста это сделать не получалось. А внизу отсека темно, только три тусклые лампочки горят. Матрос Александр Казаков кричит: «Рули ─ на всплытие!» Лодка стабилизировалась. Всё замерло. Только прочный корпус потрескивал. Казалось, вечность прошла…

Потом начался подъем. Сперва медленный, потом быстрее, быстрее… И тут же ─ новые напасти: резкое нарастание крена на правый борт, дифферент на нос… Не буду грузить лишними техническими подробностями, суть такова: командир, капитан первого ранга Копейкин, прошедший более 20 боевых служб, опытный моряк, который ходил с нами, потом говорил, что по всем объективным законам лодка должна была погибнуть. Мы чудом спаслись. Чудом!

Выскочили на поверхность, как пробка из бутылки! Сразу пошли выпары, в пятом, шестом и седьмом отсеках резко подпрыгнула температура. Как положено по тревоге, мы задраились изнутри и два часа боролись за живучесть.

Это железное правило! Если не закрыть люк, может погибнуть весь экипаж. Такие случаи бывали. В том числе на Северном флоте. Как-то пожар возник в первом отсеке, личный состав начал эвакуироваться, и через переборочный люк огонь моментально распространился по лодке. Выгорели три отсека, пока старпом не заблокировал центральный пост. Поседел, как лунь, но корабль сберег…

РБЖ — руководство по борьбе за живучесть — написано кровью моряков: надо не бегством спасаться, а бороться. Поэтому закрываешься, никого не впускаешь и не выпускаешь, своими силами борешься с аварией до победного конца.

─ Или не победного…

─ И такое не исключено. А что делать? Военная служба!

Тогда в Северной Атлантике в шестом турбинном отсеке температура поднялась до шестидесяти градусов, у нас ─ до сорока с лишним. Кто-то ломился к нам в седьмой из шестого, но мы никого не пустили. Команды не было. Так и провели два с лишним часа в парилке с капающим с потолка кипятком… Надо было восстановить жизнедеятельность лодки, пополнить запасы воздуха высокого давления и вывести на мощность реактор. Мы не отдраивали люк, пока не «завелись» и корабль не погрузился в глубину.

─ Что потом сделали с матросом, по ошибке нажавшим не на ту кнопку?

─ Что с ним сделаешь? Даже руководству на берегу не докладывали о случившемся. Внутри экипажа разобрали ситуацию, чтобы впредь не повторялась.

Самое удивительное, и противник не заметил нашего экстренного всплытия. Прошляпили! А мы находились в надводном положении более двух часов.

О бочке коньяка, программировании детей,

разведке и предательстве Гордиевского

─ Да, серьезная история, Олег Евгеньевич.

─ Еще бы! До того я три года в море ходил, а тут по-настоящему ощутил: могу не вернуться. Не только я это понял. В нашем экипаже было десять холостяков, и после ЧП у берегов Англии в очередном отпуске все женились. Все до одного!

Мне с супругой очень повезло. Мы с Ириной уже сорок три года вместе…

Она родом из Севастополя. А познакомились мы в Североморске. Ира приехала в гости к родной сестре, которая была замужем за моим товарищем, офицером-подводником. Юра и попросил меня приглядеть за родственницей. Мол, завтра ухожу в море, а девочка молоденькая, 17 лет, как бы кто не обидел. В кино своди, погуляйте по городу. Сначала я отказывался, какой мне, 25-летнему парню, резон возиться с детсадом? Но отказать другу не мог и согласился, взял шефство.

В итоге через семнадцать дней сделал Ире предложение, и спустя два с половиной месяца в отпуске мы сыграли свадьбу.

Мои родители годом ранее переехали в Пятигорск, и я впервые прилетел к ним на Кавказ. Отец уже вышел в отставку, и его двоюродный брат, работавший директором школы в Кисловодске, сагитировал сменить Рязань на что-нибудь более подходящее для военного пенсионера. На курорт, как вы говорите.

Словом, приезжаю, мама заводит знакомый разговор: когда женишься, сын? Скоро, отвечаю, уже заявление в ЗАГС подал. Мама опешила от неожиданности, потом, услышав, что невесте только 17 лет, рассердилась. «Что ты творишь, зачем ребенка в жены берешь? Она представляет, каково ждать подводника на берегу по три месяца?» Отец ничего не сказал, лишь спросил: «Что от меня требуется, Олег?» Я говорю: «Ничего, папа. Быть гостем на свадьбе». Мы сели в машину и по Военно-Грузинской дороге поехали в Кировабад, где отец раньше служил. Прибыли на место, купили бочку отборного азербайджанского коньяка и ─ в обратный путь.

─ И куда вы с этой бочкой?

─ Привезли в Москву. На свадьбу. Экипажу коньяк понравился. Четыре дня гуляли…

С тех пор мы с Ирой и идем по жизни вместе.

─ У вас два сына и дочь?

─ Было два… Старший ушел в 1999-м, в двадцать три года сгорел от рака. Он оканчивал МГУ, хороший, толковый парень рос, к сожалению, поздно обнаружили болезнь, не смогли спасти.

Алексею в этом году исполняется сорок, он юрист по образованию, занимается бизнесом, все у него в порядке, только вот никак не женится. Зато дочка порадовала, Виктория подарила нам двух внуков. Она тоже окончила юрфак МГУ, училась на одни пятерки, пока не работает, занимается воспитанием малышей.

Я убежден, что детей надо рожать по любви, но дату рождения лучше заранее рассчитывать. Когда все происходит по плану, а не по воле случая, и результат совершенно другой. В этом смысле дочка у нас лондонская, мы там ее запрограммировали и зачали, а на свет она появилась уже в Москве.

─ Ваша командировка в Великобританию ведь прервалась досрочно?

─ Да, я три года отработал в посольстве СССР в Лондоне и готовился остаться там еще на год, но пришлось уезжать. Из-за Олега Гордиевского. Был в КГБ такой сотрудник, изменник Родины. Противник завербовал его, когда тот служил в Дании оперативным офицером под прикрытием. Он прибыл в Англию буквально на неделю раньше меня и там продолжал работать против Советского Союза. Его долго не могли вычислить, он лет десять передавал врагу разного рода секретную информацию. В том числе и о бывших коллегах из разведки.

Меня объявили персоной нон-грата 18 апреля 1985 года, и 24 апреля я уже был дома, в Москве.

─ А в какой момент вы, Олег Евгеньевич, из подводного защитника Родины превратились, извините, в надводного?

─ Витиевато выразились, но вопрос ясен. Отвечаю. В 1978 году я поступил в Военно-Дипломатическую академию. Вот и считайте.

─ Колебания были?

─ Честно? Да, сомневался поначалу. Когда предложили, некоторое время раздумывал, идти или нет. Ничего подобного не планировал и в мыслях не держал. Тем более что на флоте всё складывалось удачно, я уже командовал дивизионом, получил звание капитан-лейтенанта. И командир отговаривал: мол, зачем тебе это нужно? Ведь фактически предстояло начать жизнь с нуля, и никто не мог гарантировать, как всё сложится в будущем.

─ Что перевесило?

─ Как обычно, вмешался случай. Меня вызвали на собеседование в штаб флота. Рассказали, чем предстоит заниматься. Я спросил: «Подумать могу?» Ответили: «Конечно, можешь. Выйди за дверь, посиди, пораскинь мозгами. Отсюда должен уехать с готовым решением». Хожу по коридору туда-сюда, размышляю. Вдруг навстречу идет старый знакомый: «Олег, а ты что тут делаешь?» Вот, говорю, так и так. Он, по сути, и убедил: «Что тут думать? Соглашайся! Не понравится, всегда вернешься на флот».

В общем, я ответил «да»…

─ Сколько вас учили в академии?

─ Три года… Потом была командировка в Англию, три с половиной года проработал в Германии — в ГДР, в ФРГ.

─ Ордена Красной Звезды, Почета и «За боевые заслуги» ─ это флотские награды?

─ Нет, получил их позже.

─ У вас ведь и Звезда Героя России есть?

─ Да.

─ За что?

─ За укрепление российской государственности. Так написано в указе президента.

С конца 1993 года я работал в системе военно-технического сотрудничества России с зарубежными странами, во ФГУП «Росвооружение», был первым заместителем гендиректора. В 99-м окончательно уволился со службы, снял погоны, перешел в Центральное конструкторское бюро к Игорю Дмитриевичу Спасскому, легендарному создателю около двухсот советских и российских подлодок.

Затем ─ в системе МЧС. Через год стал директором «Эмеркома», агентства по обеспечению и координации российского участия в международных гуманитарных операциях. Отработал двенадцать лет под руководством Сергея Кужугетовича Шойгу.

─ Как вы познакомились?

─ Меня пригласил советником предыдущий директор «Эмеркома», которого я хорошо знал. Он попросил помочь с организацией работы в Ираке по программе ООН «Нефть в обмен на продовольствие». Потом произошли кадровые смены, и мне предложили возглавить агентство.

Со стороны Сергея Кужугетовича Шойгу я всегда чувствовал уважение и доверие, которое старался оправдывать.

─ Вы вместе перешли в правительство Московской области, потом в министерство обороны…

─ Так получилось. Когда я узнал, что Сергей Кужугетович собирается уходить из МЧС, решил, что и мне пора. Двенадцать лет на одном месте ─ это долго. Было желание сконцентрироваться на бизнесе. В свое время я налаживал совместное с иностранцами производство по выпуску современной противопожарной техники. У нас тогда с этим была настоящая беда, катастрофа. Никто предметно не занимался вопросом. Вот министр и поставил конкретную задачу. Кстати, в этом одна из сильных черт Сергея Кужугетовича: он умеет выбрать главное направление и знает, как правильно нацеливать людей на достижение результата. Если надо, оказывает необходимую помощь, но строго спрашивает, если цель не достигнута.

Поначалу новый фронт работ был для меня тяжелым обременением, дополнительной нагрузкой. Честно говорю, я пытался отказаться. Ну, что за предприятие, какой из меня бизнесмен? Но Сергей Кужугетович не дал отойти в сторонку. Сказал: «Разбирайся, вникай, ищи партнеров». Что делать? Вник. Создали производство на уровне лучших мировых стандартов ─ машины с лафетными стволами и компьютерным управлением из кабины. И локализация, к слову, до 90 процентов российская, реальное импортозамещение, которое мы провели еще до всех санкций.

Поэтому в 2012 году я реально хотел уйти в бизнес, но не получилось. Сергей Кужугетович позвал с собой в Подмосковье. Я стал начальником управления делами губернатора и областного правительства. Была идея создать еще одно производство с американцами, заполнить нишу малых летательных аппаратов. Мы вели переговоры в момент, когда по телевизору показали репортаж из Кремля о том, что Владимир Путин предложил Сергею Шойгу стать министром обороны. Канал «Россия-24» у меня всегда включен в кабинете. Правда, обычно с приглушенным звуком. Посмотрел я сюжет и сказал партнерам, что переговоры об организации производства приостанавливаются, а точнее, прекращаются. Ясно было, что мне придется перебираться на другое рабочее место.

─ В Минобороны Шойгу бросил вас на ЖКХ.

─ Да, назначил гендиректором ОАО "Славянка", дочернего предприятия «Оборонсервиса». Труднее периода у меня в жизни, пожалуй, не было. Жилищно-коммунальное хозяйство в военном ведомстве ─ это, по сути, отдельное государство, живущее по своим законам. Старался навести порядок. В день выхода на службу сразу обозначил четкие критерии будущей работы, и половина заместителей и директоров филиалов сами уволились. Оставшихся замов я поменял в течение следующего месяца. Да, поначалу пришлось тяжело, зато удалось перестроить систему и улучшить результаты деятельности компании.

Ну и заодно приобрел колоссальный опыт…

О Крыме, решении президента, кавказской ментальности

и телефоне под колпаком

─ От вопросов о Звезде Героя за Крым вы аккуратно ушли, но ведь каким-то образом оказались там в феврале 2014-го, Олег Евгеньевич?

─ В отпуск приехал. В самом деле! У нас дом в Севастополе. Ирина и сейчас там живет. А какой смысл ей перебираться в Пятигорск, если я все время мотаюсь по командировкам ─ то в Москву, то по регионам округа? В Севастополе бываю, когда появляется возможность. Вот и 22 февраля 2014-го полетел. Ира уже находилась там.

Когда увидел, что происходит на полуострове, конечно, не мог остаться в стороне. Понимал, что и как нужно делать, ну, и включился по полной программе в подготовку к проведению референдума. Скажу одно: главная задача, которая стояла перед нами, ─ не допустить кровопролития. На территории Крыма находились 23 тысячи украинских военнослужащих с оружием в руках. А российских военных — всего около семи тысяч. Достаточно было искры, чтобы все вспыхнуло. К счастью, этого удалось избежать благодаря общим усилиям и, конечно, усилиям президента Владимира Путина.

─ Полпредом президента в Крымском федеральном округе вы стали в день его основания.

─ Да, 21 марта 2014-го. Не ожидал назначения, не готовился к нему, поскольку не считаю себя карьерным чиновником. До сих пор не могу привыкнуть, я все-таки больше по конкретным делам, практической работе. Но если президент страны доверил участок, надо идти и выполнять возложенные обязанности.

А мой младший внук Мишка родился 16 мая 2014 года — в день, когда я возил делегацию крымских татар к Владимиру Путину. Накануне 70-летия депортации. У меня в жизни много совпадений и переплетений…

За два года и четыре месяца мы решили основные задачи по Крыму и Севастополю, поставленные главой государства. Когда 27 июля 2016-го Владимир Владимирович вызвал меня, я уже знал, что есть план включить полуостров в состав Южного федерального округа, административно переподчинить Крым. Путин предложил мне несколько вариантов продолжения работы. Я ответил, что никогда не выбирал должностей на госслужбе и сейчас не стану. Где Родина прикажет, там и буду трудиться на ее благо.

Мне показалось, президент не ожидал такого ответа. Владимир Владимирович произнес: «Хорошо, подумаю». Едва я успел доехать из Кремля до офиса на Старой площади, раздается звонок из первой приемной: «Возвращайтесь к начальнику». Владимир Путин говорит: «Я подумал. Северный Кавказ. Знаешь почему?» Отвечаю: «Догадываюсь». Президент все же счел необходимым уточнить: «Ты ни под кого там не ляжешь». Подтвердил: «Не лягу». Путин и сказал: «Ну вот. Иди и работай». Я поблагодарил за доверие.

─ А пытались вас здесь подмять под себя?

─ Были подходы. Некоторые местные «товарищи» пробовали, скажем так, построить особые отношения. Сейчас попытки уже прекратили. Поняли, что бесполезно. У меня нет никаких преференций. Единственный критерий ─ укрепление российской государственности на вверенной территории. Я взрослый человек, не вчера на свет появился и прекрасно понимаю: раз дашь слабину, потом жизни не будет. Сядут на шею и не слезут.

Поэтому коллегам и подчиненным говорю: если кто-то сунет нос, куда не положено, перепутает личный карман с государственным, пусть на себя пеняет. Регион здесь специфический, интересный…

─ Года хватило, чтобы разобраться, что к чему и почему?

─ Безусловно, есть понимание. Я ведь рассказывал, что в детстве жил в Закавказье, имею представление о местном менталитете, характере. Конечно, у каждого народа индивидуальные особенности, но межнациональная среда мне ясна.

Этому краю надо уделять больше внимания. И людям, здесь живущим.

С главами республик и губернатором Ставрополья у меня сложились ровные, рабочие отношения. Люди яркие, харизматичные. Все знают о существующих проблемах, пытаются найти разумные решения. Конечно, ключевые болевые точки в регионах ─ дотационность и безработица. Но для перемен в этой сфере нужно развивать экономику региона, иного рецепта нет.

Религиозная тема тоже не утратила актуальности, в первую очередь ─ внутриисламская составляющая, назовем ее так. Межконфессиональных противоречий нет, в этом смысле относительный порядок.

─ А по-человечески с кем из глав вам легче общий язык найти?

─ Да я со всеми говорю по-русски. Доходчиво и понятно. Наверное, с военными мне чуть проще. В силу их конкретики. Есть приказ, его надо выполнять.

Но это, как вы говорите, по-человечески. А в работе подобные нюансы ровным счетом ничего не меняют. Я на государевой службе, понимаете? И приехал сюда не кунаков искать. И не только могилы родителей и младшей сестренки навещать. Дома ни у кого из глав тоже не был. Не считаю, что на данном этапе это нужно. А дальше ─ жизнь покажет.

Из тех, с кем довелось поработать в качестве полпреда, правда, не здесь, не на Кавказе, особые отношения сложились с главой Крыма Сергеем Аксеновым. Он мне как сын. Ни его, ни Владимира Константинова до февраля 2014-го я не знал, мы никогда раньше не встречались. И то, что именно эти люди в решающий момент взяли на себя ответственность, большая удача и для Крыма, и для России. Они — настоящие патриоты нашей Родины.

─ Неужели Кавказу в этом смысле повезло меньше?

─ Я такого не говорил, наоборот, могу еще раз повторить: каждый глава региона на своем месте. Для меня важно, чтобы они руководствовались не только интересами малой Родины, а строили работу на благо России. Это главное. Все должны работать не на себя, а на государство, и по его по правилам.

Это единственный способ его сохранить и укрепить.

─ Вы удобный руководитель?

─ Думаю, не очень. Для многих. Не только здесь, в округе, но и для некоторых федералов.

Не вижу в этом большой трагедии. Критерий удобства не входит для меня в набор обязательных. Я не должен всем нравиться. Есть принципы, которым не изменю ни в коем случае.

Прекрасно понимаю, что сегодня сложно быть главой субъекта в Российской Федерации. Очень трудно! Полномочий не так много, как кажется, а ответственность колоссальная. Поэтому оказываю каждому руководителю региона поддержку. Ведь доверие каждому из них оказал президент России, а избрал народ.

─ С президентом страны часто общаетесь?

─ Регулярно докладываю о ситуации в округе.

─ А почему телефон прямой связи с Путиным у вас под прозрачным колпаком? В буквальном смысле.

─ Специально попросил накрыть, чтобы случайно не поднять эту трубку. Аппаратов правительственной связи на столе стоит много, сами видите. Один раз у меня было такое, перепутал. Потянулся, не глядя, и схватил не ту трубку. Обратно класть уже не будешь, вызов фиксируется автоматически. У меня всегда есть что доложить Владимиру Владимировичу, но беспокоить главу государства без крайней необходимости точно ни к чему…

Я придерживаюсь мнения, что в рамках полномочий надо самостоятельно принимать решения, неправильно перекладывать ответственность на руководителя. И подчиненных этому учу. Надо делегировать полномочия, только тогда система будет работать. Людей необходимо приучать, что им доверяют, но контролируют. Нужно наладить механизм, и тогда будет результат.

У нас на Кавказе…

Кстати, видите, как непроизвольно построил фразу? «У нас на Кавказе…» Когда так говорю в Крыму, там обижаются. Мол, мы теперь для тебя чужие? Отвечаю: конечно, нет, я очень люблю полуостров, но за последний год Кавказ, действительно, стал для меня близким.

Так вот, продолжаю… У этих мест есть определенная специфика. Уникальная природа, щедрая земля, минеральная вода, которой цены нет, шикарные климатические условия, словно созданные для развития сельского хозяйства и животноводства. И живут тут в подавляющем большинстве замечательные люди. Если с ними разговариваешь, они тебя прекрасно слышат и понимают. Некоторое время назад при полпредстве был создан Общественный совет, куда вошли уважаемые представители разных регионов. Пообщались в непринужденной обстановке, обсудили острые вопросы. Не люблю протокольных мероприятий ради галочки. Кого мы обманываем? Недавно проводили совещание, на котором выступал руководитель территориального органа исполнительной власти. Начал с трибуны доклад зачитывать, сыпать цифрами, не привязанными к реальности. Я попросил русским языком объяснить суть дела: чего удалось добиться, какие есть сложности. Формализм никому не нужен. Мы же здесь для живых людей, а не для красивых показателей в отчетах.

─ Любимые места на Кавказе у вас уже появились?

─ Начну называть в одних республиках, обидятся в других. В каждой ─ свои жемчужины. О чем говорить, если 1 июля я прокатился на горных лыжах со склонов Эльбруса? Прекрасно провел воскресенье! Тут все рядом. Два часа езды на машине от Пятигорска до долины Азау, а потом уже поднимаешься в горы.

Кстати, я здесь же учился кататься. Еще в 1978 году ездил на турбазу Терскол с друзьями по экипажу.

─ Вроде вы хотите новый экипаж сформировать?

─ Не было пока таких планов.

─ А как же намеченная поездка в Севастополь на День ВМФ с выходом в открытое море с главами северокавказских республик?

─ Другое дело! Святой для меня праздник. Такой же, как 9 мая. Всегда встречаю его в Севастополе. Обязательно поднимаю над домом Андреевский флаг. В этот раз решил позвать с собой глав субъектов СКФО. Почти все с готовностью откликнулись. Будем подписывать договоры о сотрудничестве с Крымом и Севастополем.

Ну, и в море, конечно, выйдем.

Парус очень люблю. С 1966 года, когда нас курсантами научили им управлять.

─ У вас есть яхта?

─ Старенькая, английская, восемьдесят какого-то года. Сам всё сделал, обновил, привел в порядок. Приезжайте ─ покатаю.

─ Спасибо. Теперь уже после глав.

─ А я с некоторыми уже выходили в море. Севастопольская городская федерация парусного спорта организовала регату на мой приз и посвятила ее возвращению Крыма в состав России. Минувшей весной регата проводилась в третий раз, организаторы пригласили, я летал с гостями, и тогда в море вышли Юнус-Бек Евкуров, Рашид Темрезов, Юрий Коков, Вячеслав Битаров… В этот раз, надеюсь, главы закрепят приобретенные навыки.

День ВМФ в Севастополе празднуют по-особенному.

Вы вот спросили в начале разговора, считаю ли себя севастопольцем. Не так давно узнал, что мой предок участвовал в первой обороне города в Крымскую войну. Выяснилось это случайно. В Питере мне рассказали, что на гранитной плите в Кронштадтском морском соборе золотом высечено имя моего родственника-офицера, погибшего при защите Отечества. Естественно, на следующий день я поехал в Кронштадт, нашел запись. Могу фото показать, чтобы дословно процитировать… «1854 год. 24 октября на люнете 6-го бастиона при возвращении из вылазки убит лейтенант 34-го флотского экипажа Николай Белавенец». Поскольку написание окончания фамилии иное, я отправил запрос в архив Военно-Морского Флота. Критерий был простой: все мои предки по отцовской линии родом из Смоленской губернии. Решил: если лейтенант из тех мест, значит, наших кровей. Из архива ВМФ России прислали копии оригинальных документов того времени, причем один раз там написано «Белавенцев», второй ─ «Белавенц». Но бесспорно подтвержден факт, что 24-летний Николай ─ уроженец Смоленщины, и представители нашего рода проливали кровь за город русских моряков еще в позапрошлом веке.

─ История идет по спирали, товарищ вице-адмирал?

─ Получается, так. Всё не зря…

Пятигорск