«Я себя старой не считаю»

Надежде Васильевне Гурской уже 102 года, в июне будет 103! Она пережила своего мужа почти на полвека, но любит его до сих пор.

Легкой ее вековую жизнь никак не назовешь: родилась за год до революции, работала в поле чуть ли не с самого детства, во время войны рыла окопы, участвовала в эвакуации военного завода в Сталинграде. Вслед за мужем — военным — часто переезжала. После войны они успели пожить и в Омске, и в Севастополе, где Надежда работала нянечкой в детском саду и телефонисткой. А когда дождались демобилизации, вернулись, наконец, в Ставропольский край и поселились в Ессентуках. Но и здесь спокойной жизни не вышло — в 1947 году мужа по доносу сослуживца посадили за растрату, а реабилитировали только после смерти Сталина.

— В детстве у меня была мечта — коров доить. Только после войны мечта моя сбылась. Я ж в деревне родилась — в Воскресеновке Ставропольского края. Мама умерла при родах, когда братика рожала, ей 24 было. Мне тогда было 1,5 годика, 5 лет сестре, ну и брат-малютка. Папа не справлялся, взял себе другую жену. К нам троим они родили еще четырех детей. Жили бедно очень и трудно. От мачехи слова доброго не слышали — не любила она нас.

— В войну жили очень тяжело. Новость застала меня в Воскресеновке. Я на работу пошла в колхоз, тогда и объявили. Жизнь была — ух! Пухлыми дети не были. Только через полгода работы в колхозе пшеницу заработала. На трудодни давали. И сколько-то денежек. А после урожая соль возила за Кубань, стаканчиками продавала, меняла на пшеничку, на ячмень.

— Я до сих пор люблю своего мужа, а ведь он умер в 1971 году. Муж у меня был хороший! Поженились мы в 1935-м. Я к тете пришла. Он к другу. Вот и познакомились. Он на одном конце села жил, а я на другом. Мы не встречались. Он пришел просто и сказал: выходи за меня. Я и вышла. Мы даже повенчались. Я его полюбила, и он меня сильно любил. Прожили только мало. Сначала война была, потом — тюрьма. Все в разлуке. Его посадили несправедливо. Он честный очень был, кому-то это не понравилось… Он был коммунист, после реабилитации ему предложили восстановиться в партии. Но он сказал: спасибо, я не хочу. Жили мы очень небогато. Но он мне и подарочки дарил. И весело было — песни пели, плясали. А в 57 лет он умер. Скучаю за ним очень. Больше замуж не вышла.

— Главный секрет хорошей жизни — чтобы глаза не были выше лба. То есть не ставить себя выше мужа. Он — мужчина, а значит, главный. Вдвоем ложимся, моя голова всегда на его руке. Не ругались, не скандалила я — «вот ты мало принес». Мирно мы прожили. Я от него ни разу матюка не слышала. Женщина всегда ниже. Полежим, поговорим, поговорим — как-нибудь и проживем. И он никогда не требовал большего. Что приготовлю, то и будет есть.

— При всех правителях живется одинаково. Мы на правителей вообще внимания не обращали. Вот только помню, мне как-то пенсию прибавили на 3500 рублей. Нашли женщину, которая подтвердила, что я работала во время войны в колхозе. И мне добавили. Вот это было счастье! Я тогда подумала: сколько ж всего можно купить на эти деньги!

— Мой любимый наряд я сшила себе сама. Самый любимый всегда тот, что шьешь последним. И я до сих пор сама шью. Вот последним был — костюмчик. Сейчас покажу!

— За что мне стыдно? Не знаю, наверное, ни за что. Но вот Бога каждый день молю, чтоб грехи мои простил — за 102 года накопились же. Молюсь утром и вечером. А еще тут главное — никогда не завидовать. Для меня все люди хорошие.

— Если б мне было 20 лет, я б перевернула всю жизнь. В колхоз бы не пошла, с села бы выехала, пусть бы полы мыть, подметать, но только не в колхоз. Только в городе бы жила. Квартирку б получила. А так теперь живу — у дочки, да и все. Вот все вспоминаю песню, пели мы: «По полю идем, по полю идем…» Но вот поля-то я больше не увижу. В городе-то. Вот что обидно.

— Главное в жизни — дети и внуки. А что еще?

— Без дела сидеть не люблю. День я провожу в кресле — ноги не ходят, но все думаю, чем заняться: шью, вяжу, штопаю. Сейчас уже вижу плохо, но латочку поставить могу. Сноха моя говорит: «Вы так латочку поставите, что и не видно».

— Я за собой ухаживаю. Лицо мажу и сейчас кремом хорошим. Внучечка приезжала, привозила. Какой подарят — таким и мажу. Губы чуть, никогда не пудрилась. А еще синтетику не люблю носить, все только натуральное. Нынче натурального днем с огнем не сыщешь, поэтому старое перешиваю. Волосы мою мылом натуральным. Уксусом споласкиваю. Видите, какие волосы у меня хорошие.

— В еде себя не ограничиваю. Ем все подряд: и соленое, и кислое. И сладкое люблю. Я и сейчас готовлю. И пирожки, и блины, и пасхи. Тесто у меня очень хорошее: главное, положить туда все самое лучшее — маслице, сметанку, что есть. Мы все в семье готовим хорошо.

— Секрета долголетия никакого нет! Правда, я никогда не говорила, что я старая. Была я у сестры как-то, там одна женщина была — только на пенсию пошла в 55 лет. И говорит: «Куда там нам — старикам». А я ей: «О чем ты? Мне 90, а я не говорю, что я старая. А тебе только 55». Я и в 102 себя старой не считаю. Да и гены у меня хорошие.