О долгах, «задвоенных» счетах, инвестициях и казацких корнях

— А у вас в квартире газ, Сергей Викторович?

— Как там сказано у Сергея Михалкова? «А у нас водопровод. Вот!»

Если же отвечать всерьез и буквально, то сейчас в нашем доме стоят электроплиты, а раньше, когда служил в Приморье на китайской границе, был газ. Правда, в начале девяностых годов поступал он туда с перебоями, периодически случались отключения.

— Зато в Чечне проблем с поставками давно нет. Есть сложности с оплатой, потребители задолжали «Газпрому» изрядную сумму. Но и тут попытались найти выход: по представлению прокурора республики в январе Заводской суд Грозного решил одним махом списать более девяти миллиардов рублей долга…

— Начнем с того, что в решении суда сумма не названа, это спекуляции, не более. Да и списания тоже не было. Можно говорить, что происходящее больше похоже на разведку боем, проверку реакции общества.

— Ответ отрицательный. Обществу за пределами Чечни инициатива не понравилась.

— Пожалуй, да. Другое дело, что значительные задолженности населения по коммунальным платежам, действительно, есть. И касается это не только Чеченской Республики, но и других субъектов, входящих в состав СФКО. По состоянию на конец 2018 года долг за газ составлял порядка 94 миллиардов рублей, и, к сожалению, он продолжает расти. Если же брать оптовые закупки, цифра по федеральному округу еще оглушительнее — за двести миллиардов рублей долга. Сумма огромная, проблему решаем, необходимый инструментарий имеется.

В состав возглавляемой Дмитрием Медведевым правительственной комиссии по развитию СКФО входит рабочая группа по топливно-энергетическому комплексу. Я руковожу ею и регулярно докладываю в Белый дом о результатах. Предпринимается комплекс мер. Прежде всего — перевод всех платежей на безналичный расчет. На него сегодня уже перешли примерно 75 процентов абонентов.

Это крайне важно. Там, где присутствует нал, часто возникают разного рода нехорошие махинации. Надо убирать всяких посредников, которые вечно трутся рядом с наличностью.

Ну и конечно, ликвидировать так называемые «задвоенные» лицевые счета тоже нужно.

— То есть?

— Объясняю. Существует официальный лицевой счет, по нему человек или организация совершают оплату. Но параллельно создается еще один — фиктивный — счет, по которому физическое или юридическое лицо оказывается злостным неплательщиком, совершенно о том не подозревая. «Левыми» счетами активно пользуется теневая экономика, по-прежнему функционирующая на Северном Кавказе и, разумеется, не платящая ни копейки налогов в казну. Подпольные кирпичные заводы, пиратские нефтеперерабатывающие предприятия, крупные тепличные комплексы, заводы по производству контрафактного спирта…

Они нелегально потребляют газ, а расходы списывают через «задвоенные» счета. Схема отработана до мелочей.

— С электроэнергией наверняка проворачиваются аналогичные махинации.

— Да, ситуации во многом похожи, но в случае с газом масштаб еще больше!

Мне известна мотивация руководства Чеченской Республики столь радикальным способом решить проблему, но подход такой считаю неправильным. Спор хозяйствующих субъектов не является чем-то особенным, тем не менее такие вопросы выходят за рамки компетенции районного суда.

— К тому же, сразу возникает вопрос: почему им можно, а нам нельзя?

— Именно! По стране прошел своего рода флешмоб, когда и в других регионах России стали требовать списания долгов за газ с населения.

Повторяю, механизмы для снятия напряжения по этой теме созданы — территориальные рабочие группы по ТЭКу, которыми руководят главы субъектов. Именно там должны приниматься соответствующие решения, туда и надо обращаться в спорных ситуациях. Вместо того чтобы идти в районные суды.

Правда, в случае с Чечней нужно учитывать еще одно важное обстоятельство. В Грозном говорят, что большая задолженность у жителей накопилась с периода второй военной кампании. Когда закончилась война, руководство республик обнаружило, что население должно за газ огромные суммы. В связи с этим и пошли разговоры о сроке давности, который истек.

Словом, нужно учитывать все аспекты, не рубить сплеча.

— Недавний арест сенатора от Карачаево-Черкесии Рауфа Арашукова, за которым последовала серия задержаний, тоже связан с газовой темой. Следствие говорит о хищениях на десятки миллиардов.

— Надо подождать дальнейшего развития событий. Думаю, мы видим лишь верхушку айсберга. В ситуации разбираются правоохранительные органы. По результатам расследования и в ходе судебного процесса узнаем то, что пока «скрыто под водой».

— А почему региональный ТЭК оказался в ведении Минкавказа?

— Честно говоря, тоже удивился этому обстоятельству, когда стал изучать доставшееся мне хозяйство. Но раз нам поручено, мы и занимаемся.

Помимо задолженности по оплате за газ и свет не менее остро стоит вопрос изношенности сетей. Это относится и к газопроводам, и к системе ЛЭП. Подавляющее большинство сетей были построены во времена Советского Союза, и сегодня их ресурс эксплуатации подходит к концу.

В 2018 году в Дагестане прекрасно потрудились «Россети». В республике проводились масштабные учения, на которые съехались специалисты из разных областей России. Навалились, что называется, всем миром и отремонтировали электросети в районе Махачкалы. Это позволило заметно поправить положение, что крайне важно, поскольку в столице и ее окрестностях живет более половины населения республики, там сосредоточено около сорока процентов ресурсов электрификационной системы Дагестана.

— И сколько из них разворовывается?

— Общие потери в электросетях Дагестана составляют порядка 33 процентов. В эту же цифру включено то, что теряется при передаче на большие расстояния, а также из-за изношенности сетей. Учтены и потери от возможного хищения электричества.

Владимир Васильев и был направлен в регион, чтобы навести порядок. По-моему, он успешно справляется с возложенными обязанностями. Постепенно наводится порядок и в сфере ТЭК Дагестана. Платежи населения и коммунальщиков растут, потери снижаются. Столь же позитивную динамику наблюдаем не только в Дагестане, но и в целом в регионе. Но, конечно, до полного порядка еще далеко.

Северокавказские республики дотируются из федерального центра, но деньги приходят по-разному. Есть выравнивание бюджета, иначе говоря, прямые безвозвратные дотации, плюс — инвестиции, большая часть которых идут по линии МинКавказа и Корпорации развития Северного Кавказа — КРСК. Их расходование строго контролируется министерством.

— Какими суммами ворочаете?

— На инвестпроекты по каждому северокавказскому региону в год выделяется около полумиллиарда рублей. По линии КРСК сумма в 2018 году составила 4 миллиарда 860 миллионов рублей. Почти столько же, приблизительно 4 миллиарда 300 миллионов рублей, выделено в прошлом году на развитие курортов СКФО. Средства на текущий год уже распределены, проекты отобраны, остались буквально последние штрихи.

Важно, чтобы деньги расходовались эффективно, в оговоренные сроки и шли на благие цели. Знаю о претензиях Счетной палаты, правоохранительных и надзорных органов к тому же КРСК. Замечания учитываем, работу перестраиваем, и результаты, уверен, скоро будут видны.

— Сколько времени вам понадобилось, чтобы разобраться в теме? Прежде вы ведь Северным Кавказом не занимались?

— Напрямую — нет. Я работал с нашими партнерами по Закавказью. Мы сотрудничали в сфере культурных, межрегиональных связей, касались и экономических вопросов, и гуманитарного взаимодействия. А Северный Кавказ постоянно находился, что называется, в поле моего зрения, я и тогда был лично знаком со многими главами субъектов СКФО. Поэтому нельзя говорить, будто начинаю с чистого листа. Это не так.

Указ о назначении министром президент Путин подписал 18 мая прошлого года. Месяца через три я уже ориентировался в социально-экономических процессах, происходящих в СКФО. Сегодня полностью погрузился в проблематику, но, по-хорошему, должен пройти годовой цикл, чтобы окончательно понять, как и что устроено в регионе.

— От кого вы узнали, что можете стать министром?

— Накануне назначения со мной побеседовал глава кремлевской администрации Антон Вайно. Он отметил, что решение предварительно согласовано с Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым. Сразу после этого я прошел собеседование с председателем правительства, который в конце беседы пожелал мне успехов на будущем министерском посту. А вскоре увидел по телевизору, как Дмитрий Анатольевич называет президенту страны мою кандидатуру наряду с другими членами правительства.

— Отказ, надо полагать, не предусматривался?

— Если только вместе с заявлением об увольнении… Если серьезно, и первое, и второе собеседования предполагали четкий ответ на вопрос: готов ли, согласен ли я работать на посту федерального министра. Отвечал утвердительно.

На самом деле, за всю жизнь я ни разу (подчеркиваю: ни разу!) не отказался от предложений руководства по новым участкам работы. Многие должности оказывались непростыми, даже тяжелыми, но я всегда отвечал согласием. Вот и Антону Эдуардовичу, а затем и Дмитрию Анатольевичу сказал, что буду стараться оправдывать оказанное доверие.

— А когда вы впервые оказались на Кавказе?

— В детстве. Отдыхал в Ессентуках вместе с родителями. Но это не в счет. Тогда всё было другим — и мир вокруг, и я.

— Вы ведь родом с Дальнего Востока?

— Родился в посёлке Магдагачи Амурской области. Так называется и железнодорожная станция на Транссибе. Ближайший город — Зея, до него почти двести километров. До Благовещенска — без малого пятьсот. Отец окончил Хабаровский институт инженеров железнодорожного транспорта, работал мастером пути. Мама училась в том же вузе двумя курсами младше, вышла замуж, родила Валентину, мою старшую сестру, взяла академический отпуск, да так из него и не вернулась, не завершила учебу, осталась с неполным высшим образованием.

Когда мне было два года, отца перевели в Читу. Там я пошел в школу и окончил восемь классов. В этом городе могилы моих родителей, в нем до сих пор живут родные и близкие мне люди. Поэтому малой родиной считаю Забайкалье. Хотя, как ни странно, хорошо помню детали жизни в Магдагачах. Принято считать, что, вырастая, человек забывает всё, что с ним происходило в возрасте двух-трех лет, но я и сегодня могу описать, как выглядела наша квартира, где стояла мебель или какое пальто носила мама зимой. Помню в деталях фрагменты из нашей жизни в Магдагачах. Детская память бывает очень цепкой…

До родителей железнодорожников в нашем роду не было. Михаил Самойлович, дед по отцовской линии, происходил из донских казаков. В 1919 году на Верхнем Дону вспыхнуло казачье восстание, которое жестоко подавили. Родителей деда арестовали, а его, семилетнего, отправили в детдом.

Дважды я ездил на Верхний Дон, нашел фамильный хутор Демидов, что на правом берегу реки недалеко от станицы Казанской. До революции в нем проживало около четырехсот пятидесяти человек — сплошь казаки и казачки. А сегодня, увы, от хутора практически ничего не осталось. Голое поле и еле заметные, забурьяненные остовы куреней. В тех местах с конца восьмидесятых годов живет фермер Сергей Козлов с семьей, он чтит казачьи традиции, ухаживает за братской могилой советских солдат, погибших во время Великой Отечественной, но, повторяю, там не сохранилось даже намека на былое.

Возвращаясь к деду, могу сказать, что Михаил Самойлович до конца жизни оставался убежденным патриотом, советским по духу человеком. В 1945 году воевал с японцами на северо-востоке Китая, свято верил в коммунистические идеалы, был активным членом партии, избирался депутатом районного совета, уже будучи на пенсии, работал в пожарной охране.

И на власть не держал зла, хотя лиха на своем веку хлебнул немало. Особенно в детстве.

— А к Сталину как относился?

— Скорее, с симпатией. По крайней мере, помню, что дед сокрушался, рассказывая, как во времена так называемой хрущевской оттепели взорвали многометровый барельеф отца народов, высеченный в годы ГУЛАГа заключенными на высокой скале недалеко от Транссиба…

— Так называемой?

— На мой взгляд, не было никакого потепления. Конъюнктурный зигзаг. К тому же не в лучшую сторону…

Впрочем, это тема для отдельного разговора.

— Тогда продолжим о вашей родне.

— По маминой линии у меня крестьяне из Одесской области Украины. Дед Петр был трактористом, в 1944 году его призвали на фронт, а через месяц он погиб. Могилу не нашли, из-за этого дед считался пропавшим без вести. Бабушка Ксения осталась одна с тремя маленькими детьми, после войны переехала в Ростовскую область, где устроилась на Красносулинский металлургический комбинат. В горячем цеху доплачивали какую-то копейку и давали молоко за вредность. Молоко сама не пила, несла домой, детям.

В шестнадцать лет мама по комсомольской путевке отправилась строить Комсомольск-на-Амуре, отработала год и поступила в Хабаровский институт инженеров железнодорожного транспорта, где и встретила моего папу. Про Магдагачи и переезд в Читу я уже рассказывал.

О суровых буднях суворовца, службе на границе, уроках китайского и лихих девяностых

— А как вы оказались в суворовском училище?

— Заслуга советского патриотического воспитания. Не шучу. Я любил игру «Зарница», уроки начальной военной подготовки с соревнованиями по разборке и сборке автомата Калашникова. Последней каплей стал телефильм «Алые погоны», рассказывающий о суворовцах, которые в войну остались без родителей. Если не ошибаюсь, это 1980 год. Я учился классе в четвертом, увидел фильм по маленькому черно-белому телевизору и буквально потерял покой. Хотя у нас в семье не было кадровых военных.

Поставил перед собой цель: стать суворовцем. И начал серьезно готовиться. Занялся физкультурой, научился подтягиваться на турнике, каждое утро бегал. Постепенно окреп.

— Родители с пониманием отнеслись к вашему выбору?

— Отец воспринял критически. Пытался переубедить меня, говорил: «Посмотри на военных. Всю жизнь кочуют из одного гарнизона в другой. Постоянно сидят на чемоданах, не знают, где завтра окажутся. Ни дом обустроить, ни быт наладить…» Помню, я отвечал: «Ты ведь сам железнодорожник, помотался по всему Забайкалью…»

Конечно, никто никого не убедил, каждый остался при собственном мнении. Тем не менее я сходил в военкомат и узнал, как правильно написать рапорт с просьбой допустить до экзаменов в суворовское училище. Рапорт решил показать отцу, он прочитал его и… порвал. Еще добавил на словах: «Брось эту затею. Вот школу закончишь, тогда и решим, чем тебе дальше заниматься».

Я не стал спорить. Написал новый рапорт, привез в военкомат и отдал ответственному дежурному. Помню, он спросил, знают ли родители о моем решении. Ответил, что знают и отец против, но я все равно хочу быть военным. Офицер пристально посмотрел на меня и сказал: «Военная служба и вправду трудна. Может, передумаешь, пока не поздно?» «Нет, —ответил я. — Не передумаю».

На экзамены в Уссурийск я поехал с другом Андреем Любиным. Мы знакомы с шести лет. Он и сегодня живет в Забайкальском крае, занимается бизнесом, тянет общественные проекты, а тогда мы учились в параллельных классах и часто играли во дворе школы в футбол. Андрей тоже загорелся идеей поступления в суворовское училище, чему я был несказанно рад. Когда тебе лишь четырнадцать лет, вдвоем все-таки легче уезжать из дома.

— Сколько добираться из Читы до Уссурийска?

— Двое с половиной суток на поезде.

Ехали группой. Из Забайкалья в суворовское училище направили человек тридцать, а поступить смогли четверо или пятеро, остальные отсеялись на экзаменах. Мы с Андреем прошли испытание. Оказались в одной роте, поддерживали друг друга, что, конечно, добавляло сил.

— Тяжело было?

— Безусловно. Все-таки из домашней обстановки попасть в почти армейскую среду — это стресс, и на адаптацию требуется время.

— Суровые будни суворовца.

— Примерно так. В четырнадцать лет личность только формируется, мы казались себе взрослыми, но, по сути, оставались детьми. Поначалу настоящим испытанием для всех нас стала жесткая армейская дисциплина и такие же строгие наказания за ее нарушение. Помню, первое время я просыпался до подъема и внутренне настраивался на то, чтобы по команде вскочить и бежать на зарядку. Нас в любую погоду выгоняли на улицу по форме одежды номер два, то есть с голым торсом… Еще врезалось в память, что в старой, перестроенной из конюшни казарме, где мы спали, зимой было весьма прохладно. Все-таки Дальний Восток, а не Сочи или Крым. В столовой мы тоже постоянно мерзли, ели, не снимая шинелей…

— Соскочить не думали, вернуться к маме с папой?

— Врать не стану, думал. Такие сомнения, уверен, посещали всех ребят. В училище было реально трудно. Останавливала мысль о том, что скажу, когда приеду домой. Струсил, сдрейфил? Не мог я позволить себе показаться слабаком ни в чьих глазах!

Считаю, именно суворовское училище дало мне основу, сформировав таким, какой есть сегодня. Школу жизни я прошел в Уссурийске, дальше было полегче. В том числе в Дальневосточном высшем общевойсковом командном училище имени маршала Рокоссовского в Благовещенске, куда поступил в 1986 году.

Периодически встречаюсь с ребятами, с которыми учился в Уссурийске. Люди взрослые, в основном — успешные, состоявшиеся. Начинаем вспоминать «суворовские» годы и обязательно задаем себе вопрос: еще раз пошли бы?

— И что отвечаете?

— Обязательно! Настоящим мужчиной не вырасти, если не пройти через испытания. Характер нужно закалять с детства. Кроме того, мы мечтали стать офицерами, делали всё, что требовали от нас командиры. Старались изо всех сил: пробегали не три километра, а четыре, подтягивались на турнике не по десять раз, а по пятнадцать…

— Почему вы решили стать пограничником?

— Предложили. За несколько месяцев до выпуска из общевойскового училища приехали кадровики из погранвойск, чтобы отобрать на границу человек восемь-десять. Тогда уже завершился вывод советских войск из Афганистана, но знаменитому со времен борьбы с басмачами Краснознаменному Среднеазиатскому пограничному округу (КСАПО) по-прежнему требовались офицеры, умеющие эксплуатировать БМП, БТР и осуществлять боевое управление ими. Техника входила в состав мотоманевренных групп. А наше обучение в ДВОКУ предполагало доскональное знание БМП-2 и БТР-80.

Словом, вариант показался мне интересным: почему бы, собственно, и нет? Учился я хорошо. Обучение у нас строилось по такому принципу: три недели — теория, неделя — практика. Стрельба, тактика, вождение и эксплуатация боевых машин…

На втором курсе ДВОКУ я серьезно занялся китайским языком. Многие курсанты удивлялись, мол, зачем тебе это нужно? Я объяснил, что начал учить китайский в школе, у меня неплохо получалось, хочу довести дело до конца — сдать экзамен на переводчика китайского языка.

— Вы же родились в год, когда случился Даманский, что надолго испортило отношения СССР с южным соседом.

— Да, было такое. Даже помню, как мои одноклассники призывали бойкотировать уроки китайского. Как бы в знак протеста против политики Мао. В действительности, мальчишкам лень было учить иероглифы, а мне даже нравилось. Правда, в Уссурийске в суворовском училище малость запустил язык, но в Благовещенске взялся наверстывать упущенное. У нас была хорошая кафедра иностранных языков, ее начальник Георгий Качан, преподаватель китайского языка, предложил заниматься с ним дополнительно. Конечно, я сразу согласился. Георгий Георгиевич — творческий, увлеченный, влюбленный в профессию человек, он много мне дал. С его помощью к моменту выпуска из училища сдал экзамен на переводчика китайского языка и получил соответствующее удостоверение.

Может, и по этой причине меня позвали в погранвойска. По направлению, как я уже сказал, попал в Краснознаменный Среднеазиатский пограничный округ, в 68-й Тахта-Базарский погранотряд. Это в Туркмении. Правда, прослужил там недолго. Видимо, до командования дошла информация о моих познаниях в китайском, меня отозвали и направили в КТПО — Краснознамённый Тихоокеанский погранокруг.

— Китайских диверсантов ловить?

— Таковых в 1990 году на советско-китайской границе уже не было. К тому времени взаимоотношения СССР и КНР кардинально изменились в лучшую сторону. Но попадались те, кто незаконно пересекал государственную границу с хозяйственно-бытовыми целями. Их задерживали немало.

Правда, лично я в поимке нарушителей не участвовал, подобного в моей биографии не было. Поэтому не смогу рассказать захватывающую историю про погоню или про перестрелку, но это не делало службу менее тяжелой. У пограничников ведь нет ни выходных, ни праздников, ни нормированного рабочего дня.

— Бывали в ту пору в Поднебесной?

— Только в приграничных городах на северо-востоке Китая. Конечно, это не Пекин и не Шанхай, но уже тогда чувствовалось, что страна развивается высокими темпами и скоро совершит мощный рывок. Позитивные изменения в экономике бросались в глаза. К тому же Китай смог продемонстрировать твердость и последовательность во внутренней и внешней политике, чего так не хватало позднему Советскому Союзу.

Напомню, 4 июня 1989 года произошли события на площади Тяньаньмэнь. На протяжении полутора месяцев там продолжались несанкционированные акции протеста, в которых принимала участие молодежь. Руководство КНР многократно предупреждало о противоправности таких действий, митингующие не пожелали услышать призывы и предупреждения, после чего было принято решение о разгоне демонстрации. В результате погибло несколько сотен человек.

В августе 1991 года в СССР случилось то, что позже назвали путчем. Люди вышли на защиту Белого дома, армия не получила внятных приказов от командования, никто из тогдашнего союзного руководства не осмелился взять на себя инициативу, ГКЧП капитулировал, и через несколько месяцев страны не стало, она распалась.

Хочу правильно быть понятым: я не призываю возродить СССР. Это невозможно. Но параллели напрашивались сами собой и были явно не в нашу пользу. Дэн Сяопин проявил волю и мудрость, чего, к сожалению, не сделали тогдашние советские лидеры.

Да, в Пекине погибли люди, но удалось спасти страну и предотвратить еще большие человеческие жертвы. Китай сохранился. Если бы руководство КНР позволило себе тогда слабину, сегодня на карте мира этого государства не существовало бы.

— Думаете?

— Убежден! Китай разделили бы на несколько «незалежных», враждующих между собой частей. И об экономическом процветании тоже говорить не пришлось бы.

Кстати, именно тогда, в начале девяностых годов, я впервые услышал от китайских партнеров, что за трагедией на площади Тяньаньмэнь стоял не только отставленный генеральный секретарь ЦК компартии Китая Чжао Цзыян, который поддержал протестующих, но и спецслужбы США. Это стало для меня настоящим потрясением. Не мог поверить, что Вашингтон столь грубо вмешивается в дела другой страны — его в то время представляли в наших СМИ как доброго друга…

Потом с подобным мы неоднократно сталкивались в нашей родной стране. Иллюзии в отношении США давным-давно развеялись.

— Как вы провели лихие девяностые?

— Служил в Приморье, женился там. Жанна окончила геофизический факультет Дальневосточного госуниверситета, по направлению поехала работать учительницей в отдаленную школу на границе. Мы познакомились, начали встречаться, затем поженились. В 1994 году родился старший сын Никита.

В 1998 году молодой Погранакадемии потребовались преподаватели, обладающие опытом работы на «земле» и одновременно имеющие ученую степень по профильной специальности. К этому времени я уже защитил кандидатскую диссертацию и в числе прочих получил приглашение. С радостью согласился, увидев в этом определенный шанс.

Работал много, денег получал мало. На Дальнем Востоке спасал ежемесячный офицерский продовольственный паек: в него входило шестнадцать кило картошки, несколько банок мясных и рыбных консервов, немного крупы и сливочного масла. А ещё мы с офицерами рыбачили. Зимой хорошо шла корюшка и тихоокеанская сельдь, летом с пирса ловили камбалу и чилимов. Это такие креветки.

В Москве пайков не полагалось, да и удочку закинуть было негде. Правда, пограничникам продолжали аккуратно платить зарплату, пусть даже не самую великую. В Минобороны тогда и этого не видели. Мои однокашники, товарищи по общевойсковому училищу, в те годы массово увольнялись из армии, писали рапорты по собственному желанию, поскольку не могли прокормить семьи — задержка по выплате денежного содержания составляла более шести месяцев.

Я остался на службе, хотя, к примеру, в сентябре 1998 года получал восемьдесят шесть долларов. Сколько это было в рублях, сейчас и не скажу, не вспомню. Тогда все считали в валюте. Жена работала учительницей в школе, мы считали каждую копейку. Покупали гречку и пару сосисок. Одну отдавали сыну, вторую делили пополам…

Спасало то, что я по вечерам подрабатывал. Читал лекции по международному праву и правоведению в Государственном университете управления, Российском новом университете, других столичных вузах.

— Жилье вам предоставляли?

— Нет, сами искали. В итоге сняли комнатку в районе метро «Бабушкинская». Условия, прямо скажем, не ахти. Зато с соседями повезло. В той же квартире жила многодетная семья из Дагестана. Порядочные, интеллигентные люди. В тесноте, да не в обиде! Сколько лет прошло, а мы до сих пор дружим.

Квартирный вопрос нас тогда не испортил, трудности тоже не деморализовали. Было интересно жить, сил хватало на всё, хотя мы и не знали, чего ждать от завтрашнего дня.

О работе в администрации президента, жесткой руке, амбициях, Майдане и Болотной

— Сегодня у вас есть своя команда, Сергей Викторович?

— Занимаюсь ее формированием. Когда работал в администрации президента, удалось собрать костяк единомышленников. Людей искал не по принципу личной преданности, а по профессиональным качествам. Это было главным критерием. Рядом со мной трудились разные специалисты, нас объединяла одна цель — обеспечение деятельности главы российского государства в сфере межрегиональных связей с зарубежными странами.

— А как вы попали на Старую площадь?

— В начале нулевых годов президент Путин поставил задачу по формированию основ государственной миграционной политики. Я в тот момент писал докторскую диссертацию о внешнеполитической стратегии России в азиатско-тихоокеанском регионе. Ко мне обратились как к эксперту. Вместе с другими специалистами готовил предложения и рекомендации, потом в администрации президента обосновывал нашу позицию.

Через пару недель после первого визита меня повторно пригласили на Старую площадь. Решил, что нужны какие-то дополнительные уточнения и комментарии. Вместо этого услышал предложение поработать в АП. Мне дали три дня на раздумья, я сказал, что готов сразу ответить положительно. Но меня попросили все же не торопиться. Выдержав обозначенную паузу, позвонил и подтвердил согласие.

Еще через три месяца я был назначен на должность советника управления кадров президента.

— В каком звании вы уходили из пограничной службы?

— Полковника получил в тридцать три года. По военным меркам, очень рано. Я не стремился к этому специально, тем не менее командиры высоко оценили мои заслуги. Помогали мне, учили, поддерживали.

В АП я встретил других наставников. Легендарные личности с колоссальным опытом работы! Бесконечно благодарен им за науку и практику.

Докторскую диссертацию мне, конечно, пришлось отложить, стало не до научной работы.

В 2005 году получил предложение перейти в управление по межрегиональным и культурным связям с зарубежными странами. Начинал с взаимодействия с Центральной Азией, а именно — с Узбекистаном. Тогда, если помните, случились события в Андижане, приведшие к массовым беспорядкам. Покойный глава республики Ислам Каримов действовал быстро и принципиально, приказал ввести в город войска, которые применили против демонстрантов силу. Попытка спровоцировать мятеж была подавлена.

— Смотрю, вам нравится жесткая рука.

— Нет единого рецепта, к любой ситуации надо подходить взвешенно. События в Андижане, как и на площади Тяньаньмэнь, о чем мы говорили раньше, привели к человеческим жертвам. Безусловно, гибель людей — всегда трагедия. Но если бы провокационные действия не были предотвращены и остановлены, не сомневаюсь, в ходе неизбежной эскалации число возможных жертв в Китае исчислялось бы десятками миллионов, а в Узбекистане — сотнями тысяч.

Власть должна быть эффективной и справедливой, если необходимо — жесткой. А методы работы всегда можно выбрать.

— Чтобы душить прекрасные порывы?

— В тех порывах, о которых говорим, ничего прекрасного не было, уверяю вас. Подстрекатели обязаны всегда нести наказание. По максимуму.

Психология толпы — тема для отдельного профессионального разговора. Обезумевшими, заведенными людьми удобно манипулировать. Провокаторы умело этим пользуются. Если массу людей вовремя не остановить, может случиться большая беда. К сожалению, таких примеров много. А вот обращение с толпой бывает разным — от словесного убеждения до силового принуждения к спокойствию.

— Виктор Янукович — определенно не герой вашего романа?

— Сто процентов! Последний этап его руководства Украиной — это катастрофа. И для его родной страны, да и для России тоже. Если бы Виктор Федорович на первом этапе противостояния с Майданом проявил политическую волю, определенную жесткость и гибкость, события наверняка пошли бы по иному сценарию. Изначально все козыри были на руках у Януковича, однако он не сумел ими распорядиться. Считаю, его сгубила алчность, желание усидеть на двух стульях. Попытки лавировать между центрами силы, проскочить между струйками плохо закончились для Украины. Пожалуй, за исключением тех, кто в 2014 году пришел к власти в Киеве и рассчитывает сохранить ее теперь, продолжая разыгрывать антироссийскую, националистическую карту.

— А Болотная?

— В начале 2012 года я находился на Кавказе, где выполнял поручения руководства администрации президента. Оттуда с тревогой наблюдал за происходящим. Тогда у части общества возникло недовольство развитием ситуации в стране во многом потому, что люди не находили ответы на волнующие их вопросы. Этой ситуацией тут же воспользовались разного рода политические манипуляторы. Ворчание на кухнях привело к митингам на улицах. А ведь принимаемые властью решения были абсолютно верны, но они не до конца разъяснялись гражданам.

Отсюда вывод — на все вопросы, которые рождаются у людей, надо давать внятные и четкие ответы. Каждый должен понимать, для чего реализуются те или иные процессы в стране, будь то национальные проекты либо локальные темы, касающиеся конкретного субъекта.

Любое замалчивание общественно значимой информации в конечном итоге работает против власти. Хорошо понимаю это, работая сейчас на Северном Кавказе. Здесь чутко прислушиваются ко всему, что касается региона, да и всей нашей страны. По-прежнему хватает желающих разыграть националистическую карту, использовать повод, чтобы разжечь костер вражды и ненависти. Ни единой мелочи нельзя упускать, поскольку подобное пренебрежение чревато крайне неприятными последствиями. Вспыхнет вмиг, как сухая солома.

Достаточно вспомнить две чеченские кампании, ставшие следствием распада Советского Союза и слабостью еще не окрепшей тогда системы государственного управления в России. На заре и в середине 90-х региону не уделялось должного внимания, с республиканской элитой не был налажен нужный контакт, в итоге — многолетнее военное противостояние, последствия которого еще ощущаются. Ситуацию тогда переломил Владимир Путин, заложивший основу для восстановления мира в Чечне. Безусловно, велика роль первого президента республики Ахмата-Хаджи Кадырова, посвятившего всего себя мирному развитию Чечни и ее народа. После трагической гибели его дело продолжил сын Рамзан-Хаджи Кадыров, под чьим руководством республика возродилась в кратчайшие сроки и уверенно идет в будущее. Чтобы понять масштаб перемен, можно посмотреть на современный Грозный, который воскрес фактически из пепла.

— При активной поддержке федерального центра.

— На определенном этапе дополнительное финансирование региона было абсолютно оправданно и необходимо. Сегодня Чечне денег из бюджета выделяется не более чем остальным субъектам СКФО. Республика идет наравне с остальными. Разумеется, пропорционально к территории, числу жителей и реализуемым проектам. Это относится и к средствам, выделяемым по линии Минкавказа.

Да, нанесенная войной рана пока не зажила, еще есть обостренное восприятие событий двадцатилетней давности, но это естественно, ждать иного глупо и наивно.

Время лечит, хотя проблем в регионе по-прежнему много. Скажем, по уровню экономического развития СКФО почти в два раза отстает от среднероссийского показателя. Надо наверстывать и делать это форсированными темпами. В регионе по-прежнему высока безработица. Да, цифра снижается, сегодня она составляет чуть более десяти процентов, но и это много. Ведь в целом по России безработными числятся четыре с половиной процента от числа трудоспособного населения.

И уровень доходов на Северном Кавказе растет, за 2018 год он поднялся на пятнадцать процентов, но в денежном выражении средняя зарплата равняется 26 тысячам рублей, что в полтора раза меньше, чем в среднем по стране.

Или возьмите проблему школьного обучения. Не хватает учебных мест, в трех республиках Северного Кавказа ребята учатся в три смены. Представляете, что это такое? В среднем ребенок проводит в школе по 6−7 часов. Если умножить на три, получится, двери классов практически круглосуточно не закрываются, не остается времени на пересменку. Некогда даже помыть полы, подготовить помещение к следующему рабочему дню. А на учителей какая нагрузка выпадает? Тут уже не до творчества, успеть бы прочесть положенную программу…

Пока в три смены в СКФО учится 12 тысяч 700 детишек. Много! И количество растет, поскольку в регионе высокая рождаемость. Буквально полтора года назад проблема третьей смены касалась восьми с половиной тысяч учеников. По нацпроекту «Образование» предусмотрено строительство пятидесяти новых школ, соответствующие деньги заложены, мы постоянно на связи с министром просвещения Ольгой Васильевой. Проблему постепенно будем решать.

В сфере здравоохранения есть нерешенные вопросы. Если называть вещи своими именами, на Северном Кавказе до недавнего времени не было высококлассной медицины. Да и сегодня к некоторым специалистам узкого профиля приходится ехать в Москву или в Петербург. А это дополнительные деньги, которых, как вы понимаете, у большинства людей мало. И неправильно это — лететь куда-то. Квалифицированную помощь надо получать дома. Пользуясь модной сегодня лексикой, скажу, что Кавказу природа велела создать лечебно-оздоровительный и санаторно-курортный кластеры. Для этого есть все условия. Нужно реконструировать и модернизировать оставшиеся с советских времен дома отдыха, пансионаты и санатории. Надо активнее использовать огромный потенциал минеральных источников, лечебных грязей и прочих чудодейственных натуральных средств. Кавминводы обязаны стать курортом мирового уровня!

Эти узкие места предстоит расшивать в ближайшее время.

— Чисток по примеру Дагестана в других республиках ждать? В интернете вот недавно выложили фильм-ужастик про родину сенатора Арашукова, которого мы вспоминали сегодня…

— Если под чистками подразумевать уголовно-процессуальные действия правоохранительных и надзорных органов, то всё именно так, это исключительно их сфера компетенции. Когда есть объективные и неоспоримые факты, по ним необходимо реагировать. При этом важно внимательно разбираться с каждым таким эпизодом, представленным обществу. Понимаете, цель ведь не в количестве арестов чиновников по итогам просмотра какого-то фильма или прочтения анонимного Telegram-канала.

Убежден, большая часть таких, как вы выразились, киноужастиков и подобных публикаций в интернете преследуют цель не справедливости добиться, довести до общества правду, а дискредитировать человека или дело, которое он делает. Для этого и жонглируют информацией, где лишь часть, причем самая безобидная, может соответствовать действительности, а остальное — выдумка.

Важно, чтобы «чистки» приводили к реальным изменениям в лучшую сторону в жизни людей. А вор, если его вина доказана, должен сидеть в тюрьме, тут и обсуждать нечего.

Как и то, что отлаживать систему управления необходимо во всех субъектах, а не только в Дагестане.

— Вас и назначили главным по наладке. В чем сегодня ваши амбиции, Сергей Викторович?

— Хорошо делать свою работу, выполнять поставленные задачи, оправдывать оказанное доверие…

Не отношу себя к числу тех, кто сосредоточен исключительно на карьерном росте. Семь лет руководил департаментом в администрации президента, пять лет был заместителем начальника управления… Вникал в нюансы, пока не начал чувствовать ситуацию, что называется, кончиками пальцев.

Каких-то личных целей у меня не было и нет. Когда учился в суворовском училище, не думал о том, чтобы стать генералом, как некоторые ребята. Хорошим офицером — да, к этому стремился, но погоны с большими звездами мне по ночам не снились. И наяву с ума не сводили.

Не видел себя выше, чем командир роты или батальона. О генеральских должностях точно не мечтал. Может, это и плохо. Не знаю… Такой я человек, уже не переделаешь.

— Теперь-то вы точно генерал, согласно табели о рангах.

— Чин действительного государственного советника первого класса приравнивают к званию генерал-лейтенанта — генерал-полковника, хотя все понимают: это условность, не более. Совершенно не заморачиваюсь на сей счет. У нас ведь не армия.

— Тем более у вас под началом такая «Дикая дивизия», что ей особо не покомандуешь.

— Это и не требуется. Есть вопросы федерального уровня, есть — регионального. Каждый отвечает за свой участок. И работаем мы не по принципу единоначалия, а вместе, сообща.

— Как строите отношения с главами республик?

— Все главы — люди опытные, прекрасно понимающие, что занимаемся одним делом, а для этого надо нормально общаться. Так и поступаем. Считаю, нам удалось добиться взаимопонимания, доверительности. Говорить о дружбе или о чем-то подобном, пожалуй, преждевременно, но рабочие контакты налажены четкие. Закрытых для обсуждения тем нет.

Мне интересно общаться с главами регионов СКФО, каждый из них — уникальная личность. Это не штамп и не дань вежливости. Все так есть и на самом деле.

О тостах, уроках Кавказа, ораторском искусстве и выходе из тени

— Тосты произносить уже научились?

— Даже не пытаюсь соревноваться. Было бы слишком самонадеянно с моей стороны. В чем, пожалуй, могу составить конкуренцию, так в приготовлении отдельных блюд. Обычно на кухне хозяйничает жена, но иногда тоже встаю к плите. Родные и друзья, которых угощал, говорят, что у меня хорошо получаются блюда из мяса и курицы по-кавказски. Когда работал в Средней Азии, научился готовить плов, со времен жизни на Дальнем Востоке знаю, как правильно готовить основные китайские блюда или делать настоящий деликатес из папоротника. В действительности, каких-то особых кулинарных секретов у меня нет. Твердо усвоил правило: мало следовать рецепту — если хочешь, чтобы было вкусно, надо обязательно готовить с настроением, с душой. Кавказская кухня — это настоящее удовольствие.

— А со спортом дружите?

— Еще бы время на него выкроить! Работать начинаю рано, заканчиваю поздно. Правда, по воскресеньям выполняю возложенную на меня почетную обязанность — закупаю продукты на ближайшую неделю. Записываю под диктовку жены, что именно нужно взять, и отправляюсь на рынок.

Иногда выбираемся куда-нибудь на природу всей семьей, но гораздо реже, чем хотелось бы. У Никиты, старшего сына, своя, взрослая, самостоятельная жизнь. Ивану, младшему, двенадцать лет. Растет очень любознательным, живым мальчишкой. В силу возраста пока не может в полной мере управлять собой, на переменах был застукан учителями за игрой на смартфоне, поэтому ходит в школу с кнопочным телефоном. Ване это активно не нравится, но мы с женой решили: лучше так. Пусть подрастет, научится контролировать себя и свои желания. Дома играть разрешаем, но не больше часа в день.

— На горных лыжах вы катаетесь?

— Собираюсь освоить. Чтобы лично контролировать развитие курортов Северного Кавказа. Но это, как вы понимаете, шутка. На данном этапе передо мной задачи стоят поважнее, чем уроки горнолыжного мастерства.

Вот за руль сел давно, водить машину люблю, хотя теперь удается всё реже. Из длительных вояжей за последние годы — поездка на Дон в поисках родовых корней. Проехал около двух с половиной тысяч километров, получил большое удовольствие.

Кстати, первым транспортным средством, которым управлял, была боевая машина пехоты БМП-1. Это происходило в Амурской области при сорока градусах мороза. За штурвалом сидел в фуфайке, валенках и меховых рукавицах-«шубенках», иначе там нельзя — околеешь от холода.

Потом были танки, из автомобилей — УАЗ-469 и ЗИЛ-131. На последнем сдавал на водительские права. На категорию «С». Первая личная машина — подержанный «Фольксваген-Пассат». Если не ошибаюсь, купил в 2005 году, уже работая в администрации президента.

— Вы рассказывали, что много занимались Южной Осетией и Абхазией.

— Будучи в администрации президента до мая 2014 года, взаимодействовал с руководством обеих республик. Считаю, эти республики — наши надежные стратегические союзники.

— Полагаю, такие ваши оценки не находят понимания в Грузии.

— Менее всего думаю об этом. Среди грузин у меня много хороших и верных друзей, они не путают человеческие отношения с политикой. Мы продолжаем общаться. Разумеется, не в служебном порядке. Случившееся между грузинами, абхазами и осетинами — большая трагедия. Рано или поздно ситуация будет урегулирована, иного пути не существует.

— Но вам в Тбилиси путь заказан.

— Давайте уточним: пока. Всё наверняка изменится в лучшую сторону, и мы станем этому свидетелями. Наши народы должны дружить. И будут.

— Чему, на ваш взгляд, можно поучиться у Кавказа?

— Прежде всего, дипломатии в межнациональных отношениях. Любой кавказец вынужден от рождения быть дипломатом, иначе в макрорегионе, в котором проживают более ста сорока народов, не выжить. Если не будешь уважать людей других национальностей и говорящих на иных языках, проблемы гарантированы. Все это прекрасно понимают и стараются избегать острых углов.

На Кавказе искренне и глубоко уважают старших по возрасту, чтут традиции и обычаи, заботятся о родных и близких, не бросают их в беде ни при каких обстоятельствах, знают цену слову, умеют добиваться поставленных целей…

На самом деле, можно долго перечислять.

Многое из увиденного хотел бы взять в свою семью. На мой взгляд, крайне важно помнить и говорить о корнях. Кстати, читаю сейчас книгу «История казачества», написанную полковником Донского казачьего войска Андреем Гордеевым. С 1920 года он жил в эмиграции, собрал массу документов и свидетельств. Получился четырехтомник, монументальное историческое исследование. Рекомендую всем, кому близка тема.

— А вас в казаки приняли, Сергей Викторович?

— Обижаете! Конечно. Несколько лет назад в станице Старочеркасской на Нижнем Дону. После обряда подарили папаху, заставили выпить с шашки стакан горилки…

Шолоховский «Тихий Дон» — едва ли не самая моя любимая книга. Храню дома издания разных лет, в том числе старые и весьма редкие. Прочитал все произведения Федора Крюкова — славного сына казачьего Дона.

А «Историю казачества» мне подарил Никита. Да, оба сына знают, кем были их деды-прадеды. Я даже генеалогическое древо нарисовал от руки, отразил то, что удалось выяснить. Правда, по отцовской линии не слишком углубился. До деда Михаила, про которого уже рассказывал, данных нет, хотя я работал и в ростовском архиве, и в других местах информацию запрашивал. Церковные книги станицы Казанской, к которой относился хутор Демидов, были уничтожены в двадцатые годы прошлого века…

Хорошо, что Никита успел пообщаться с моими родителями, многое услышал из первых уст. Отец умер в 2008 году, мамы не стало совсем недавно, в октябре прошлого года. Ночью случился обширный инфаркт, скорая не успела…

 — Где учился сын?

— Никита окончил Высшую школу экономики, куда поступил самостоятельно. Во время учебы отслужил срочную в армии. Приехал на призывной пункт и сказал, что хочет выполнить гражданский долг. Попал во внутренние войска, в дивизию имени Дзержинского. Жанна, жена, поначалу сильно переживала.

— Навещали сына?

— Обязательно. Несколько месяцев вместе с сослуживцами Никита находился в районе Казани, где тогда проходила Универсиада, потом вернулся в Подмосковье. Отучился в Вышке, сейчас работает программистом. Всего старается добиваться сам, без моего участия. Я этому только рад.

— А как вам дался выход из тени? Все-таки сотрудник администрации президента — фигура не слишком публичная, теперь же приходится появляться перед телекамерами.

— Ну, не забывайте, что я работал преподавателем, опыт общения с большой аудиторией у меня есть. Хотя, безусловно, специфика у нынешнего статуса имеется… Я ведь не лекции читаю, а вслух излагаю свои мысли. К тому же на Кавказе люди умеют говорить, делают это красиво и нередко судят о состоятельности собеседника по тому, как он владеет словом.

Не скрою, поначалу испытывал дискомфорт, однако постепенно адаптируюсь. Публичное выступление — такое же искусство, как и всякое другое. Ему тоже нужно учиться. Но мне некогда брать уроки ораторского мастерства, осваиваюсь на ходу. Кроме того, полагаюсь на опыт и на интуицию. Они много раз меня выручали.

Важно публично общаться и обмениваться хорошими идеями, ведь за ними следуют хорошие дела. Для обсуждения актуальных проблем Северного Кавказа, да и всего Большого Кавказа, осенью этого года хотим провести в Кавминводах первый Кавказский международный экономический форум.

— Сочинского инвестиционного мало?

— Там все-таки федеральный масштаб, мы же планируем сделать акцент на регионе. Экономика на Северном Кавказе пока носит очаговый характер, но ее надо развивать. Региону нужна авторитетная площадка, на которой собирались бы главы субъектов, эксперты, местные и приезжие бизнесмены, при участии представителей федеральной власти делились бы проблемами, искали ответы на накопившиеся вопросы. В этом случае форум сможет выполнить свою миссию.

— Сроки определены?

— Речь идет о ноябре текущего года. Хочу подчеркнуть: форум называется Кавказским. Рассчитываем, что в нем примут участие и соседи из Азербайджана, Армении, Грузии, Абхазии, Южной Осетии.

— Такое, полагаете, возможно?

— Экономические связи никто не отменял. Бизнес не должен зависеть от политики.

Есть любопытные идеи, связанные с форумом, интерес проявляют Турция, Иран, Китай, ряд арабских стран. Ситуация динамична, работы впереди много.

— И про газ на форуме говорить будете, Сергей Викторович?

— И на форуме. И не только на нем.

Куда же без газа? Как и без водопровода?

Минеральные Воды — Черкесск — Москва