«Чтобы твои кишки завязались узелком»

По словам писателя, у ингушских мужчин было не принято угощать друг друга проклятиями. А вот от женщин-односельчанок такие выражения сыпались частенько.

— Бывало, что залезем в чужой огород за яблоками или нечаянно мячом в стекло попадём — на это женщины обязательно нам скажут что-нибудь из сардамаш. Очень стыдно! — вспоминает Накостоев. — Проклятия всегда считались частью именно женской культуры, уделом более слабого. Для мужчины это было позорным: если у тебя есть претензии — решай по-другому.

«Проклятия на ингушском звучат убедительней»

А вот в современном мире ситуация уже поменялась. По словам доцента кафедры психологии Ингушского государственного университета Марэм Ахильговой, сейчас сардамаш в речи чаще употребляют именно юноши, а не девушки.

— Это обстоятельство, как и само активное использование подобных выражений в разговоре, связанно с нестабильной общественной обстановкой, — считает Ахильгова. — Это психологическая реакция: человек постоянно находится в напряжении. Если он не имеет возможности физического воздействия (или оно крайне нежелательно), то крик души вырывается в словесной форме. А еще может показаться, что сегодня благопожелания сведены на нет. Но это не так, они лишь реже привлекают к себе внимание — хорошее быстро забывают.

По словам Ахильговой, то, что сардамаш и ловцаш произносятся именно на ингушском, делает их более убедительными — так они сильнее воздействуют на собеседника. В человеке откликается народная память! И не только генетическая, а самая обыкновенная: почти все нынешние миллениалы слышали сардамаш и ловцаш от своих бабушек и дедушек. В больших семьях старики порой в шутку произносят проклятия по отношению к домашним. Так что нередко дети с ранних лет, не говоря еще на ингушском языке, спокойно могут пожелать кому-нибудь сломать позвоночник.

Но всё же поколения отцов и детей воспринимают такие выражения по-разному. По словам эксперта, старшие, произнося проклятия, делают это с большой осторожностью, а вот молодежь часто бросается ими без особого повода.

Марем Ахильгова признаётся, что в речи своих студентов она частенько слышит колкие сардамаш: Сийна цIи ял хьох (чтобы тебе гореть синим пламенем!); ГIаманша ваъ хьо (пусть тебя съедят демоны!); БIар хила хьа цу чурех (чтобы твои кишки переплелись и завязались узелком!), Юкъ хак хьа (чтобы сломался твой позвоночник!).

— Когда я спрашиваю у них: «Вы хоть понимаете смысл фразы, которую произносите?», они часто отвечают: «Мы это так, в шутку, без всякого дурного умысла», — говорит Ахильгова. — Момент неоднозначный. Да, это часть традиционной культуры и отрадно, что молодёжь сохраняет её, используя в повседневной речи. Но язык — очень мощное оружие. В прежние времена за одно неловко оброненное слово человек мог и жизни лишиться.

Вместе с тем в ингушских традициях можно найти и выражения по «аннулированию» проклятий. Так, можно просто промолчать в ответ, тогда сардамаш не найдёт своего адресата и вернётся к тому, кто его произнёс. Второй способ заключается в том, чтобы, слыша проклятие, повторять про себя тубостопарала (да не сбудется).

Фото в материале: facebook.com/ameramimimi, Алёна Захарова, личный архив Марем Ахильговой