К-23: Последний бой Магомеда Гаджиева

В этом году главная база подводного флота России — город Гаджиево Мурманской области — отметил 60-летие. Свое имя город получил в честь первого Героя Советского Союза из Дагестана Магомеда Гаджиева, погибшего в Баренцевом море весной 1942 года. О жизни и подвиге легендарного подводника читателям портала «Это Кавказ» рассказал его племянник, руководитель Дагестанского научного центра Российской академии наук, доктор исторических наук Муртазали Гаджиев.

Морская душа

Магомед Гаджиев родился в высокогорном Мегебе, вместе с друзьями облазал все скалы в Кумухе, с шести лет жил в пыльной и шумной столице Дагестана — Темир-Хан-Шуре (ныне Буйнакск), но почему-то все время мечтал о море.

— И в аварском, и в даргинском, и в лакском языках, на которых говорили в семье Гаджиевых, есть слово «море», — размышляет профессор Муртазали Гаджиев. — Конечно же, мальчику было интересно: а что это? Как оно выглядит?

Брат Магомеда потом вспоминал, как однажды тот взобрался на гору Турчидаг, высотой 2355 метров, откуда при ясной погоде можно увидеть море. И он его увидел (или ему показалось, что увидел?) — узкую синюю полоску там, на горизонте, где земля сливается с небом.

Объектом обожания и подражания для подростка стал двоюродный брат Расул, служивший матросом на военном корабле в Баку. Магомед сбежал из дома, с приключениями добрался-таки до Каспия, где по ходатайству старшего брата его взяли на судно юнгой. Но счастье длилось недолго: приехал рассерженный отец и забрал беглеца домой.

Тринадцатилетний красноармеец

Однако Магомед опять сбежал — теперь уже в Красную Армию. В автобиографии он писал: «1920−1921 гг. Отдельная саперная рота 2-й Московской бригады курсантов; май 1922 г. — 1-я пулеметная команда 2-го Дагестанского стрелкового полка 13-й Дагестанской дивизии. Участвовал в преследовании деникинцев вплоть до взятия Баку, в ликвидации банд Гоцинского и остатков банд в Южном Дагестане и на Тереке». Конечно, он не скакал с шашкой наголо — играл на трубе в полковом оркестре, был помощником пулеметчика и артиллериста, но ему в это время было всего 13 лет.

Родители Магомеда переживали за старшего сына, но удержать его дома не могли. Гаджиевы вели размеренную жизнь крестьян. Отец благодаря учебе в Согратлинском медресе знал арабский, сочинял стихи, которые записывал в альбом, увы, утраченный при аресте в 1938 году. В поисках заработка он успел поработать каменщиком, сапожником, скорняком, неподалеку от Темир-Хан-Шуры купил две десятины земли и посадил фруктовый сад — и даже переписывался с Мичуриным.

Мать происходила из рода Чариновых (ее двоюродный брат Мугутдин Чаринов — основоположник лакской литературы). Она умела читать и писать, помогала мужу в работе — шила с ним шапки, папахи на продажу, была искусной золотошвеей. Хурбиче — единственная в Дагестане женщина, награжденная орденом святого Станислава III степени. По представлению губернатора Дагестанской области генерала Вольского она была удостоена этой награды за вклад в борьбу с эпидемией тифа и спасение жителей области.

Корняшка

В декабре 1922 года на базе бывшей женской гимназии в Темир-Хан-Шуре открылся 1-й Дагестанский педагогический техникум. Магомед в это время вернулся в город и пошел учиться. Поэт и писатель Эффенди Капиев, товарищ Магомеда, вспоминал: «В школе звали его Корняшкой — от слова „корень“. Друзья помнят упрямого организатора и главаря Корняшку, справедливого и честного, сурового и нежного брата… Магомед с первых же дней был признан всеми старшим». А Гамзат Муркелинский, заслуженный учитель РСФСР, вспоминал, что, несмотря на плохое знание русского языка, Магомед прочел все книги о море, какие нашел в школьной библиотеке.

После окончания техникума в 1925 году Магомеда направили на учебу в Военно-морское училище имени М. В. Фрунзе. Он был счастлив и сфотографировался для анкеты в тельняшке — он уже был моряком в душе.

В училище Магомед познакомился с Генрихом Гасановым, братом известного композитора Готфрида Гасанова. В 1928 году Генрих с Магомедом ходили на крейсере «Аврора» в учебный поход. Гасанов потом окончил Ленинградский кораблестроительный институт, стал контр-адмиралом, главным конструктором на Балтийском судостроительном заводе, получил Ленинскую премию за разработку атомных реакторов для подводных лодок.

Окончив училище и получив за отличную учебу именной посеребренный пистолет, Магомед был направлен на Черноморский, а затем на Тихоокеанский флот. Шесть лет он набирался опыта: совершал выходы в сложные районы, устанавливал рекорды автономного плавания на разных подлодках — американских АГ, наших М («Малютках») и Щ («Щуках»). В 1937 году его, как передового командира, отправили в Военно-морскую Академию имени Ворошилова. Правда, закончить ее он не успел: в сентябре 1939 года его отозвали из академии, направив в район военных действий на Север — начальником штаба подводного отдела Северного флота.

Отец героя, враг народа

А годом ранее в семье Гаджиевых произошла трагедия: 5 мая 1938 года был арестован отец Магомеда, Имадутдин.

— Его посадили по доносу хорошо знакомого человека, — рассказывает Муртазали Гаджиев. — По чьему доносу, я вам не скажу, потому что у этого человека есть родственники, они ведь ни при чем. Этот дагестанец, спасая свою жизнь, оклеветал Имадутдина. Обвинение было смехотворным — шпионаж в пользу Турции. И «улики» нашлись: на заднем плане известной фотографии имама Нажмутдина Гоцинского с соратниками в Темир-Хан-Шуре случайно оказался Имадутдин — что называется, попал в кадр.

Однако такое «соседство» с руководителем контрреволюционного движения в Дагестане оказалось роковым — Имадутдин был осужден по статье 58−6 (шпионаж), приговорен к 8 годам и выслан в Ивдельлаг (лагерь системы ГУЛАГ, Свердловская область).

— Я читал протоколы допросов Имадутдина: особисты пытались получить компромат и на старшего сына, и на других близких и знакомых, — продолжает Муртазали Гаджиев. — Но он не признал своей вины и никого не оговорил. Магомед пытался спасти отца, ходил по инстанциям, но ему не удалось ничего сделать. Хотя в это время он уже был известным подводником-орденоносцем: в 1935 году первым из дагестанцев получил высшую награду СССР — орден Ленина. В 28 лет! Когда Магомеду посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза, дело в отношении Имадутдина прекратили. Однако изнуряющая работа на лесоповале, недоедание и северный климат подорвали здоровье пожилого уже человека, у него не было сил добраться до родного дома. Через полгода после освобождения он умер в лагере. Могила его неизвестна. А что касается доносчика, он перед смертью, в конце 50-х годов, позвал дочь Имадутдина, Хадижат, и попросил у нее прощения. И она его простила — от имени братьев, от имени семьи. Мы понимаем, что доносчиком он стал не по своей воле. Мне думается, его вынудили так поступить — в тех обстоятельствах сложно было оставаться человеком, не всем это было дано.

Подводная «катюша»

В 1940 году капитана 2-го ранга Гаджиева по его просьбе перевели из штаба в плавсостав и назначили командиром 1-го дивизиона подводных лодок. Войну Магомед встретил в море: получил радиограмму «Бейте немецких фашистов!»

В Северном флоте было три дивизиона подлодок типа Щ, М и К. В море одновременно находилось несколько экипажей. Они вели поиск противника, торпедировали суда неприятеля, ставили мины.

Последним словом инженерной мысли была лодка типа К — крейсерская, то есть крупная и хорошо вооруженная. На тот момент К являлась самой большой подлодкой в мире, погружалась на предельную глубину — 100 м, развивала рекордную скорость 22 узла над водой и 13 узлов под водой, имела 8 торпедных аппаратов, запас из 16 торпед и 20 мин заграждения, два 100-мм и два 45-мм орудия с большим количеством снарядов. Ей были не страшны ни штормы, ни ураганы. В автономном плавании она могла находиться более месяца. Именно «катюши» были в «тяжелом дивизионе» Гаджиева. Как писал его соратник, капитан 2-го ранга О. Баранов, «девичье это имя пристало к подводным лодкам — крейсерам типа К с легкой руки отважного комдива Магомеда Гаджиева». И не случайно: Катюшей звали жену Магомеда, которой он писал нежные письма, полные тревоги и любви.

Именно на «катюше» Гаджиев впервые в военной практике применил артиллерию — 100-миллиметровые пушки — не только для собственной защиты, в чем, собственно, и состояло ее предназначение, но и для атаки в надводном положении. В сентябре 1941 года подлодка К-2 с комдивом на борту вступила в артиллерийский бой. Поняв, что догнать крупное транспортное судно под водой не удастся, Гаджиев приказал всплыть и расстрелять его из пушки. Потопив корабль, подлодка сумела уйти от бомб, сброшенных с гидросамолета, и вернулась на базу.

И тут комдив еще раз отличился. Вопреки запрету стрелять в собственной бухте, Гаджиев разрешил комендорам (морским артиллеристам) сделать холостой выстрел в честь победы. Один выстрел — один потопленный корабль противника. С тех пор это стало традицией.

Бой длился семь минут

Правильность нового метода подтвердилась в седьмом походе капитана Гаджиева, вошедшем в учебники по тактике. 21 ноября 1941 года, после двухнедельного похода, Магомед вернулся на К-21 в Полярное. И в этот же день снова ушел в море на К-3. Это было на пределе человеческих возможностей, командующий Северным флотом Арсений Головко пытался отговорить комдива, но напрасно.

— Магомед чувствовал на себе клеймо «сын врага народа», чувствовал, что находится под бдительным оком особистов, и старался как можно меньше быть на суше, — поясняет Муртазали Гаджиев. — Его брат Булач считал, что из-за этого клейма Магомед не был удостоен звания Героя раньше — за бой 3 декабря 1941 года.

В начале декабря К-3 успешно установила минные заграждения и обнаружила крупный немецкий транспорт в сопровождении сторожевика и двух морских охотников. Прорвавшись сквозь конвой, лодка выпустила четыре торпеды, потопив транспорт, но обнаружив себя. Корабли охранения начали сбрасывать глубинные бомбы. Выход был один: лечь на дно и затаиться на время, чтобы враг решил, что лодка затонула.

Однако, стремительно погружаясь, подлодка ударилась о грунт, из пробитых цистерн потекло топливо, и маслянистый след солярки совершенно демаскировал лодку. Немцы стали бомбить ее с удвоенной силой. Комдив понял, что враг знает их местоположение и бездействие равносильно гибели.

Требовалось что-то срочно предпринять. Гаджиев решил: всплываем и принимаем бой. Мощный артиллерийский огонь с обеих сторон длился всего 7 минут. За это время К-3 потопила сторожевой корабль и один из катеров, второй позорно бежал. Вскоре в бухте Полярного прозвучало три победных залпа — три потопленных судна врага за один бой!

«Война заставила пересмотреть некоторые штампы морской тактики. Считалось немыслимым после торпедной атаки всплыть и вступить в артиллерийский бой с вооруженным противником, — говорил командующий Северным флотом Головко, поздравляя моряков с победой. — Магомед Гаджиев и экипаж К-3 доказали такую возможность!»

Последний поход

Капитан Гаджиев воевал всего одиннадцать месяцев. 27 кораблей за это время потопил его дивизион, десять из них уничтожены при непосредственном участии комдива.

В последний поход он ушел 28 апреля 1942 года на подлодке К-23. 12 мая в штаб флота пришла радиограмма: «Транспорт торпедами, два сторожевых корабля артиллерией уничтожили… Имею повреждения… Прошу… Командир 1 ДПЛ…».

О том, что произошло, в штабе узнали из перехваченных донесений противника: потопив три корабля, лодка получила повреждения корпуса. Пришлось всплыть. К-23 попыталась уйти, но с одним дизелем это было очень сложно. Для вражеской авиации она стала легкой добычей.

Известна фраза Магомеда Гаджиева: «Нигде нет такого равенства перед лицом смерти, как среди экипажа подводной лодки, на которой либо все побеждают, либо все погибают». Вместе с комдивом на дне Баренцева моря навсегда остались 70 моряков.

23 октября 1942 года Магомеду было присвоено звание Героя Советского Союза. Но памятный камень на въезде в аул Мегеб, как это принято в Дагестане, ему не поставили. «Это потому, — пишет Булач Гаджиев в своей книге о брате, — что его никто не видел мертвым».