Канатоходцы ушли на север

В петербургском Музее Достоевского 21 и 22 октября театральная компания «Открытое пространство» представит новый спектакль Яны Туминой «Деревня канатоходцев». В основе сюжета — притча, написанная режиссером по мотивам древних преданий кавказских горцев.

Накануне премьеры корреспондент «Это Кавказ» поговорила с создателем спектакля о том, как важен баланс между актером и куклой, замыслом и импровизацией, базовыми принципами и экспериментом.

О замысле

— Бывают в жизни такие удивительные совпадения, подарки судьбы. Год назад на фестивале «День сказок» в Упсала-цирке мне предложили поучаствовать в интересном эксперименте-перфомансе: один из его участников ходит по канату, натянутому над озером, а второй в это время плавает посреди озера в большом кресле и рассуждает о балансировке, о неустойчивости, опоре или впрямую — о канатоходцах. Рассказчиков было трое, в том числе я, а канатоходец один — Расул Абакаров, профессионал в пятом поколении из дагестанского села Цовкра. Все его жители с самого детства умеют управляться с шестом, это ремесло кормит их уже 300 лет.

Я подумала: а зачем мне говорить на отвлеченные темы, когда наверняка есть какие-то предания, связанные именно с этим селом? Я покопалась в интернете и набрела на легенду о высокогорном дагестанском ауле, где случился когда-то большой пожар и спаслись только те, кто умел ходить по протянутым через ущелье веревкам. И днем рождения человека здесь считается день, когда ребенок делает свой первый шаг по канату.

И настолько меня эта легенда впечатлила, что я решила взять ее за основу своей истории, увлеклась — и сочинила притчу. Потом, перед своим «заплывом», я разволновалась и начала расспрашивать Расула: «А такое могло произойти в горах? — Да. — А вот это? — Почему бы и нет. — И это? — Вполне возможно». Так, плавая, словно черепаха Тортилла, по озеру, я впервые рассказала на фестивале историю о деревне канатоходцев. А когда причалила к берегу, ко мне подошла художница Кира Камалидинова, с которой я уже шесть лет работаю, и мы тут же принялись обсуждать, как из моего рассказа сделать спектакль — эта мысль пришла в голову нам обеим одновременно.

По мере того как мы думали, притча росла, внутри нее появились разные сюжетные линии. Я обратилась к писательнице Елене Чарник, и она помогла нам превратить повествование в диалоги. Главной стала история любви юноши и девушки. Им противостоят жестокие обычаи, которые не считаются с человеком, пресекают и разрушают судьбы, принимают жертвы как должное и привычное. Но влюбленные нарушили обычай, чем совершили некий переворот в сознании окружающих. Их отчаяние и любовь так потрясли людей, что все вдруг поняли: нужно и можно жить иначе. Ну, как в сказке, собственно, только и бывает.

«Нам надо было создать некий обобщенный этнос»

— А потом начались уже культурологические изыскания: нам надо было создать некий обобщенный этнос, кавказский архетип, не относящийся напрямую к Дагестану. И хотя место, описываемое в притче, действительно существует, сама история универсальна, не привязана к какой-либо определенной кавказской культуре. В итоге получилась самобытная реальность.

Мы старались придерживаться лаконичных, вернее, даже аскетичных решений: никаких задников с саклями, никаких скал на сцене и даже черкесок и папах у нас нет.

Мне очень повезло с художником по костюмам: Наталья Корнилова опытный специалист, она помогла мне создать костюмы, которые становятся частью пространства. Все четыре артиста одеты в подобие разноцветных суфийских юбок и черных высоких колпаков; в плотные шерстяные пиджаки, мы их перекроили из настоящих — я за то, чтобы превращать обыденные предметы в художественные произведения. В каждом пиджаке — своя изюминка.

Камни, доски и веревки

— Сценографию спектакля придумала Кира Камалидинова. Мы не сразу попали в десятку, сначала у нас была совершенно другая идея. Однажды вечером Кира прислала мне фотографию: на полу комнаты лежат большие камни, удерживая две вертикальные доски, между ними натянута веревка, на которой волшебным образом держится кукла. Этот принцип — камень, доска и веревка — стал основой сценографии.

Валуны нам «подарил» Финский залив, а доски Кира нашла за городом — вынесла из заброшенного сгоревшего деревянного дома. Эти доски идеально вписались в спектакль: ведь в нашей истории пожар играет важную роль. То есть все наши декорации — не бутафория. У каждого предмета — своя история, все они взяты из настоящей жизни, как и перекроенные пиджаки.

Предметы, у которых есть некое прошлое, совершенно иначе живут на сцене. В этом нет никакой мистификации: они несут на себе отпечатки событий и времени. И репетируем поэтому мы не в трениках, а в костюмах: «обживаем» их, изучаем их свойства, создаем им биографию.

Кукольных дел мастер

— Кукол тоже сделала Кира. Она автор кукол и объектов в моих спектаклях, которые идут в разных театрах города: «Колино сочинение», «Трюк», «Снежинка», «Маленький принц», «100 оттенков синего», «Polverone. Солнечная пыль», «Оловянный солдатик».

Здесь нам нужны были куклы, которые бы отвечали двум требованиям: во-первых, они должны ходить по канату, а во-вторых, выглядеть, словно сделаны из подручных средств — соломы, тряпочек, клубка ниток. Кира всегда очень тонко слышит меня и глубоко погружается в суть дела, ищет и находит нужные пропорции, детали, материалы, удивительные технологические решения. Иногда поиск мучительный и долгий, но он всегда дает поразительные результаты.

Правильные люди

— Надо отдать должное и остальным членам нашей команды: актриса и продюсер Алла Данишевская предложила поставить притчу в «Открытом пространстве». Кроме нее в спектакле играют прекрасные актеры Ренат Шевалиев и Регина Окунева в роли влюбленных, Александр Балсанов. Этих людей я люблю, знаю, доверяю им. Современный актер — очень сложная профессия. Он соавтор режиссера, сочиняет мир и управляет им одновременно. Это под силу далеко не каждому.

Художник по свету Василий Ковалев сочинил целую световую вязь, такой кружевной свет, секретный, волшебный, благодаря ему на сцене необыкновенная атмосфера. Помреж Анастасия Заславская — это наша «тотальная помощница», она отвечает за все, для нее нет ничего невозможного.

За музыкальное оформление отвечает Павел Ховрачев. В спектакле звучит и музыка разных кавказских народов, и необычные звуковые фактуры. Когда музыка выстраивается как драматургия — по мысли, по внутреннему ритму событий, — она становится опорой для существования актеров и настоящим чувственным ориентиром для зрителей. Я вот на репетициях без музыки даже думать не могу. Мизансцену я воспринимаю как некий танец — в статике или движении, но с отобранностью каждого ракурса и движения.

Есть у нас еще один потрясающий соавтор — Сослан Бибилов из Цхинвала, заслуженный артист Северной и Южной Осетии. И хотя он не появляется на сцене, но играет очень большую роль — это наш «закадровый голос», рассказчик. Мы долго думали, нужен ли нам в спектакле кавказский акцент? А если да, то какой народности? Было понятно, что если мы все время говорим «как петербуржцы», то что-то уходит. Нам надо было найти человека, у кого акцент был бы не пародийным, а «родным». И мы его нашли! У Сослана оказался могучий бархатный тембр и естественный акцент. Он дал нам заряд вдохновения, а спектаклю — кавказский колорит.

Люди и предметы

— У любого театра, даже у того, который считает себя экспериментальным, радикальным, есть какие-то консервативные, базовые принципы. Но если не нарушать законы, не искать свой собственный язык, не будешь двигаться вперед. В какой пропорции нужно сочетать новое и старое, каждый решает для себя сам. Это определяется материалом, периодом жизненным, местом, культурой, это очень личностные вещи, которые находятся в зоне интуиции и вкуса. Поэтому формулу вывести не смогу.

Бывают такие работы, где куклы, предметы, пространство могут быть самодостаточными. Они становятся главными персонажами, а актер нужен, чтобы этим оперировать, чтобы выступать в качестве партнера предметного мира.

Авторский театр, конечно, самый актуальный сейчас, на мой взгляд. Режиссер привлекает к себе тех, кто может работать с ним в соавторстве. Важно уметь примириться с тем, что у тебя есть соавтор-актер, и даже обрадоваться этому, и вместе с тем донести до него свое видение так, чтобы потом можно было подписаться под любым его движением.

Якоря и крылья

— Я читаю зрительские отзывы, слежу за критикой. Для меня это важно, хотя и портит здоровье. Но это не означает, что я кидаюсь что-то менять, услышав чужое мнение. У меня есть несколько спектаклей, которые совершенно по-разному людьми воспринимаются. Например, «Корабль Экзюпери» или принимают безоговорочно, или ненавидят. Вся беда в том, что зачастую зритель настроен увидеть очередную версию «Маленького принца» и не готов к эксперименту. А это абсурдистский театр: Алиса Олейник и Дмитрий Поднозов 60 минут без слов рассказывают биографию Экзюпери за пределами жизни. Развенчивают миф о человеке, меняют наши стереотипные представления о нем: писатель в глазах обывателей сведен до нескольких цитат и общих мест из «Маленького принца», он стал заложником этой книги, он давно уже хочет сняться с якоря наших представлений и полететь, но это оказывается очень трудной задачей.

Конечно, я часто прихожу на репетицию с готовой мизансценой в голове, но когда моя идея проходит через пространство, человека, сталкивается с предметами, она видоизменяется. И я не сопротивляюсь тому, что является мне «здесь и сейчас», — это гораздо сильнее по энергии, чем отвлеченные идеи. Во время репетиции важно справиться с усталостью, со своим собственным «так должно быть» и открыться спонтанности, импровизации. Главное — не пропустить и отобрать то, что действительно нужно. Умение «подлавливать» существенное — одно из главных качеств режиссера.

«Здорово, когда твои ученики на тебя не похожи»

— Я преподаю в Санкт-Петербургской академии театрального искусства целых 22 года, чем дольше работаю, тем больше понимаю: уверенность в том, что ты можешь кого-то научить профессии, ремеслу, — это иллюзия. Учитель раскрывается, отдает — делится мыслями, опытом. Если это в ком-то прорастет, то прекрасно. Здорово, когда твои ученики на тебя не похожи, но у вас общая группа крови.

Актеры — они как дети: отчаиваются, впадают в панику, если чувствуют, что во время репетиций заплутали, зашли в какое-то странное место. Поэтому мне нравится работать с рисковыми ребятами, готовыми отправиться в длительное и опасное «путешествие».

Спектакли — они тоже как дети. С одной стороны, они растут, становятся самостоятельными, а с другой — требуют общения с нами, режиссерами-родителями. Их нельзя надолго оставлять без присмотра.