Все началось на кухне

Сорок лет назад в дагестанском Халимбекауле появилась первая в истории Советского Союза спортивная федерация боевых искусств — под личную ответственность тренера Гусейна Магомаева. Позже на ее базе возникла школа-интернат «Пять сторон света», воспитавшая многократных чемпионов Европы, пятикратных чемпионов мира и даже единственного в мире обладателя титула «Король кунг-фу» — не китайца. Результаты поражают: около 2500 золотых, 600 серебряных и 450 бронзовых медалей! В этом году школа отметила свой двадцатилетний юбилей. О самом начале пути и о поразительной истории доброты, любви и силы духа нам рассказала супруга живой легенды спорта Гусейна Магомаева Ольга Николаевна.

«Господи, когда он уже оденется!»

— С Гусейном я познакомилась у подруги, живущей этажом выше. Он остался жить в ее квартире на время ее отъезда из Москвы. «Ой, как хорошо, — обрадовалась я. — будет кому гулять с собакой». Он так осторожно посмотрел на добермана, потом на нас и покачал головой — нет!

И пришлось выгуливать мне самой Зеллу и мою Раду. Я каждый день забегала, чтобы забрать собаку, а Гусейн открывал мне дверь в белых штанах. Я смущалась и думала: «Господи, да когда же он уже оденется!» То, что это было не нижнее бельё, а кимоно, я узнала только потом.

А как-то раз говорю ему: «Вы, наверное, голодны? Не стесняйтесь, заходите к нам в любое время. Наш дом открыт для друзей, и еда всегда найдётся».

И он зашел. Спустя несколько дней, в одиннадцать часов ночи. На меня в тот вечер напала тоска: я понимала, что совершаю ошибку, выходя замуж за человека, которого не люблю, но не знала, как быть. Открыла дверь, пригласила на кухню, накрыла на стол. Сидим… И знаете, бывает, встретятся два человека в поезде, не спится им. И разговорятся так, что всю жизнь выложат… Так и мы. До самого утра.

«Я хотела наладить его личную жизнь»

— Я же была светской девушкой. Знаете, такая избалованная московская штучка. Дом кино, Центральный дом литераторов, Дом журналистов, театры, выставки… Купалась в мужском внимании. А еще у меня был свой клуб «Кури Кури Кобра — 2». Каждую среду в моей квартире собиралась творческая интеллигенция столицы. Молодые поэты, литераторы, художники, критики. Мы рассуждали о философии, спорили, читали. Поэты приносили свои стихи. Я, конечно, требовала, чтобы все они были посвящены мне — и только мне. Ну, глупое создание.

В общем, решила я как-то приобщить Гусейна к культуре и позвала его на выставку. Ходим по залам, я рассказываю о картинах, а Гусейн с интересом слушает. Знания у меня были, но, конечно, достаточно поверхностные. Где-то от себя добавлю, где-то сфальшивлю. Дошли до зала примитивистов, и я начала возмущаться, что это какой-то бред и сама я нарисую лучше любого из них. И Гусейн так вежливо, переживая, что примитивисты остались мной не поняты, начал: «Ольга, ну смотри, вот эта картина, например…» И рассказал про каждого художника, каждую работу — в каком настроении и при каких обстоятельствах она писалась.

Я была поражена и его глубокими знаниями, и, самое главное, скромностью, он ведь меня ни разу не прервал. «Гусейн, — говорю. — Мы сейчас выйдем отсюда и зайдем вновь. И ты расскажешь мне всё, что знаешь об этих картинах и художниках».

В тот вечер я почувствовала его добрый характер и внутреннюю культуру. Это меня сильно к нему повернуло. Мы подружились, стали часто видеться, гулять по вечернему городу. Я знакомила его с историей Москвы и москвичей, он меня с Востоком и Дагестаном.

А вместе с тем я все время делала попытки наладить его личную жизнь, знакомя его с моими красивыми подругами. Он каждый раз говорил: «Ну хватит, оставь эту затею». Только я не сдавалась. Пока вдруг не заметила, что куда-то пропал мой жених.

— Куда ты вообще пропал? — говорю я ему в трубку.

— А это ты своего дагестанца спроси.

— Гусейна? А почему я у него должна спрашивать, куда делся мой жених?

— Не знаю, он меня встретил у твоего дома и сказал: «К этой девушке ты больше не подходишь».

— И ты решил не подходить?!

Жених мой объявился только спустя некоторое время. Мы с Гусейном встретили его в парке возле нашего дома поздно ночью. Он сидел на скамейке и ждал меня. Гусейн оставил нас наедине, и я первой прервала молчание: «Извини, все кончено». Понимающе улыбнулся: «Он порядочный человек». Больше мы не встречались.

Не знаю, что бы я сказала, приди он на несколько дней раньше. Но в тот момент действительно все было кончено. Потому что уже произошло то, что расставило все на свои места.

Трагедия

— …В тот день мы должны были встретиться с подругой. Она пригласила меня в гости, а я позвала с собой Гусейна, в надежде, что, наконец, найдём ему невесту. И вот мы в метро поднимаемся по эскалатору, а навстречу нам спускается родной брат Гусейна — Гасан. Увидев друг друга, они перебросились парой фраз и договорились, что встретятся наверху. Гусейн остался ждать брата внутри станции метро, а я побежала к подруге на площадь.

Спустя пару минут там произошла страшная трагедия. С Садового кольца вылетел пьяный водитель на ЗИЛе. Самосвал начал крутиться, как мясорубка, и убивать всех людей, стоящих перед станцией метро Парк культуры… У моей подруги отказали от шока ноги, я схватила ее и стала тащить на себе, пытаясь уклониться от машины. Мужчина, выходящий из метро, стал последней жертвой этой трагедии. Самосвал ударил его в висок краем борта и остановился. Всё. Считанные секунды… Поднялось облако пыли — и наступила тишина… И в этой жуткой тишине раздался вопль: «Оля-а-а-а-а!!!» А я не могла ответить, крикнуть. Онемела вся. Только шептала что-то. Ребята нашли меня, подхватили и скорее пошли прочь от этого места. Только в ту ночь мы неоднократно туда возвращались. Будто ноги сами вели… Машины отмывали кровь… Люди зажигали свечи. Несли цветы.

Потом Гусейн сказал: «Всевышний сохранил нам жизни для определенной цели. Мы должны быть вместе».

Невольное замужество и Дагестан как спасение

— Я была очень удивлена, узнав, что замужем. Еще в начале отношений я сказала Гусейну: «Давай просто будем жить вместе». Он улыбнулся и, как всегда, тактично промолчал. А потом просто забрал мой паспорт, когда мы были в Дагестане, и сказал своей маме: «Распиши нас». На вопрос, зачем он это сделал, Гусейн ответил: «Мне не нужна жена для Москвы. Мне нужна жена для жизни. Одна и на всю». И мы пошли выбирать кольца. Но взяли только одно. Денег не хватило. «Это тебе, — сказала я Гусейну. — Потому что я женщина верная, а какой ты — я не знаю».

Кстати, его мама, когда я приехала в Дагестан в первый раз, сказала мне: «Мы молимся за тебя каждый день». У меня эта фраза потом долго не выходила из головы. Приняли меня хорошо. Но дальше отношения немного испортились. Я оказалась не готова к тому, что ко мне ломом будут ломиться толпы дагестанцев. Дальние родственницы, односельчане, которых не знал даже сам Гусейн, с клетчатыми сумками-спекулянтками атаковали мою московскую квартиру. У нас был очень престижный дом в центре города, интеллигентные соседи, консьержка. Я очень стыдилась. И однажды призналась Гусейну, что больше так не могу.

На меня обиделись. Даже маме моей звонили и грозились развести нас с Гусейном. Она страшно переживала, но Гусейну удалось всё сгладить, и нас оставили в покое.

Моя мама полюбила Гусейна всем сердцем. Папа ушёл из жизни рано, и то, что мужчина пришел в наш дом и навёл в нем порядок, ее радовало. Гусейн тактично, но твёрдо расставил всех по своим местам. Мама — во главе семьи, а мы, её дети, рядом. Мама, в свою очередь, «подняла» его. И мне это все тоже очень нравилось. Я понимала, что это именно тот человек, за которым я могу быть за мужем и чувствовать себя настоящей женщиной.

Гусейн — настоящий учитель и наставник. За ним всегда шли люди. Не успели мы пожениться, как вся его дагестанская команда оказалась в Москве. Ребята приехали покорять столицу. Его ребята составили костяк сборной России по каратэ, а Гусейн стал ее старшим тренером. Но всё это не приносило никаких денег, и мы очень бедствовали. Был период, когда я сдала в ломбард все свои золотые украшения. Гусейн подрабатывал, рисуя картины, но долго бы мы так не протянули. Москва — город дорогой, ребятам устроиться на работу было практически невозможно. И я сказала Гусейну: «Давай уедем в Дагестан».

Нас мало кто понял. Друзья отговаривали меня. В итоге кто-то из них решил, что Гусейн — подпольный миллионер, кто-то пришел к выводу, что он обладает необыкновенными мужскими достоинствами, а все вместе решили, что я сошла с ума.

Нам в республике пообещали квартиру. Пустое обещание, конечно, но мы и не за ней туда уезжали. Гусейн устроился на работу в спортивное общество «Урожай», где тренерам платили 45 рублей в месяц. Жили у одной женщины, с которой познакомились в поезде по пути в республику. Несмотря на бедность, это было хорошее время. Вечерами собиралась вся сборная, и мы сидели, ели жареную картошку и пили чай.

Команда стала приносить золотые медали и кубки. Жизнь начала налаживаться. И вдруг в один момент всё стало рушиться.

«Что будем делать, Магомаев?»

— Правительство приняло решение о запрете каратэ. Всех тренеров стали преследовать. Гусейна уволили, и мы уехали в его родной Буйнакск. Там, в маленькой лачуге с двумя крохотными комнатами, жили мама Гусейна, сестра, брат и орава их детей.

С деньгами нам не везло. То обманут, то «прогорят» работодатели. Но всегда в самый трудный момент, когда, казалось бы, завтра уже нечего будет есть, появлялся какой-нибудь друг, делал хороший заказ на картину или привозил мясо, картошку, арбузы… Не возникло и проблемы, где жить. Мы, например, прожили несколько лет в семье друзей, окруживших нас своей заботой.

И все же, при всей нашей огромной благодарности, мы очень мечтали о собственном доме. И когда, наконец, появился свой участок земли в Халимбекауле, сразу же отправились туда. Помню, ночевали на тюках из соломы, которые нам заботливо подбросил кто-то из соседей. Мы сделали себе полушалаш и заснули, глядя на звездное небо. Такие счастливые, как если бы это был настоящий дворец в центре мира. Проснулись замерзшие, смеемся. И я ему говорю:

— Мы с тобой два нищих авантюриста. Что будем делать, Магомаев?

— Ты заповеди помнишь?

— Помню.

— Их многие помнят, но мало кто по ним живёт. Давай попробуем мы.

И мы продолжили лежать на этой соломе холодным осенним утром, без дома, без денег, предвкушая что-то новое и настоящее.

Этим настоящим стала мечта построить дом для друзей. Большой, красивый, уютный дом, в котором собирались бы для творчества светлые, талантливые люди. Но на что строить? Я зарабатывала немного денег переводами, он — рисунками. И тогда нам посоветовали построить дом из саманного кирпича. Это и дешево, и продукт экологически чистый — саман делают из глины и соломы. Мы решили организовать булха.

Это такой дагестанский обычай: приходят все родственники, друзья и просто желающие помочь в строительстве дома. Женщины готовят еду, мужчины «режут кирпич». Делается это так. Вилами перемешивают прямо на земле солому и глину с водой, затем вилами же перекладывают эту смесь в продолговатые формы с ручками по бокам, а мужчины руками, сжатыми в кулак, плотно забивают смесь в форму. Затем берут ее за боковые ручки, резко встряхивают — и готовый кирпич выпадает на землю. Там его оставляют на несколько дней сушиться под солнцем.

Я смотрела на это все и не могла определиться со своим местом на празднике труда. С хинкалом, думала, женщины и без меня справятся, лучше мужчинам помогу. А это, оказалось, такой тяжелый труд! Женщины с любопытством смотрели, когда же я сдамся. А я себе сказала: «Умри, но уйдешь последней». Я худенькая была, весила где-то 50 килограммов, а мокрая глина очень тяжелая… Но как-то выдержала и действительно ушла последняя. Это сразу прибавило мне авторитета и уважения в селе.

12 лет в вагоне, КГБ и слава

— Но пришлось нам этот саман продать. А все потому, что нас обманули чиновники. Мы тогда создали свою детскую благотворительную студию, администрация района обещала жалованье, и мы договорились забрать его в конце года. Гусейн обучал детишек рисованию и физической пластике. Мы тренировались, ели, пели, читали вслух, знакомя детей с философией Востока и Запада. Это были сельские ребятишки, из них некоторые — сироты, дети из неблагополучных семей. Смотришь на них — ботинок нет, кто в галошах, кто босой, голодные, одеты как попало. Да и мы сами были не нарядней. Ходила, помню, в шикарных немецких сапогах, оставшихся от московской жизни. Красиво так смотрелись, а подошва вся дырявая, ноги почти в лужах… Гусейн тогда готовил свою персональную выставку, и на ней должны были выступить дети — продемонстрировать пластику ушу. Помню, дождь идет, он рисует, а я стою и держу над картиной зонт. Во времянке крыша течёт, а на новую денег нет. Мы же и жили-то в вагончике, бывшем когда-то куриным сараем. Его нам кто-то подарил, я его отмыла хорошенько, чтобы не вонял, — и стали в нем жить. Лет 12 жили.

Так вот, весь год наши дети просто жили мечтами о поездке в Москву. А чиновники сказали, что денег нет и не будет. Они нас просто обманули. Нас можно. А вот детей обманывать нельзя. И мы продали весь этот саман, чтобы отвезти их в Москву. Наших детишек приняли на ура. Главред журнала «Юность» поэт Андрей Дементьев даже поручил своему журналисту Владимиру Лукьяеву быть всегда рядом с нами и записывать каждое слово. Так в 1983 году вышла статья «Ушу по-дагестански», изменившая нашу жизнь.

Вернувшись в Дагестан, мы получили за короткий срок около 170 000 писем! К нам стали приезжать люди со всех концов страны. Наш участок превратился в палаточный лагерь. Люди приезжали, жили, тренировались. Сначала это все было очень интересно и увлекательно, но я стала уставать. Каждый день я отмывала уличный туалет, мыла посуду, три раза в день готовила еду, стирала, оберегала Гусейна, когда он рисовал. О том, чтобы тренироваться с детишками самой, рисовать и читать им, не было и речи. Начать строить дом не могли. Я очень устала — настолько, что однажды пошла в огород, спряталась в кукурузе и разрыдалась. Но именно в этот день, в этой самой кукурузе ко мне пришло осознание того, что мы нужны людям. И что это великое счастье — быть нужным.

Я стала относиться ко всему совсем иначе, получая радость от помощи людям, но приезжающие к нам вызывали огромный интерес у односельчан. Некоторых это так волновало, что на нас начали писать анонимки. Нас измотали из-за этих доносов. И мы поехали в КГБ сами. Сдаваться. И попросили, чтобы нас или посадили, если мы преступники, или оставили в покое, если мы не делаем ничего плохого. На следующий день к нам приехали черные «Волги». Солидные мужчины — костюмы, шляпы… Пообщались с детьми, с нами, осмотрелись и уехали со словами: «Больше вас никто не тронет».

А дом… Тот самый, о котором мы мечтали. Знаете, как достроили его? Саман-то весь продали, помните? А вот как.

Мы очень не любим долги, но деваться было некуда, и мы рискнули и взяли в банке ссуду, чтобы купить кирпич. Первые два-три года платить было не надо, а потом частями. Но спустя два года страна рухнула. И мы в панике бросились в банк: «Кому мы теперь должны платить?» Мужчина пристально посмотрел на нас, пытаясь убедиться, что мы не убежали из дурдома. И выдал: «Вы первые и последние, кто пришел с таким вопросом. Ребята, страны этой больше нет. И банка этого нет. Кому вы собрались платить?»