«Произведением становится сама жизнь художника»

Во Владикавказе завершает работу XII Международный художественный симпозиум «Аланика», организованный Северо-Кавказским филиалом Государственного музейно-выставочного центра РОСИЗО при поддержке Министерства культуры РФ. Манифест симпозиума — «Оглянись в будущее!» В этом году участники под руководством куратора, искусствоведа, автора теоретических исследований в области современного искусства Виталия Пацюкова осмысляли культуру и народные традиции Северной Осетии, предлагая взглянуть зрителям на классическое достояние в непривычной форме.

Куратор рассказал «Это Кавказ», почему для создания будущего важно оглядываться в прошлое, не забывая традицию, и чем современный художественный процесс на Северном Кавказе отличается от столичного.

— Виталий Владимирович, чем симпозиум в этом году отличается от всех, что были раньше?

— Прежде всего, расставлены иные акценты: участники этого года ведут диалог между традиционной культурой и новейшим искусством. Каждая работа — обращение современных художников к культуре, построенной на универсальных ценностях, но эти ценности продолжают жить благодаря постоянному воспроизведению и обновлению, которое оплодотворяется именно новым сознанием. И этот вопрос поставлен более остро, если сравнивать нынешний симпозиум с предыдущими.

Культура кавказского региона мне напоминает горный хрусталь, кристалл, когда каждая грань в тот или иной момент истории становится более актуальной. Каждый симпозиум высветлял ту или иную грань непрерывности художественной мысли, но сегодня наступает особая точка в истории, особое равновесие между традицией и ее существованием в сложности современной цивилизации. Это вечный и постоянный диалог, и наша задача — обнаруживать в нем согласие, что и стало основной идеей нынешнего симпозиума.

— Когда вы подбирали художников, вам было важно, чтобы они работали с темой обращения к традиции?

— Да, все художники, которых я пригласил участвовать в симпозиуме, постоянно думают и осмысляют в своем творчестве традицию.

Вот, например, Владимир Тарасов (перкуссионист, композитор, художник, педагог из Вильнюса, — Ред.) — джазовый барабанщик. Джаз и есть, по сути, традиция, но одновременно это открытая система, построенная на импровизации. Я вспоминаю, как десять лет назад мы вместе с ним побывали в удивительном месте — Гобустане, на первобытной стоянке под Баку, и нашли огромный камень шамана, метров пять длиной, которому двадцать тысяч лет, и Владимир на нем играл. Этот камень звучал как виброфон. Так вот, Тарасов соединяет в своей игре будущее и прошлое, ведь барабан — это же первый инструмент, первый сигнал, первые ритмы в жизни человека. В момент игры он сумел выявить эти первые ритмы, которые когда-то воспроизводил на этом камне шаман.

Или Дмитрий Цветков (московский художник, модельер, портной, миниатюрист, — Ред.) — известный мастер ритуальных карнавальных шествий. Собирая старую одежду и декорируя ее, он дает ей, так же как человеку, новую молодость. Карнавал — традиция возрождения, он необходим, чтобы перевернуть сознание человека, чтобы он знал, что свободен в этот момент. И когда человек освобождается от состояний, построенных на социальных штампах, у него формируется новый взгляд на привычное. Он возвращается к своей естественности. У Цветкова перформанс представляет собой открытую систему — модельный показ, на котором будут представлены уже ставшие ненужными вещи, как бы выброшенные из личной истории человека. Но не только Цветков в своей акции возвращает им жизнь — зрители, надевшие их, тоже обретают радость. Хотя здесь нет зрителей — все являются участниками: искусство растворено в действии, искусство не отделяется от жизни.

Леонид Тишков (автор инсталляций, живописи, рисунков, книг, видео, фотографий и театральных перфомансов, Москва, — Ред.) в своей инсталляции материализует стихотворение знаменитого поэта, основоположника осетинского литературного языка Коста Хетагурова «Безумный пастух», в котором пастух ступает на облако и «улетает». Для художника облако становится матрицей жизни, она способна, как пуповина, соединить землю и воздух. Леонид Тишков сам читает стихотворение, и в этом есть идея присутствия художника, который не отделяется от своего произведения. Облако поэзии превращается в своеобразный летательный аппарат, и герой, вступающий на него, уже не может упасть, он просто парит. Художник остается здесь, на земле, вместе с веретеном, соединяющим в инсталляции Тишкова небо и землю.

— Виталий Владимирович, помимо приезжих художников, в симпозиуме участвуют и кавказские художники. Кто вас удивил?

Таких много. Вот Милана Халилова (художник, дизайнер и график из Кабардино-Балкарии, — Ред.), работающая с войлоком. Войлок и одежда, и символ дома — человек одевается в войлок, он сохраняет температуру тела, становясь как бы продолжением нашего тела, также войлоком украшают дом. В своей работе Милана вспоминает Йозефа Бойса, знаменитого классика авангарда, у которого во время Второй мировой войны получил контузию головы, а татары вылечили его повязками из войлока. Эта история повлияла на творчество художника, сделавшего впоследствии много работ с войлоком. У Халиловой войлок соединяется с традицией и переходит на линию контакта с другими художественными языками. Войлок в ее творчестве превращается в первовещество, первоязык, через который мы можем общаться со всем живым.

Осетинский художник Валерий Байцаев, занимающийся керамикой, представляет свои произведения вместе с предметами из интерьера своей мастерской, которые в этом случае становятся произведением искусства. Это неразделение искусства и истории жизни и быта. Мастерская и предметы, которые ее наполняют, превращаются в натюрморт, произведением становится сама жизнь художника.

Художник из Осетии Казбек Тедеев сделал работу о том, что старая культура начинает забываться, он пытается вернуть это забытое время в сегодняшний мир через рефлексию о творчестве замечательного скульптора Алексея Цораева, в частности через его работу — всадник, который падает с лошади. Падает не просто по сюжету, но и еще и физически, разрушаясь от времени. Происходит разрушение самого художественного языка, который мы забываем и тем самым способствуем этому процессу. Казбек предлагает вспомнить этот язык, а через него и в целом всю старую культуру и понять, насколько она нам дорога. На средства, выделенные на его проект, он заказывает изготовление гипсовой формы со скульптуры, оставляя надежду и возможность предотвратить ее утрату.

Тему единения и невозможности существовать в отрыве от традиции раскрывает и высказывание художника из Чечни Заура Цугаева. Несмотря на то, что в индустриальный век появляется лампочка как новое солнце, «старое» солнце — небесное светило — сохраняется. Это мир природы, память культуры нашего детства, это наше прошлое, без которого нельзя жить. Цугаев направляет луч стробоскопа на древние башни в горах — памятники продолжают жить во вторичной реальности. Этим жестом он соединяет техногенную цивилизацию со старой культурой, давая возможность по-новому взглянуть на ту и на другую. Это смелая работа, в ней есть определенная радикальность — откровенное соединение прошлого и будущего и мысль, что традиция должна существовать, без нее нельзя жить.

— Какие тенденции в современном искусстве вы видите сегодня на Северном Кавказе и как они соотносятся со всем остальным миром?

— Самое важное и интересное в современном художественном процессе на Кавказе для меня заключается в том, что Кавказ не забывает о своих традициях, именно здесь система координат сохраняется. Я наблюдаю два типа художественного поведения. Одни художники, применяя старые технологии, говорят на новом языке, а другие, наоборот, используют новую инструментальность и, соглашаясь с тем, что мы живем в новой реальности, обнаруживают в глубинах этого измененного мира древние первосхемы и устои мироздания. Эти две позиции практически совпадают с современными западными стратегиями.

— Симпозиум «Аланика» существует уже двенадцать лет. Произошла, на ваш взгляд, за это время революция в искусстве?

— Я вижу, что искусство на Северном Кавказе становится более острым и начинает активно осваивать новые художественные языки. Сам факт существования «Аланики» благодаря удивительной интуиции, мудрой стратегии и художественному чутью ее организаторов (здесь невозможно переоценить роль основателя и бессменного руководителя симпозиума Галины Тебиевой) создает уникальную ситуацию: художники кавказского региона получают возможность влиться в интернациональный культурный контекст, а гости, исследуя новое для них культурное пространство, обретают дополнительный творческий потенциал.

Центр внимания крупных форумов сейчас смещается на региональную ситуацию, актуальность начинает питаться глубинной почвой. Арт-территория «Аланики» расширяется, постепенно превращаясь в значимый центр актуального искусства, увеличивается ее социальная роль.

С момента первого симпозиума возник целый корпус произведений, посвященных исследованию культуры и истории региона, эта уникальная коллекция должна стать основой для будущего музея современного искусства.

— Я знаю, что вы давно связаны с Осетией — хорошо знаете наших художников, у вас есть корпус искусствоведческих текстов, посвященных творчеству художников Осетии. Можете сказать, чем вам так дорог Кавказ и, в частности, Северная Осетия?

— Меня всегда интересовал феномен неотделимости авангарда от архаического мышления, от примитива в самом высоком значении этого слова. Здесь я узнал о таких выдающихся художниках, как Сосланбек Едзиев, а также Хаджумар Сабанов, с которым мне посчастливилось познакомиться.

Мое детство связано с Крымом: мой отец и моя бабушка родились там, и я сам вырос там. В Крыму море и солнце, а здесь горы и солнце — все мне здесь напоминает Крым. Я иду по улочкам Владикавказа, любуюсь старинными балкончиками и вспоминаю свое детство. Я ощущаю этот город родным.

Образ Кавказа для меня сформирован Пушкиным, Лермонтовым. Часто вспоминаю фразу Пастернака: «Кавказ был весь как на ладони». Далекий и одновременно ближний мир, как крупный план кино. Кавказ для русской культуры всегда был очень важен — это место свободы. Поднимаясь в гору, мы можем оглядываться назад, а если смотрим вперед, то видим небо. Гора позволяет нам видеть и то, и другое одновременно. И ощущение свободы оно действительно реально. Здесь я чувствую себя намного лучше, чем в Москве. Я вижу чудные лица молодых людей и девушек. Я был во многих городах и странах, но таких красивых лиц, как здесь, нигде больше не видел. Народ Осетии всегда жил в красоте и сумел сохранить эту красоту.