С головой в Дагестане

В московской галерее «Граунд Песчаная» проходит выставка «Арт-Кавказ. С Дагестаном в голове». На ней представлены работы студентов ГИТИСа — будущих театральных художников и режиссеров, которые недавно вернулись из Дагестана, где побывали в горах, на море и в столице. Результатами поездки стали видео-арт, инсталляция, перформансы и название выставки, отсылающее к строчке Расула Гамзатова: «Все приемлю я, что будет, с Дагестаном в голове».

— Кураторов: меня, Таус Махачеву и Катю Бочавар — в первую очередь интересовало, что может получиться у совсем юных людей, которые ничего не знают о Дагестане, даже где это, — рассказывает один из кураторов выставки Дмитрий Буткевич. — Они были как чистая доска — с нулевым знанием «предмета» или с представлениями о нем из числа тех, которые диктует так называемое общественное мнение. И вот наблюдать, как они воспринимают культуру совершенно незнакомого им места, жестко структурированного, с четкими общественными традициями и очень яркого, было безумно интересно.

Самый большой интерес у студентов ГИТИСа вызвали горы и особенности городского пространства.

— Мало кто приехал с готовым решением, но через день уже начались первые перформансы. Я не могу выделить любимую работу на выставке — есть те, которые кажутся мне законченными, есть те, которым есть куда развиваться. Они все одинаково дороги, и это прекрасно, когда видишь Дагестан с разных точек зрения.

Евгения Резникова. «Российский Дагестан»

— Моя работа называется «Российский Дагестан». Она отсылка к фильму «Советский Дагестан» — черно-белой документалке 1950 года. В оригинальном фильме герои — молодые инженеры, пастухи, обычные люди, которые рассказывают, как им прекрасно живется в Советском Союзе.

Фильм немного пафосный, и в своем фильме я старалась сохранить и этот пафос, и оптику человека, который смотрит со стороны. Я ходила с пластилином в коробке, мои герои лепили себя, а я записывала их рассказы о себе. Некоторые говорили по-русски, некоторые — по-аварски, как три пожилых жителя аула Чох, и потом надо было переводить на русский, и это тоже было интересно. Но главная мысль была именно в необходимости смены оптики: перебороть вот эту «московскость», отстраненность, снобизм в каком-то смысле принятый, когда воспринимаешь новое место, далекое от столицы.

Анна Иткина. «Абдулла»

— Я придумала Абдуллу уже в Дагестане. У меня были какие-то мысли и наработки до поездки, и даже что-то было сделано, но я не была довольна. А потом мы поехали в горы, и там родился Абдулла. Мне кажется, что его куртка, штаны, щетина и музыкальные вкусы — такие могли быть у дагестанца. Я не говорю «у среднего дагестанца» — мне не нравится усредненность.

Я купила одежду в местном магазине, в таком облике пришла на ужин и потом ходила так несколько дней.

На открытии выставки я сама изображала Абдуллу, пугая зрителей, но на самом деле его физическое присутствие там необязательно. Главная работа — это его страница «Вконтакте», где выложены видеоролики, своеобразный дневник, и любой может подсесть к столу и оживить героя, просто полистав этот дневник.

Не знаю, почему возник Абдулла. Возможно, дело в том, что я немного переживаю из-за своей физической маскулинности, мне кажется, что я похожа на мальчика. Поэтому дома всегда подчеркиваю свою женственность, ношу платья, юбки, какие-то колготки. А в Дагестане меня как будто вытолкнули из комфортных условий, и я решила, что вот она — возможность увидеть мир глазами мужчины.

И смешная история. После того, как мы вернулись в Махачкалу, я решила, что здесь тоже могу пожить как Абдулла. Шла по улице мужской походкой, несколько зажато — и курила. Курящим на улице девушкам там непросто. Чувствовала себя настоящим Абдуллой. И в это время ко мне подбегает барышня и говорит: «Девушка, не подскажете, как пройти на такую-то улицу?»

Григорий Рахмилович. «Борода»

— Мой проект называется «Борода» и состоит из трех частей. Сначала, собственно, фильм, как я подходил к дагестанским женщинам и просил их пожертвовать локон, чтобы я мог сделать накладную бороду и так обрести мужественность. Рядом, конечно, была Таус Османовна, которая тут же объясняла всем, что я — художник из Москвы, а не колдун. И что я не хочу их сглазить, а волосы необходимы, чтобы показать маскулинную культуру Дагестана. И этот аргумент, кстати, всегда встречался с пониманием.

Четырнадцать женщин и три салона красоты пожертвовали мне волосы, из них профессиональный постижер две недели делал накладную бороду, которая и есть вторая часть проекта. А потом на границе Грузии, Ингушетии и Осетии я надел дагестанский костюм, приладил бороду и сделал фотосессию, примерив на себя образ дагестанца — и это третья часть.

Анна Гребенникова. Лезгинка «Не стреляй!»

— Я придумала свой проект еще дома. Я поняла, что мне хочется танцевать. Лезгинка — символ Дагестана. Но я знала, что делать это традиционно — нереально, потому что я не смогу танцевать так, как танцуют местные жители. Они рождаются с этим умением. Когда я летела домой в самолете, три человека рядом смотрели на своих телефонах именно лезгинку!

Я начала думать, какими способами можно это сделать — станцевать символ целой республики. Для начала было очень трудно выбрать, какая партия, женская или мужская, мне нравится больше: лебединый шаг девушки или размах рук и энергия мужчины. И поскольку я так и не сделала выбор, решила, что в лезгинке, которую я станцую, будут обе партии.

Я подумала, что девичий танцевальный шаг — это своеобразное балансирование, и начала пробовать себя: стояла на банках, на каких-то неустойчивых предметах. Потом обернула обычную бутылку скотчем и использовала этот странный, неуместный на празднике, канцелярский предмет на настоящей свадьбе в Дагестане: балансировала на бутылке, одновременно разрывая листы бумаги и куски тканей, которые доставала из пакета, висящего на груди. Когда ты рвешь с силой, со звуком бумагу — это движение напоминает танец мужчины, резко, со свистом разводящего руки в стороны. Мне казалось, что в моей собственной лезгинке это движение будет естественным, таким, как у настоящих танцоров.

Я танцевала одна, но потом мой танец превратился в настоящую лезгинку, ее начинали танцевать гости, чтобы меня поддержать. В конце мне уже надо бежать на самолет, но мне начинают дарить бутылки с коньяком и какую-то еду… И это здорово — как награда уличному артисту за его перформанс.

Елизавета Гусева. Лабиринт на полу

— Это история о том, что ты видишь под ногами. Но это не просто проект, а исследование. Еще до поездки в Дагестан, я побывала на Соловках и увидела там лабиринты. Потом заметила, что они совпадают с теми, что описывал известный советский архитектор Геннадий Мовчан, рассказывая о дагестанском жилище: там лабиринт выдалбливали в камне.

Это такая система условностей, в которую люди придумали играть давно, — строить лабиринты, но не всегда заходить в них. И это похоже на нашу современную дорожную разметку и те траектории, порой очень странные, которые оставляет в блужданиях по городу человек.

Затем мы поехали в Гуниб, я стояла на какой-то точке, откуда видны были горы. Было видно, что они устроены слоями, ярусами. И эта геодезия гор каким-то образом тоже сложилась в лабиринты. Я поняла, что сама хочу сделать подобное — совмещенное пространство Махачкалы и Москвы, дорожную разметку улиц и тропы, по которым веками ходит человек. Так родился мой «Лабиринт».

Стоя в горах Верхнего Гуниба, я ощутила, что мне хочется почувствовать себя этим вот первобытным человеком, но в то же время человеком XXI века, и начала выкладывать каменный знак «Мерседеса»: два метра на два метра. Таскала камни, делая быстрое и почти бесполезное действие: на выставке есть медитативное видео об оставленном в горах современном символе из древних материалов, который тоже своего рода лабиринт.

Пока я с помощью Таус Османовны выкладывала знак «древнего авто», начало темнеть, и оказалось, что мы собрали свой знак-лабиринт в том месте, где обычно ночует стадо. Коровы и быки окружили нас и смотрели неодобрительно. И это тоже была «вечная» история.

А в Москве в галерее теперь есть лабиринт, который я «нарисовала» при помощи скотча.

И мне кажется важным, что он объединяет все работы, сделанные этим летом в Дагестане: мой лабиринт «подходит» к тем проектам, что были придуманы в горах, на воде и в городе. Он позволяет зрителю пройти по проделанному нами пути, увидеть все, что мы сделали, и воссоздать нашу траекторию.