Внук легенды
— Я врач в третьем поколении. Мой дедушка Магомед Индербиев — легендарная личность. Его отец был муллой, а дед — георгиевский кавалер, участник русско-японской войны. В июне 41-го, когда началась война, молодой Магомед Индербиев, только окончивший Грозненское медучилище, добровольцем ушел на фронт. Был назначен старшим фельдшером 351-й стрелковой дивизии. Лично вынес с поля боя 90 тяжелораненых солдат и офицеров. В 44-м — год выселения чеченцев и ингушей — к ним в часть пришла депеша, чтобы его также сослали в Казахстан как врага народа. Но командир на свой страх и риск отписался, что фельдшер Индербиев пропал без вести. И начальство, и сослуживцы понимали, что человек, который их спасает, не может быть врагом.

Фото: Елена Афонина
После войны дедушка отправился к своей семье в Казахстан. А в 52-м, когда ему было 30 лет, поступил в Алма-Атинский медицинский институт, окончил его с отличием. Вернулся на Родину, сделал блестящую карьеру. Стал первым среди вайнахов министром здравоохранения ЧИАССР и занимал эту должность 12 лет. Создал мощный пласт национальных медицинских кадров. Лично способствовал тому, чтобы выпускники из Чечено-Ингушетии могли на внеконкурсной основе поступать в лучшие медицинские вузы страны.
Мой дедушка — это человек, который сделал себе имя и передал его потомкам. Выбирая медицину, я понимал, что у меня уже есть «именитая» фамилия, и моя задача ничем ее не запятнать.
Первый раз
— Я окончил Московскую медицинскую академию имени Сеченова с двумя четверками. Больше всего мне нравился хирургический профиль. А анатомия, которую не любят многие студенты-медики, давалась мне легко, наверное, благодаря альбомам, которые сохранились от дедушки. Их же заставляли рисовать каждую деталь — кости, мышцы, органы — и он мне эти альбомы передал. И, хотя в мое время студенты уже не должны были этим заниматься, я тоже все это тщательно вырисовывал: каждую впадину, отверстие, отросток. Когда задействуются несколько видов памяти — речевая, визуальная, тактильная, информация запоминается лучше.
За годы работы я провел тысячи операций. Но самую первую помню так, словно это было сегодня. Мне 22 года. Я студент 6 курса, дежурю в 61-й больнице Москвы. Сейчас я как-то не вижу этого у интернов, а раньше, если тебе разрешили дежурить с какой-то бригадой, ты был счастлив. Ну и что, что ты волонтер? Зато можешь находиться в операционной и даже подавать хирургу что-то!
Именно в эту ночь было очень много поступлений. Ответственный хирург уже выдохся. И тут поступает очередной больной. С гангреной нижней конечности. Надо ампутировать ногу. Мне разрешили сделать это самому. Разумеется, под пристальным наблюдением. Теоретически я, конечно, все умел, так как ассистировал много раз. Но именно эту ампутацию я сделал сам!
Другое измерение
— Когда я стою в операционной, время останавливается. Я ухожу в какой-то астрал. Ни одной лишней мысли в голове, я полностью сконцентрирован на том, что делаю. Это неописуемое ощущение.
Самая долгая операция в моей жизни длилась 9 часов. После ординатуры я вернулся домой и устроился на работу в 9 городскую больницу. Редко какой человек, живший тогда в Грозном, вспомнит ее без содрогания. В начале 2000-х годов это была фактически единственная на регион больница скорой помощи. Все пострадавшие в ДТП, люди с огнестрельными и осколочными ранениями попадали туда. А после войны условий особых там не было. И вот мы проводим плановую операцию на аорте — и выключают свет. Заработал дизель, но через несколько мгновений он тоже сломался. Все аппараты, в том числе и для искусственной вентиляции легких, вышли из строя. Страшная картина. Мы включили фонарики, анестезиологи обеспечивали дыхание в ручном режиме. Такие операции и так идут по три-четыре часа, а тут из-за технических проблем время увеличилось в разы. Но все закончилось хорошо.

Фото из личного архива Тимура Индербиева
Тимур Индербиев (справа) проводит операцию
Я верующий человек. Насколько глубоко — не мне судить, но я постоянно убеждаюсь в существовании Бога. Я сталкиваюсь со смертью чаще, чем другие. И каждый раз, когда мы теряем пациента, я чувствую холод. Как будто рядом оказался ангел смерти.
Вместе с тем я никогда не устаю от своей работы. И желания уйти из медицины у меня никогда не было. Как сказал кто-то из мудрых: «Выбери работу по душе — и тебе не придется работать ни одного дня в своей жизни».
Семейный бизнес
— Я перешел из приемного отделения в девятой горбольнице в новое сосудистое отделение, но вскоре его закрыли. И я оказался без работы. Ощущение было как у рыбы, выброшенной на берег. Думал, что жизнь закончилась. Но у меня были жена и дети, я не мог вешать нос.
Устроился работать в кабинет «диабетической стопы» эндокринологического диспансера. В то время в Чечне не было условий для элементарной диагностики. Я ездил в Махачкалу и договаривался с дагестанскими коллегами, чтобы они без очереди обследовали наших больных, чтобы те успели вернуться до комендантского часа. Тогда, если честно, со всем было туго — даже элементарных ортопедических изделий люди не могли купить, приходилось ездить в другие регионы.
И вот я, собрав все семейные сбережения — 10 или 15 тысяч рублей, еду на конференцию в Москву. И там как раз проходит выставка. Подхожу к одному стенду и вижу компрессионный трикотаж премиум-сегмента, который я рекомендую своим пациентам. Потому что дешевый при варикозе не помогает. Прошу девушек-консультантов подобрать мне чулки самых ходовых размеров.
Приезжаю домой. Город весь разбитый. Мы с женой арендуем уголок магазина на центральном проспекте. И она становится консультантом.
Супруге было тяжело. Она с тремя маленькими детьми была дома. Оставляла свой номер телефона на двери магазина, пациенты ей звонили, она приезжала и подбирала им то, что нужно. Потом мы сняли подвал в собственном доме, сделали ремонт и открыли ортопедический салон — первый в Чечне. Продавали бинты, бандажи, корсеты. Дело пошло настолько хорошо, что вскоре у нас было целых три магазина. Это уже заслуга супруги.
Я часто думаю об этом периоде в нашей жизни. Ведь именно когда меня выбросило на берег, я был вынужден мобилизовать все ресурсы. И стал финансово независимым. Это очень важно для врача — иметь возможность не ждать благодарности от пациента.
Навигатор по сосудам

Фото: Елена Афонина
— У меня четверо детей. Все они хотят стать врачами, двое уже учатся в мединституте. Никто ни на кого не давил — это их осознанный выбор. У нас вообще всегда уважают мнение другого, главное, чтобы оно было.
А еще у меня есть три детища, которыми я особенно горжусь. Это единственный на юге страны Центр спасения конечностей, Центр флебологии и отделение эндоваскулярной хирургии, которое функционирует на базе Республиканского клинического госпиталя ветеранов войн имени моего деда Магомеда Индербиева.
До 2012 года он находился в здании детского сада. Я работал там сосудистым хирургом и регулярно ездил на все конференции по своему профилю, где узнавал про достижения эндоваскулярщиков. Это было новое, высокотехнологичное направление в медицине. Оно позволяет проводить разные манипуляции в организме человека через небольшие проколы на коже.
Но для этого нужна была мощная ангиографическая установка — аппарат, который позволяет под рентгеновскими лучами видеть всю сеть кровеносных сосудов человека. Ангиографы очень дорогие, тогда они были только в крупных центрах страны.
Однажды нам сообщили, что скоро госпиталь вернется в старое здание, где располагался до войны. У меня сразу включился внутренний калькулятор: «Интересно, что там предусмотрено для сосудистой хирургии?» А у меня отец — строитель, он постоянно с чертежами ходит, я в них разбираюсь. И я получил возможность участвовать в разработке проекта.
Мы потратили на него почти год, зато у нас появилось отделение рентгенохирургических методов диагностики и лечения. Впервые в республике мы начали выполнять эндоваскулярные вмешательства на сердце и сосудах. С высокой точностью, без боли, без разрезов, без долгого периода реабилитации. Мы по сосудам можем зайти в любой орган и лечить даже онкологические заболевания.
Спасая конечности
— Еще во время учебы в ординатуре я был включен в немецкое общество хирургов. Меня приглашали на стажировку в университетскую клинику Франкфурта, но тогда я не смог поехать. Спустя 10 лет стажировка все-таки случилась. И я увидел, что в Германии доктора могут работать в госклиниках и параллельно вести прием в своей, частной.

Фото: Елена Афонина
Этот формат работы мне понравился, и я рискнул открыть в Грозном миницентр флебологии. Вложил все свои деньги, купил аппараты УЗИ, нанял медсестру. Сначала работал там один, потом начал набирать сотрудников. Нам стало тесно, арендовали помещение в госпитале и с 2014 года находимся там.
Еще когда я работал в эндокринологическом диспансере, я ужаснулся тому количеству пациентов, которые поступали к нам с синдромом диабетической стопы. Это осложнение сахарного диабета, приводящее к ампутации конечности. Сосуды закрываются бляшками, забиваются, ухудшается кровообращение, начинается гибель клеток, инфекция, гангрена…
Примерно 500 человек в республике ежегодно попадали в больницу с таким диагнозом, а 150 из них проводилась ампутация. Мы открыли первый в СКФО Центр спасения конечностей. К нам приезжают пациенты со всей России, и помощь они получают совершенно бесплатно. Ноги мы людям сохраняем.
Ковидная трансформация
— Ковид усложнил работу всем врачам, но меня он еще и переквалифицировал. Когда пандемия только началась, я был главным врачом госпиталя ветеранов войн. И тут мне передают здание 9 больницы — той самой, где я начинал, — и говорят: «Через несколько дней скорая начнет подвозить сюда людей с коронавирусной инфекцией». То есть я получил отремонтированное, оборудованное, но пустое здание, где нет персонала, нет никаких традиций. Мне нужно было быстро набрать людей и с нуля выстроить все рабочие процессы. Я с секундомером проделывал работу каждого сотрудника. Разработал алгоритмы, расписал последовательность действий персонала с того момента, как они заходят в «красную зону», до конца дежурства и выхода в «зеленую зону». С точностью до минуты. Развесил везде схемы, чтобы каждый новый сотрудник мог быстро адаптироваться к этим условиям.
Все комиссии, которые к нам приезжали, были поражены слаженностью работы ковидария. И тут мне говорят: «Теперь организуй так работу во всех ковидных центрах». Организовал. Хотя, конечно, эта пандемия сильно всех потрепала. Я же не инфекционист, а пришлось этим заниматься. Меня всегда тянет обратно в операционную.
Быть в тренде
— Когда я только закончил школу, я думал, что ужасно взрослый, все знаю и буду щелкать все жизненные задачи как семечки. Но по мере расширения кругозора начинаешь понимать, как мало ты знаешь.

Фото из личного архива Тимура Индербиева
Меня так воспитали, что первую половину жизни надо работать на свой авторитет, а вторую половину авторитет будет работать на тебя. Но учеба в медицине — непрерывный процесс. Надо постоянно инвестировать в свои знания. Поэтому я стараюсь регулярно посещать значимые события в профессиональной сфере: конференции, съезды, симпозиумы. Важно всегда быть в тренде.
Я побывал в 30 странах мира. Все эти поездки были связаны со стажировками, с учебой. Регулярно отправляю своих сотрудников в лучшие клиники, чтобы они набирались там знаний и опыта, чтобы развивался и рос не только я. Мой коллега — кардиолог Хасан Бацигов — говорит: «Надо создавать среду вокруг себя». В хирургии ты не можешь работать один, только в команде. И важно, чтобы это была команда единомышленников, идущих в ногу со временем. В медицине нельзя останавливаться на достигнутом. А если какая-то задача или новшество кажется слишком сложным, я всегда говорю себе: «Кто-то ведь смог это сделать, значит, мы тоже сможем».