«Каждый раз, когда мы теряем пациента, я чувствую холод»

Внук легенды

— Я врач в третьем поколении. Мой дедушка Магомед Индербиев — легендарная личность. Его отец был муллой, а дед — георгиевский кавалер, участник русско-японской войны. В июне 41-го, когда началась война, молодой Магомед Индербиев, только окончивший Грозненское медучилище, добровольцем ушел на фронт. Был назначен старшим фельдшером 351-й стрелковой дивизии. Лично вынес с поля боя 90 тяжелораненых солдат и офицеров. В 44-м — год выселения чеченцев и ингушей — к ним в часть пришла депеша, чтобы его также сослали в Казахстан как врага народа. Но командир на свой страх и риск отписался, что фельдшер Индербиев пропал без вести. И начальство, и сослуживцы понимали, что человек, который их спасает, не может быть врагом.

После войны дедушка отправился к своей семье в Казахстан. А в 52-м, когда ему было 30 лет, поступил в Алма-Атинский медицинский институт, окончил его с отличием. Вернулся на Родину, сделал блестящую карьеру. Стал первым среди вайнахов министром здравоохранения ЧИАССР и занимал эту должность 12 лет. Создал мощный пласт национальных медицинских кадров. Лично способствовал тому, чтобы выпускники из Чечено-Ингушетии могли на внеконкурсной основе поступать в лучшие медицинские вузы страны.

Мой дедушка — это человек, который сделал себе имя и передал его потомкам. Выбирая медицину, я понимал, что у меня уже есть «именитая» фамилия, и моя задача ничем ее не запятнать.

Первый раз

— Я окончил Московскую медицинскую академию имени Сеченова с двумя четверками. Больше всего мне нравился хирургический профиль. А анатомия, которую не любят многие студенты-медики, давалась мне легко, наверное, благодаря альбомам, которые сохранились от дедушки. Их же заставляли рисовать каждую деталь — кости, мышцы, органы — и он мне эти альбомы передал. И, хотя в мое время студенты уже не должны были этим заниматься, я тоже все это тщательно вырисовывал: каждую впадину, отверстие, отросток. Когда задействуются несколько видов памяти — речевая, визуальная, тактильная, информация запоминается лучше.

За годы работы я провел тысячи операций. Но самую первую помню так, словно это было сегодня. Мне 22 года. Я студент 6 курса, дежурю в 61-й больнице Москвы. Сейчас я как-то не вижу этого у интернов, а раньше, если тебе разрешили дежурить с какой-то бригадой, ты был счастлив. Ну и что, что ты волонтер? Зато можешь находиться в операционной и даже подавать хирургу что-то!

Именно в эту ночь было очень много поступлений. Ответственный хирург уже выдохся. И тут поступает очередной больной. С гангреной нижней конечности. Надо ампутировать ногу. Мне разрешили сделать это самому. Разумеется, под пристальным наблюдением. Теоретически я, конечно, все умел, так как ассистировал много раз. Но именно эту ампутацию я сделал сам!

Другое измерение

— Когда я стою в операционной, время останавливается. Я ухожу в какой-то астрал. Ни одной лишней мысли в голове, я полностью сконцентрирован на том, что делаю. Это неописуемое ощущение.

Самая долгая операция в моей жизни длилась 9 часов. После ординатуры я вернулся домой и устроился на работу в 9 городскую больницу. Редко какой человек, живший тогда в Грозном, вспомнит ее без содрогания. В начале 2000-х годов это была фактически единственная на регион больница скорой помощи. Все пострадавшие в ДТП, люди с огнестрельными и осколочными ранениями попадали туда. А после войны условий особых там не было. И вот мы проводим плановую операцию на аорте — и выключают свет. Заработал дизель, но через несколько мгновений он тоже сломался. Все аппараты, в том числе и для искусственной вентиляции легких, вышли из строя. Страшная картина. Мы включили фонарики, анестезиологи обеспечивали дыхание в ручном режиме. Такие операции и так идут по три-четыре часа, а тут из-за технических проблем время увеличилось в разы. Но все закончилось хорошо.

Я верующий человек. Насколько глубоко — не мне судить, но я постоянно убеждаюсь в существовании Бога. Я сталкиваюсь со смертью чаще, чем другие. И каждый раз, когда мы теряем пациента, я чувствую холод. Как будто рядом оказался ангел смерти.

Вместе с тем я никогда не устаю от своей работы. И желания уйти из медицины у меня никогда не было. Как сказал кто-то из мудрых: «Выбери работу по душе — и тебе не придется работать ни одного дня в своей жизни».

Семейный бизнес

— Я перешел из приемного отделения в девятой горбольнице в новое сосудистое отделение, но вскоре его закрыли. И я оказался без работы. Ощущение было как у рыбы, выброшенной на берег. Думал, что жизнь закончилась. Но у меня были жена и дети, я не мог вешать нос.

Устроился работать в кабинет «диабетической стопы» эндокринологического диспансера. В то время в Чечне не было условий для элементарной диагностики. Я ездил в Махачкалу и договаривался с дагестанскими коллегами, чтобы они без очереди обследовали наших больных, чтобы те успели вернуться до комендантского часа. Тогда, если честно, со всем было туго — даже элементарных ортопедических изделий люди не могли купить, приходилось ездить в другие регионы.

И вот я, собрав все семейные сбережения — 10 или 15 тысяч рублей, еду на конференцию в Москву. И там как раз проходит выставка. Подхожу к одному стенду и вижу компрессионный трикотаж премиум-сегмента, который я рекомендую своим пациентам. Потому что дешевый при варикозе не помогает. Прошу девушек-консультантов подобрать мне чулки самых ходовых размеров.

Приезжаю домой. Город весь разбитый. Мы с женой арендуем уголок магазина на центральном проспекте. И она становится консультантом.

Супруге было тяжело. Она с тремя маленькими детьми была дома. Оставляла свой номер телефона на двери магазина, пациенты ей звонили, она приезжала и подбирала им то, что нужно. Потом мы сняли подвал в собственном доме, сделали ремонт и открыли ортопедический салон — первый в Чечне. Продавали бинты, бандажи, корсеты. Дело пошло настолько хорошо, что вскоре у нас было целых три магазина. Это уже заслуга супруги.

Я часто думаю об этом периоде в нашей жизни. Ведь именно когда меня выбросило на берег, я был вынужден мобилизовать все ресурсы. И стал финансово независимым. Это очень важно для врача — иметь возможность не ждать благодарности от пациента.

Навигатор по сосудам

— У меня четверо детей. Все они хотят стать врачами, двое уже учатся в мединституте. Никто ни на кого не давил — это их осознанный выбор. У нас вообще всегда уважают мнение другого, главное, чтобы оно было.

А еще у меня есть три детища, которыми я особенно горжусь. Это единственный на юге страны Центр спасения конечностей, Центр флебологии и отделение эндоваскулярной хирургии, которое функционирует на базе Республиканского клинического госпиталя ветеранов войн имени моего деда Магомеда Индербиева.

До 2012 года он находился в здании детского сада. Я работал там сосудистым хирургом и регулярно ездил на все конференции по своему профилю, где узнавал про достижения эндоваскулярщиков. Это было новое, высокотехнологичное направление в медицине. Оно позволяет проводить разные манипуляции в организме человека через небольшие проколы на коже.

Но для этого нужна была мощная ангиографическая установка — аппарат, который позволяет под рентгеновскими лучами видеть всю сеть кровеносных сосудов человека. Ангиографы очень дорогие, тогда они были только в крупных центрах страны.

Однажды нам сообщили, что скоро госпиталь вернется в старое здание, где располагался до войны. У меня сразу включился внутренний калькулятор: «Интересно, что там предусмотрено для сосудистой хирургии?» А у меня отец — строитель, он постоянно с чертежами ходит, я в них разбираюсь. И я получил возможность участвовать в разработке проекта.

Мы потратили на него почти год, зато у нас появилось отделение рентгенохирургических методов диагностики и лечения. Впервые в республике мы начали выполнять эндоваскулярные вмешательства на сердце и сосудах. С высокой точностью, без боли, без разрезов, без долгого периода реабилитации. Мы по сосудам можем зайти в любой орган и лечить даже онкологические заболевания.

Спасая конечности

— Еще во время учебы в ординатуре я был включен в немецкое общество хирургов. Меня приглашали на стажировку в университетскую клинику Франкфурта, но тогда я не смог поехать. Спустя 10 лет стажировка все-таки случилась. И я увидел, что в Германии доктора могут работать в госклиниках и параллельно вести прием в своей, частной.

Этот формат работы мне понравился, и я рискнул открыть в Грозном миницентр флебологии. Вложил все свои деньги, купил аппараты УЗИ, нанял медсестру. Сначала работал там один, потом начал набирать сотрудников. Нам стало тесно, арендовали помещение в госпитале и с 2014 года находимся там.

Еще когда я работал в эндокринологическом диспансере, я ужаснулся тому количеству пациентов, которые поступали к нам с синдромом диабетической стопы. Это осложнение сахарного диабета, приводящее к ампутации конечности. Сосуды закрываются бляшками, забиваются, ухудшается кровообращение, начинается гибель клеток, инфекция, гангрена…

Примерно 500 человек в республике ежегодно попадали в больницу с таким диагнозом, а 150 из них проводилась ампутация. Мы открыли первый в СКФО Центр спасения конечностей. К нам приезжают пациенты со всей России, и помощь они получают совершенно бесплатно. Ноги мы людям сохраняем.

Ковидная трансформация

— Ковид усложнил работу всем врачам, но меня он еще и переквалифицировал. Когда пандемия только началась, я был главным врачом госпиталя ветеранов войн. И тут мне передают здание 9 больницы — той самой, где я начинал, — и говорят: «Через несколько дней скорая начнет подвозить сюда людей с коронавирусной инфекцией». То есть я получил отремонтированное, оборудованное, но пустое здание, где нет персонала, нет никаких традиций. Мне нужно было быстро набрать людей и с нуля выстроить все рабочие процессы. Я с секундомером проделывал работу каждого сотрудника. Разработал алгоритмы, расписал последовательность действий персонала с того момента, как они заходят в «красную зону», до конца дежурства и выхода в «зеленую зону». С точностью до минуты. Развесил везде схемы, чтобы каждый новый сотрудник мог быстро адаптироваться к этим условиям.

Все комиссии, которые к нам приезжали, были поражены слаженностью работы ковидария. И тут мне говорят: «Теперь организуй так работу во всех ковидных центрах». Организовал. Хотя, конечно, эта пандемия сильно всех потрепала. Я же не инфекционист, а пришлось этим заниматься. Меня всегда тянет обратно в операционную.

Быть в тренде

— Когда я только закончил школу, я думал, что ужасно взрослый, все знаю и буду щелкать все жизненные задачи как семечки. Но по мере расширения кругозора начинаешь понимать, как мало ты знаешь.

Меня так воспитали, что первую половину жизни надо работать на свой авторитет, а вторую половину авторитет будет работать на тебя. Но учеба в медицине — непрерывный процесс. Надо постоянно инвестировать в свои знания. Поэтому я стараюсь регулярно посещать значимые события в профессиональной сфере: конференции, съезды, симпозиумы. Важно всегда быть в тренде.

Я побывал в 30 странах мира. Все эти поездки были связаны со стажировками, с учебой. Регулярно отправляю своих сотрудников в лучшие клиники, чтобы они набирались там знаний и опыта, чтобы развивался и рос не только я. Мой коллега — кардиолог Хасан Бацигов — говорит: «Надо создавать среду вокруг себя». В хирургии ты не можешь работать один, только в команде. И важно, чтобы это была команда единомышленников, идущих в ногу со временем. В медицине нельзя останавливаться на достигнутом. А если какая-то задача или новшество кажется слишком сложным, я всегда говорю себе: «Кто-то ведь смог это сделать, значит, мы тоже сможем».