«Пока есть Чечня, люльки будут продаваться»

Национальные аги с резным орнаментом и белыми кружевными накидками украшают обычные торговые ряды воскресного урус-мартановского рынка. Судя по их количеству, чеченские колыбели совсем не забыты. Цена зависит от качества — от 2 до 5 тысяч рублей за люльку без матраса.

— Эти люльки делают Алу и его братья, — говорит одна из продавщиц.

Она начинает расхваливать мастера как лучшего в своем деле, но тут подходит он сам и, улыбаясь, возражает:

— Нет, я совсем не лучший.

«Как чеченец может быть без люльки?»

На вопрос о том, востребованы ли люльки в современной Чечне, Алу удивляется:

— Конечно. Как чеченец может быть без люльки? Дети рождаются каждый день, нужно же их укачивать. Я никогда не сижу без дела: ночью работаю, днем работаю. Если заказывают — делаем, и если не заказывают — тоже делаем. Сбыт всегда есть. В магазины, на рынки, даже в Ингушетию сдаем. Многие домой приходят — на месте дешевле. Если мы сами на рынке продаем, то уже с готовыми матрасами, их делает моя сестра, набивает соломой — такие матрасы самые лучшие. У нас иногда и местные русские покупают. А еще многие наши земляки увозят их с собой в другие регионы, даже и в Европу. Многие покупают на подарок. В общем, о том, что не продадутся, не переживаю, они все уходят. Пока есть Чечня, люльки будут продаваться.

Люльки как смысл жизни

Мастерская Алу Хататаева находится у него дома. Две большие комнаты заставлены массивными и не очень станками, деревянными досками, заготовками, всюду опилки, свежий запах которых наполняет мастерсткую.

— Нас четыре брата, и у каждого своя мастерская. А начиналось все в отцовском доме, все мы пошли по его стопам. Отец был первым мастером в Чечено-Ингушетии по люлькам. Позже их было четверо: он и его племянники. Это сейчас таких мастеров много, особенно в Урус-Мартане — это ремесло началось именно здесь. В начале 90-х, в безработицу, многие стали делать аги, правда, потом большинство бросили. Для этой работы нужно иметь терпение, а его не у всех хватает.

Алу говорит громко, перекрывая гул токарного станка: мастер вырезает верхнюю перекладину для аги.

— Отец всегда хотел, чтобы сыновья продолжили его дело, но первое время у меня не было желания. Однажды отец с друзьями собрался на пятничную молитву в мечеть, но он не успел вырезать перекладины. Мне захотелось ему помочь. Помню, он удивился: «Ты же никогда не пробовал. Уверен, что сможешь?»

Алу смог. Ему было тогда 13 лет. Он вырезал все 11 перекладин. И с тех пор делает их каждый день. Признается, что затянуло его это занятие на всю жизнь.

— Для меня люльки уже как смысл жизни. Я бы не променял эту работу ни на какую другую: для меня важнее любовь к делу, чем деньги.

«Это дар божий»

Молодые мамы в Чечне по-разному относятся к традиционной люльке. Одни не представляют жизнь своих детей без нее, а другие считают, что эта традиция, как и тугое пеленание, только вредит ребенку.

Чеченский этнограф, кандидат исторически наук Саид-Магамед Хасиев солидарен с первыми и уверяет, что кавказская люлька — это почти природное явление, и она сохранит свое значение, пока существует человечество.

— Изначально аги вырезали из колоды, то есть из бруска цельного ствола дерева с выдолбленной сердцевиной, куда укладывали ребенка. Что-то наподобие дупла. Затем эту колоду поставили на дугообразные поперечные полозья. На дне делали вырез, куда вставляли трубчатую баранью кость для стока — и ребенок был всегда сухой. Это настолько рационально и уникально, что даже нельзя назвать человеческим изобретением, скорее дар божий. Сейчас ага — это маленькая детская кроватка, со спинками на дугообразных полозьях, но функции у нее те же. А сток заменили подгузниками.

Приверженцы аги считают полезным плотное пеленание ребенка. Младенца буквально приматывают к основанию люльки двумя широкими лентами. Их пропускают под колыбелью и завязывают вверху на круглой перекладине.

— Наши предки понимали, что в раннем детстве тельце ребенка нужно плотно пеленать — так оно развивается быстрее и лучше. Кстати, и многие современные медики рекомендуют пеленать малышей в целях профилактики дистонии, то есть мышечного напряжения. В период активного роста организма и формирования нервной системы ребенок должен чувствовать границы своего тела. А качание с боку на бок приводит в порядок кровообращение и стабилизирует давление. Ребенок успокаивается, высыпается.

«Послушание начинается с люльки»

Мастер Алу удивляется, что у аги есть противники.

— У чеченцев, как и у других народов Кавказа, испокон веков детей растили в люльках. Например, дети в семье моих родителей и потом мои пятеро детей, дети моих братьев, сестер выросли в агах — и все мы здоровы, не кривые, не хилые. Кроме того, люлька ведь и дисциплинирует ребенка. Не зря же чеченцы послушны своим родителям, и это послушание начинается с люльки. Необязательно говорить ребенку: «Уважай меня». Ага воспитывает ребенка, учит.

А еще, говорит мастер, с люлькой не нужны колыбельные.

— Она ведь собрана из деталей, которые при покачивании, соприкасаясь друг с другом, издают тихие звуки — и люлька сама словно поет. Это как в поезде, когда ты засыпаешь под стук колес. Мама всегда говорила, что ребенок в аге красиво и сладко засыпает, так как слушает колыбельную, которую она поет.

Для мальчиков — скромные, для девочек — яркие

 — Дедушка, папин отец, был плотником, но его арестовали как кулака, и в семье не стало кормильца. От дедушки остались топор, рубанок и ножовка, и с помощью этих трех инструментов отец сделал свою первую люльку. Это было в 1939 году, ему тогда было 7 лет. Его мама, моя бабушка, поехала в Грозный, продала агу и купила продукты. После этого отец стал делать каждую неделю по две люльки, которые они успешно продавали. Так он трудился до 1944 года, пока всех не сослали в Казахстан. На чужбине тоже мастерил — и когда вернулись в Урус-Мартан. Раньше у обычных людей станков не было, только на заводах. Поэтому отец сам смастерил себе станок, наподобие ножной швейной машинки. Потом женился на нашей матери, она стала ему помогать: шлифовала и красила доски.

Издревле чеченские люльки изготавливались из дуба, ореха, груши, боярышника. Алу тоже предпочитает местные породы дерева. Дизайн и узоры придумывает сам, хотя ему больше нравится делать аги по старинке. Помогает мастеру и супруга Зара.

— У нас в роду мужчины делают люльки, а женщины их красят. Я вообще не принимаю участие в выборе цвета — это полностью на усмотрение жены. Я и красить-то не умею. Конечно, люльки делаем разные. Кому-то темные нравятся, кому-то светлые, а многим нравится, когда темный цвет плавно перетекает в светлый. Мы их называем пестрыми. Если, к примеру, делаем сразу 10 штук, то обязательно разные все, чтобы выбор был у людей. Для мальчиков, как правило, покупают скромные, темного цвета, а для девочек — с разными узорами, яркие, светлые.

Реликвии и технологии

Востребованы не только те люльки, что «крутит» на станках Алу, но и более современные — с арабской вязью, изображениями мечетей, животных, птиц. Чем больше элементов, тем выше цена. Такие люльки сейчас делает старший сын Алу — Шамиль. Он трудится во второй комнате, где стоят готовые спинки люлек с различными узорами и пыль столбом от распиливания фанеры.

— К своим станкам я сына не подпускаю, они очень опасны. На циркулярном станке я себе пару раз срезал палец до кости. Сын делает заготовки из фанеры и с помощью 2D- и 3D- гравера выбивает на них рисунки. Одно плохо: пыли от этой работы много, иногда дышать трудно. Особенно в Рамадан, когда до заката нельзя пить воду.

Шамиль тем временем с помощью пульта задает станку с программным управлением рисунок, созданный в компьютере. И вмиг машина начинает работать — на белой фанере появляется грозненская мечеть «Сердце Чечни». Это будет спинка люльки.

Некоторые рисунки на заготовках Шамиля не прорезные, а, наоборот, выпуклые, объемные. Они сделаны при помощи фрезерного 3D-станка. Сверло диаметром в полмиллиметра вырезает рисунок целые сутки. Так медленно, что работа не заметна глазу: когда смотришь, кажется, будто все стоит на месте.

Мухаммад-Эмин, младший сын Алу, также помогает отцу. Пока что он только шлифует детали, но планирует со временем освоить все ремесло.

— Новые люльки не имеют ничего общего с теми, которые были в моем детстве, — задумавшись, комментирует Алу. — Ну, кроме верхней части, конечно. Я помню свою люльку. В моей семье она была одна, переходила от ребенка к ребенку. Это просто сплошные плоские детали, даже ножки плоские. Без узоров, без ничего. И только перекладина верхняя круглая, чтобы тесемки можно было правильно завязывать. К сожалению, она не сохранилась… А в 98-м году принесли нам как-то люльку на ремонт. Она была очень старая — слетело несколько деталей, шаталась. Сказали, что покупали ее у нашего отца 38 лет назад, и она ни одного года не стояла без дела, каждый год качалась. То есть отец своими руками, без станков, делал люльки так прочно, что эта вот сохранилась аж с 60-го года. Мы с братьями попросили оставить ее нам на память, а взамен предлагали им новую. Не согласились. Сказали, что это их реликвия. А мы свои люльки не храним, отдаем соседям и друзьям. Когда бывает нужно, делаем новые.