«Я столько детей здесь не видел с 90-х»

Село Кара расположено у подножья хребта Чанкулабек на высоте около полутора тысяч метров — недалеко от центра Лакского района Дагестана села Кумух. Прямого транспортного сообщения нет, но зато местные охотно подбирают попутчиков у развилки дороги. Пешком далековато — 13 километров по подъему. Гравийная дорога вьется змейкой, за окошком — разнотравье и абрикосовые сады. Разбитый жигуленок подбрасывает на поворотах, пыль заполняет салон, а водитель никак не нарадуется новой дороге. На наши протесты отвечает: «Это вы еще прежние не видели».

Кара — село немаленькое, но все чаще попадаются наглухо заколоченные дома или вовсе покосившиеся стены старых построек. Здесь около 50 постоянных хозяйств, а летом выходцы из села возвращаются в родовое гнездо на время отпусков, и село оживает. У каждого клочка практически заброшенной земли есть хозяин, объясняет попутчик. Недостаток плодородной земли вынуждал либо осваивать ремесла, либо отправляться работать на чужбину. В советское время это была Средняя Азия. Позже многие отучились на зубных техников и рассыпались по разным городам.

Пока мы едем по селу, вдоль дороги и у родника встречаются группы ребятишек в ярко-желтых футболках.

— Я столько детей в селе не видел, наверное, с 90-х, когда сельчане разом вернулись из Азии, — произносит владелец жигуленка. — Как хорошо, что этот парень здесь лагерь открыл.

Миссионер в горах

Местные настойчиво называют образовательный центр дневного пребывания лагерем. Он расположился в сельской школе. Двор украшен флажками и разноцветными гирляндами, на траве — подобия индейских вигвамов. В спортзале расставлены мольберты.

Городские жители могут позволить себе водить детей на кружки, а вот сельские обычно этой возможности лишены, объясняет реставратор и преподаватель каллиграфии Калеб Шмидт.

— Я не раз бывал здесь, в родовом селе, и замечал, что дети сидят дома, смотрят телевизор. Решил: буду своего рода миссионером, который с кисточкой и мольбертом пойдет в горы делиться тем, что умеет сам, — шутит он. — У меня начали спрашивать: «А ты что, выиграл грант?» Нет, ничего не выиграл.

На свои деньги закупил все, что требовалось, отпросился с работы и уехал в горы.

Когда односельчане узнали о проекте центра «Горец», Калебу стали звонить каринцы из Москвы, Санкт-Петербурга, Краснодара, Сургута и даже из других стран.

— Бюджет был рассчитан на 30−40 детей. В селе их всего 10 или 11, остальные места были для городских. Но список начал разрастаться, и, когда перевалил за 60, у меня началась легкая паника. Но я не мог отказать никому, все были моими родственниками, хотя со многими был лично не знаком. В итоге к нам пришли 120 детей.

Приехала даже кузина Калеба из Австралии — Камила в родном селе предков оказалась впервые.

— И я посмотрел на все с другой стороны: творческие занятия для сельских детей — это хорошо, но у нас еще и культурный обмен между детьми.

Когда Калеб понял, что городских детей большинство, в программу обучения включили родной язык — лакский. Остальная программа — более творческая: каллиграфия, живопись, исторические квесты, игры.

Не опасный Дагестан

Дети занимаются в центре днем, а живут с родителями или родственниками в родовых домах. Проект благотворительный, мамы и папы ничего не платят, преподаватели работают без гонорара.

Художница Лидия Громоченко приехала в Кара из Казани — просто откликнулась на просьбу Калеба. Второй преподаватель ИЗО — москвич, задержался на выставке в Стамбуле.

— Мы до последнего рассчитывали на курс по лепке. Преподавательница из Франции загорелась идеей приехать в Дагестан, но как только она сказала в своем консульстве, что поедет на Кавказ, ее напугали, мол, террористы, экстремисты, тем более в горах — тебя там украдут, — рассказывает Калеб.

Лидия же в Дагестане не в первый раз, так что страха никакого не было, только сомнения из-за маленького ребенка.

— Но ничего, все в порядке, — говорит она. — Женщины в доме приглядывают за ним, а я прибегаю между занятиями.

Приезжих специалистов разместили в доме бабушки Калеба. К хлопотам по благоустройству подключилась вся семья: мама, тети, сестра.

Сестра Фатима — еще и дипломированный психолог. В центре она проводит с детьми тренинги по коммуникации. А преподавателя лакского языка нашли на месте — учителя сельской школы. Волонтеров, помогающих присматривать за детьми, набрали из числа студентов-каринцев, вернувшихся в село на лето.

Вместо телефонов — письмо пером

В селе плохо с мобильной связью — если вдруг «поймал точку», то приходят разом все запоздалые уведомления. Школьный Wi-Fi медленно грузится, но организатор все равно просит сдать телефоны на время занятий.

Младшим детям трудно дается непривычное для горцев имя, и в селе Калеб превратился в дядю Мустафу. Так его когда-то стала называть бабушка, которой не нравилось недагестанское имя внука.

В центр дяди Мустафы набирали детей от 7 до 15 лет. Но некоторые родители схитрили, и отправили к Калебу пятилеток, прибавив им пару лет.

— Не умеют держать в руках ручку, не знают букв, что с ними делать на каллиграфии? Вот тут их работы, — говорит он, показывая на огромные чернильные пятна на парте. — Будем отмывать.

Дети проходят сжатый курс каллиграфии — 12 дней.

— Перо они видели только в кино — и то не все. Засыпали вопросами, как держать, куда макать и почему без пасты. Каллиграфия развивает мелкую моторику, улучшает почерк.

Перед занятиями детей спросили: чем бы хотели заниматься? Кто-то предпочел игры.

— Первые дни занимались по выбранным направлениям, а потом дети из игровых направлений увидели мольберт: «Все. Мы тоже хотим», — рассказывает Калеб.

Детей разбили на пять групп и «пропустили» через все программы. Команды составляли так, чтобы в них были девочки и мальчики, дети постарше и малышня — чтобы были дружнее.

«Чтобы дети могли расслабиться»

Занятия живописью длятся не час, как другие, а два: здесь надо сосредоточиться.

— Дети через рисунки передают свои эмоции, то, что не могут сказать вслух, — объясняет преподавательница Лидия Громоченко. — Большинство — те, кто приближается к пубертатному возрасту. Они не справляются со своими эмоциями. Часто, и это ошибочно, ребят клеймят из-за поведения: он такой хулиган, задира — и вообще. Моя основная задача в том, чтобы дети могли расслабиться. У меня мальчишки рисуют кувшины, цветы. Те же самые, кто здесь носится, выпендрывается. Есть девочка-пацанка, рисует кроликов.

Некоторым родителям Лидия посоветовала нанять педагога или направить детей в кружок живописи.

Преподавательница лакского языка Зулейха Гаджимаева не так вдохновлена результатами. Кто-то не может повторить гортанные звуки, многие вообще не говорят на родном, о письме нет и речи.

— Общалась с родителями, просила говорить дома на родном языке, иначе язык не сохранить. Мы и сами тут стараемся говорить на лакском.

В группах занимаются дети с разным уровнем подготовки. Зулейха говорит на лакском и сразу же переводит на русский — так легче запоминается.

А вот как преподнести детям историю села и не заставить зевать, долго думали. Решили проводить квесты и экскурсии по историческим объектам.

Полиция и тренерский свисток

В коридоре школы — мужчина в форме и девушка в штатском, полицейские из отдела по «несовершеннолетним» приехали из райцентра для профилактической беседы с ребятами. Но детей решили не собирать: учебная программа почти завершена, обошлось без происшествий.

Вечереет, ребята разошлись по домам ужинать. Школьная калитка заперта, а во дворе готовятся к просмотру фильма: выносят колонки, устанавливают проектор, расставляют полукругом стулья. Трое мальчишек лет 5−6 перелезают через забор и носятся между стульями. Попытка свалить проектор — и Калеб свистит в тренерский свисток. Дети бросаются врассыпную. Но уже через пять минут сидят верхом на заборе.

— С ними воевать бесполезно, это соседские дети. Нужно присматривать, чтобы ничего не сломали.

На бумаге все было четко расписано, но на деле управлять таким количеством детей оказалось намного сложнее.

— Изначально у нас была полная демократия. Которая стала превращаться в анархию. В тот момент появился свисток. Когда дети балуются, начинаю свистеть — они закрывают уши ладошками и притихают.

Организатор положился на актив — разбил команды на ячейки, попросил старших приглядывать за малышами и, если что, говорить волонтерам. В первые несколько дней их роль выполняли в том числе сами родители.

— У мам и теть, конечно, жесткие методы, чуть что показывали этот жест кулаками, который означает «сейчас получишь», — говорит Калеб. — Я не сторонник директивного метода. К примеру, ребенок сегодня себя плохо вел, а вечером я могу отметить его, поручить что-то, словно не было замечаний. А к «особо отличившимся» подхожу и говорю: «У вас последнее предупреждение». Двоих нам пришлось исключить. На следующий день они пришли за руку с бабушками. Стоят понурые: «Извините». Я, конечно же, извинил и принял обратно.

В село на лето

Время вечернего просмотра в летнем кинотеатре — показывают «Планету обезьян». Сначала подтягиваются дети, потом — родители и бабушки с дедушками. Приезжие взрослые приходят в школу повидаться со «своими».

После фильма — музыка и танцы. В кругу преподаватели, дети, родители. Бабушки садятся подальше от динамиков, беседуют и посматривают на танцпол.

Образовательный центр в Кара будет ежегодным, обещает Калеб. Многое из необходимого уже есть, останется каждый раз докупать мелочи.

— В будущем году, надеемся, у нас будет много молодых амбициозных преподавателей. А особое внимание уделим национальным языкам и культуре Дагестана. Введем новые занятия. В этом году мы, например, отказались от верховой езды: нет смирных лошадей. Купим специальную экипировку — так будет безопаснее.

Вернуть детей и их родителей хотя бы на две недели он планирует и в другие села Дагестана.

— Уже просят, звонили из сельских администраций. А недавно — даже из Чечни, интересовались опытом.