Другие чеченцы

Необычный хоровод

У Раисы голубые глаза и широкое румяное лицо — такие не редкость где-нибудь в Рязани. Она поет, задавая ритм хороводу подруг в цветастых платьях и платках. Воздух звенит от хлопков в ладоши, багровеют угли в печке-буржуйке — даже в апреле тут холодно. За рекой на зеленом холме стоит старинная церквушка. Но ее потолок давно рухнул, могучее черное дерево проросло из разошедшейся кладки, и лишь красные контуры остались от нимба святого на фреске.

Все громче мелодия, все быстрее кружатся женщины, все воинственнее их клич. Сквозь знакомые с детства мотивы прорывается гортанная арабская речь. Это не русский хоровод, а зикр — суфийская коллективная молитва. Его здесь проводят по пятницам — сначала женщины, потом мужчины. А эта зеленая долина — не в средней полосе России, а на севере Грузии, в Панкисском ущелье, печально прославившемся во времена борьбы с терроризмом на Северном Кавказе.

На ущелье Панкиси похоже мало — ни каньонов, ни узких расселин. Только горы на горизонте. Там, в верховьях реки Алазань, стоит китайская ГЭС. Местные дети зарабатывают на конфеты, продавая сотрудникам лягушек. Обеспечив ближайшие села электричеством, поток течет дальше, в знаменитую винами Алазанскую долину. Но в Панкиси алкоголь не в чести.

Эти места сотни лет назад заселили чеченцы. Грузины их называют кистинцами. С тех пор они здесь прочно обосновались — их не коснулась даже депортация 1944 года, так как у всех к тому времени были грузинские фамилии.

Бородачи в суфийских тюбетейках возделывают землю, пасут овец и играют возле речки в баскетбол. Сложно представить, что это место считается чуть ли не самым жутким на Кавказе: хотя в официальных рейтингах европейских государств Грузия куда безопаснее Чечни, на словах работники зарубежных МИД говорят противоположное — в Чечню ехать можно, а в Панкиси — ни ногой. Да и грузинская полиция осторожничает — за много лет поездок по этой стране здесь у меня впервые проверили документы.

Эхо войны

— Никто не хочет читать о том, что Панкиси безопасен, — сетует сотрудница местного радио. Девушка училась в Тбилиси, но вернулась в родное село Дуиси, чтобы привлекать сюда гостей и рассказывать о жизни грузинских чеченцев.

Но скучная правда продается куда хуже, чем живописные ужасы, признается она.

— Сперва путеводитель «Брандт» написал, что тут якобы до сих пор полно террористов. Наверное, ими скопом посчитали всех беженцев из Чечни. Я написала в издательство и пригласила авторов статьи сюда, чтобы увидели ущелье своими глазами. Они приехали, и в следующем издании уже исправились. А недавно журналистка из «Аль-Джазиры» взяла у меня интервью. Потом прислала, как договаривались, текст на согласование. Вполне нормальный. Я одобрила, а она мне пишет — редактор недоволен, велел переделать. И так — несколько раз, все хуже и хуже. В конце концов, я попросила убрать упоминание о себе, так как не хотела иметь с получившейся агиткой ничего общего.

Такие представления о Панкиси возникли не на пустом месте. Во время контртеррористических операций в Чечне в этом ущелье укрывались боевики, в том числе отряды полевого командира Руслана Гелаева, впоследствии убитого в Цунтинском районе Дагестана. Одна из мечетей, «ваххабистская», построена на деньги Хаттаба. Из панкисского селения Биркиани вышел Абу Умар аш-Шишани, «военный министр» запрещенной в России террористической группировки «Исламское государство». В последние годы десятки сельчан по его примеру ушли воевать в Сирию.

Вспоминая о знакомых, сгинувших в чужой стране, Раиса сокрушенно качает головой.

— Пастухи, — восклицает она на ломаном русском. — Молодые, без мозгов. Оставили жен, детей. Пошли воевать ради денег. Теперь один мертв, другой — без ноги. И хотел бы вернуться, да не может.

Такая прозаичная мотивация понятна: живут в Панкиси бедно. Кто-то уезжает в другие районы Грузии, кто-то нанимается на сезонные работы в Чечню. Но окончательно возвращаться на родину беженцы не спешат — к нынешнему руководству республики они относятся без симпатии, да и память о войне еще свежа.

«Когда мой дядя в 1999 году погиб при бомбежке, у его сына и дочерей появился страх, — рассказывал мне как-то знакомый грозненский водитель. — Они хотели уехать куда угодно, лишь бы прочь отсюда. Я их отвез к границе с Грузией, в сторону Шатили. В Аргунском ущелье авиация часто уничтожала машины, но нам повезло — в тот день были низкие облака, шел снег. Довез до замерзшей реки, а дальше они сами пошагали. Долго до Панкиси добирались. Брат сквозь лед провалился и чуть не погиб, потом в багажнике попутки ехал… Два года пожили там, а затем перебрались в Тбилиси».

«Шпионка» в татуировках

Зикр заканчивается долгими распевами у печки. Бабушки утирают слезы. Наконец, Раиса смущенно улыбается гостям:

— Понравилось? Устала очень.

Мы идем к ней домой. Там уже аппетитно скворчит баранина и исходят паром свежие чепалгаши. Два туриста из Великобритании сидят в креслах и слушают молодую кистинку, которая бойко поет чеченские и грузинские песни, аккомпанируя себе на балалайке. Этот инструмент у горцев до сих пор в чести. Иностранных гостей привезла сюда Деви Асмадиреджа — дочь индонезийца и немки, покинувшая ради Грузии благополучную Германию.

— Два года назад чужаков на зикр не пускали, даже женщин. Но я их убедила, — гордо говорит она.

С юности Деви легко схватывала любые наречия. Когда она вышла замуж за немецкого чеченца, тот прислал ее сюда, чтобы жена научилась говорить на его родном языке. Семья распалась, но любовь к Панкиси испытание временем выдержала.

— Кистинцы ко мне привыкли недавно, — смеется она. — Поняла я это, когда они, наконец, перестали подыскивать мне нового мужа. Приняли меня такой, какая я есть.

Маленькая энергичная Деви покрыта татуировками и постоянно курит — поведение, немыслимое для горянки. И все равно она накоротке с половиной здешних жителей. Увы, с государством отношения складываются не столь идиллически.

— Я подала документы на грузинское гражданство. Ждала звонка от чиновников, а заявились спецслужбы, — саркастично улыбается Деви. — Очень для них подозрительно, что я отираюсь среди чеченцев, рядом с границей, и знаю так много языков — английский, немецкий, грузинский, чеченский… Но что поделать? Такой уж у меня талант. Долго проверяли, ничего не нашли, но паспорт так и не выдали.

Деви убеждена — через несколько лет слово «Панкиси» уже не будет пугать, ущелье наводнят восторженные богатые иностранцы, и кистинцам больше не потребуется уезжать отсюда, чтобы найти место в жизни. А пока редкие путешественники наслаждаются общением с самобытным народом, чье гостеприимство еще не пострадало от массового туризма, и поражают воображение подруг фотографиями с «опасными» бородачами.

Видео: Владимир Севриновский