«Судьба не дала насытиться счастьем»

Жительница Беслана Хадизат Тогузова в прошлом году отметила столетний юбилей. История ее жизни — непростая. Но именно поэтому она мечтает продолжать жить.

«Может, потому и не выросла, что недоедала»

— Живу я уже очень давно — сто лет и семь месяцев, а может, даже и больше. Родилась в Грузии в июне 1917 года, у родителей нас, детей, было восемь душ. Когда мне исполнилось три года, переехали в Северную Осетию, в селение Зильги. Мать рассказывала, тогда даже машин не было, на крытых брезентом бричках перевозили весь свой скарб. Сосед собрал нас, малышей, как птичек, посадил в кибитку и доставил через перевал.

Отец работал на мельнице, там он и погиб в 1933 году, мама осталась с нами одна, трудно ей, бедной, приходилось. Один из братьев умер в детстве, старшая сестра вышла замуж, и осталось нас шестеро ребят. Было голодное время, мама получала пятьсот граммов хлеба, и мы их на всех делили, по маленьким кусочкам. Так впроголодь и жили. В лесу собирали земляную грушу, ее много было. Как мед, сладкой она нам казалась. Я к тому времени уже подросла, и мне почти ничего не доставалось; малыши обижались, что им мало еды дают, ревели, вот я им свою долю и отдавала. Может, и не выросла потому, что недоедала, так маленького роста и осталась.

Когда окончила 8 классов, с соседской девочкой Венерой решили ехать учиться во Владикавказ, надо было получить какую-нибудь профессию. Поступила в медицинское училище, так радовалась, что выучусь на фельдшера, начну работать, семье помогать… Мы с Венерой пешком ходили в Беслан, это около пяти километров, там садились на поезд или электричку — до Владикавказа. Из дома выходить приходилось затемно, чтобы не опоздать.

У меня тогда даже одежды не было, только тряпичные тапочки, которые мама сшила, юбка да старенькая кофточка с короткими рукавами. Осенью еще ездила на занятия, но, когда пришла зима, я заболела. Пролежала дома в постели, а как выздоровела, уже и не пошла на учебу — носить нечего, не выйдешь же в мороз в холщовых тапочках! За ночь столько снега выпадало, что из дома не высунешься. Нынче зима, можно сказать, золотая, а в наше время была суровая. Так и бросила я учебу, не вышло из меня фельдшера, пошла работать дояркой в колхозе.

Другая жизнь

— Труд доярки — очень тяжелый. Доили мы тогда вручную, за смену через мои руки проходило до 30 коров. Бидоны наполняла всегда доверху, в конторе моя фотография на доске почета висела… Бывали коровы, которые тяжело доились, и мои подруги просили — помоги, Хадизат! Я и с их скотиной справлялась, не уставала, энергии много было — молодая, здоровая, никто за мной угнаться не мог, так и порхала! А вот само молоко никогда не любила и сейчас его не пью. Помню, во время перерыва все девочки ели хлеб с молоком, а я лучше воду выпью.

Трудиться приходилось много — и по дому, и в огороде, и в колхозе. Тогда люди по-другому жили — друг друга поддерживали, зиу устраивали. Это когда все село, сообща, помогало какой-то семье — дом построить или огород вскопать. Раньше это было обычное дело, даже просить никого не надо было, люди сами помощь предлагали. Я всегда со всеми делилась тем, что было. Когда в селе какие-то мероприятия были — свадьбы или похороны, пекла пироги, варила осетинское пиво. Да и отдыхали тогда по-другому: по вечерам друг к другу в гости ходили, молодежь танцы устраивала… Хорошо жили, хоть и тяжело приходилось.

Сейчас люди совсем другие и жизнь другая. Я, когда молодая была, имела одно-единственное платье, от того, что его постоянно штопала, оно стало мне совсем узко. Но все равно носила, другого-то не было. Мне кажется, сейчас намного легче жить.

«Погибших мы хоронили возле школы»

— Когда напали фашисты, мне было 24 года. Все сельчане — и взрослые, и даже дети —копали противотанковые окопы. Ни трактора у нас не было, ни машин, все вручную. Широкие рвы рыли, чтобы танки не прошли к Владикавказу. Раненых солдат размещали в домах. Мы всей семьей ютились в маленькой комнатке, остальные помещения были заняты нашими военными, очень много их было — одни приезжали, другие уезжали. Помню, детвора всегда крутилась вокруг них, то сухари малышам перепадали, то сахар… Погибших и умерших от ран мы хоронили возле школы.

Страшное это было время. Особенно ночью, когда налетали немецкие самолеты — «Рамы». Мы в огороде вырыли узкие окопы и спали в них, боялись бомбежек. Как-то в соседский дом попала бомба, и вся семья погибла. Еще неподалеку от нас выкопали большой ров, замаскировали его сверху, и там мы с соседями ночевали.

Однажды вечером я подоила корову, поставила ведро с молоком и в этот момент услышала гул самолетов, где-то ухнула бомба, видимо поблизости, — взрыв был очень громкий. Я упала, ведро перевернулось, и все молоко разлилось по полу. Так я расстроилась тогда, расплакалась…

Самые счастливые и самый страшный день

— Когда война закончилась, мы от радости чуть с ума не сошли! Со всех сторон слышались крики «Ура!», люди обнимали друг друга, танцы устроили на улице! Словами не сказать, как мы были счастливы, даже не верили, что этот день, наконец, настал. Все надеялись, что родные скоро вернутся с фронта, только это и обсуждали в каждом доме.

После войны, в 1946 году, я вышла замуж за фронтовика Чермена Дзесова. У нас родилось двое детей — сын Албег и дочь Римма. Послевоенное время тоже было очень тяжелым, по-прежнему работала в колхозе, приходилось трудиться не разгибая спины. Дети меня почти не видели — когда приходила с работы, они уже спали.

С мужем мы прожили до 1976 года, потом его не стало. Самые радостные моменты нашей жизни — это, конечно, рождение детей. Но судьба и здесь не дала мне насытиться счастьем. Сын был капитаном дальнего плавания, в 1985 году трейлер, на котором он тогда работал, попал в шторм, и Албег оказался за бортом. Весть о его гибели меня подкосила, это самый страшный день в моей жизни, с тех пор как будто половины меня не стало. Когда сына похоронили, я практически поселилась на кладбище, не хотела оставлять его. Чтобы совсем не сошла с ума, дочка меня забрала к себе, с тех пор и живем вместе…

«Вспоминаю свою жизнь»

— В последнее время я не очень хорошо себя чувствую, а до этого все сама делала, даже на улицу погулять выходила. Если бы ноги не болели, тогда бы дочке по дому помогала. А сейчас от меня уже пользы никакой нет, лежу целыми днями, думаю, вспоминаю свою жизнь. Когда светло, читаю газеты, без очков — и на русском языке, и на осетинском, люблю радио послушать, новости по телевизору посмотреть. Нравятся передачи про войну, про то, как раньше люди жили. Отвлекаюсь — так день и проходит. Раньше даже полминуты не могла на месте усидеть, а теперь как выдерживаю?

Путина очень люблю, он меня со всеми праздниками поздравляет, ко Дню Победы письмо прислал. Так и написал: «Уважаемая Хадизат Петровна!» А на конверте печать — «Москва. Кремль». Я его всем показываю, так мне приятно это. Дай Бог ему здоровья и долгих лет жизни!

Я в Бога верю, днем и ночью молюсь. Прошу, чтобы все люди хорошо жили, зла не делали. Своих младших тоже этому учу.

Когда мне исполнилось сто лет, пришли родственники, соседи, накрыли стол. Даже танцы устроили, на гармошке играли, очень весело было.

Не могу сказать, что прожила счастливую жизнь, нет. Только когда переехала к дочке, стала чувствовать себя как королева. Еще бы хоть пять лет так пожить… Остальные годы были очень трудные, жизнь голодная, бедная. Мне иногда кажется, что я и не жила вовсе — вспомнить, кроме тяжелого труда и голода, нечего. Даже и не верится, что уже больше ста лет живу. Одна радость — мои внуки и правнуки, они мое сердце согревают. В этом смысле я, конечно, счастливая — у меня семь внуков, 11 правнуков. Самой младшей Фатиме три месяца.

Вот и вся моя история. Спасибо, что пришли, я очень люблю пообщаться, так бы весь день и говорила с вами. Угощайтесь вот яблоком. Вам, молодым, нужны витамины.