Один день трудного лета

Комбайнер Виктор Бухаров работает в одном из хозяйств Ставропольского края. В пять утра он просыпается, в шесть садится за руль и проводит за ним четырнадцать часов. И это в легкий день.

— В этом году мне исполнится 60 лет, — рассказывает Виктор. — Получается, это моя тридцать вторая жатва. В сельское хозяйство я пришел летом 1985 года. Хотел денег на свадьбу заработать. По знакомству устроился — невеста помогла. Получил за уборку, помню, 362 рубля и немного зерна. Вообще, я работал спортивным тренером и инструктором по вождению. А потом решил, что пора что-то в жизни менять — и ушел в поля.

В уборку рабочий день начинается в шесть утра и продолжается до восьми вечера. По меркам прошлых лет — тьфу! Раньше мы к шести утра приезжали и в два часа ночи уезжали. Работали, пока роса не ляжет. Приедешь домой, помоешься, а спать некогда. Сутками пашешь.

Все же раньше, несмотря на растянутый рабочий день, жатва проходила более расслабленно. Не считалась она таким оголтелым зарабатыванием денег. Сейчас это, в прямом смысле, битва за урожай. Сколько намолотишь, столько и заработаешь. Поэтому никто не остановится помочь в случае поломки. Стой, жди, пока к тебе приедут механики, или сам ремонтируй.

В 80-е моим первым комбайном был советский СК-4. Тогда считалось, что это «высший пилотаж». Там даже вентиляторы стояли. Хотя работали они отвратительно. В кабине была такая же пыль столбом, как и в поле. Сейчас техника совершенно другая. Одиннадцать лет я работаю на американском комбайне John Deere. До этого года мы трудились вдвоем: вместе со мной был штурвальный. В паре работать, конечно, проще. Хорошо, когда есть, кому тебя заменить. Когда эту систему убрали, нам прибавили зарплату, но и работы стало больше.

Теперь на два комбайна приходится один штурвальный. Они помогают обслуживать технику. Могут и подменить, если, например, на обед уходишь. Перерыв небольшой, еду привозят прямо в поле, и всегда стараешься вернуться пораньше.

За смену я успеваю обмолотить больше 250 тонн пшеницы. Одна выгрузка бункера — восемь тонн. Когда все хорошо организованно, не замечаешь, сколько намолотил. Обычно уборка длится три-четыре недели. Случались и такие жатвы, что мы по два месяца убирали: дожди не давали выходить в поле.

Нашей промышленности, которая комбайны делает, еще учиться и учиться. В прошлом году на уборке льна я работал на российском комбайне Acros. Когда привыкаешь к американской технике, а затем садишься на отечественную — это катастрофа. Вот на John Deere я полностью контролирую комбайн: вижу, что происходит со всех сторон. При хорошем обзоре и чувствуешь себя спокойнее. На российском комбайне я словно слепой котенок. Жатку не видно, рулевая колонка загораживает обзор. Впечатление, что те, кто его сделал, ни разу на нем не ездили.

Хорошим комбайном достаточно просто правильно управлять. Никаких толчков, рывков, срезать только третью часть стебля — и не больше. Тогда он идет тихо-мирно, ты сидишь в кабине, отдыхаешь. Управление — одним пальцем. К концу рабочего дня я его почти не чувствую.

Когда я только пришел в комбайнеры, люди были терпеливее. Меня действительно учили работать, объясняли, что можно, а что нельзя. Я наблюдал и мотал на ус. Не ротозейничай — и научишься.

К нам тоже приходят молодые ребята, которые хотят стать комбайнерами. С желанием, с горящими глазами. Такого парня бы посадить на одну-две уборки к опытному. Но нет, ему сразу в руки штурвал — бери и делай. Мы-то подсказываем, но все ведь не подскажешь. Если человек хочет, он, конечно, освоит эту науку и без помощи. Просто это займет лет пять-шесть. Но молодежь все равно идет. Зарплата для наших мест неплохая, а земля полнится слухами.

За день так надоедает сидеть в кабине. К вечеру спина не разгибается. Но когда есть интерес к процессу, усталость проще переносить. Чтобы отвлечься, я слушаю радио. Правда, ловит оно не везде. Часть полей — мертвая зона.

На уборке быстро надо соображать. В этом году пшеница необычная. Дождей прошло много, и она своеобразно подошла. Верх уже созрел, а низ еще зеленый. И эту зеленку стараешься не зацепить, чтобы она не пошла в комбайн.

А иногда в жатку комбайна попадают мелкие птицы. Чаще всего жаворонки. Не успевают улететь. Они же бестолковенькие. И от этого никак не уйдешь, особенно на уборке кукурузы — там их особенно много. Вроде и едешь потихоньку, вот чего бы птице не выйти из рядка? Вчера во время покоса я наткнулся на взлетающего коршуна. Остановился, обкосил вокруг гнезда и товарищей предупредил, чтобы не задели его. После смены проверил — гнездо не тронули.

Мое самое любимое время суток — вечер, когда я прихожу домой и вижу жену Ирину. Дай бог, на мой день рождения дочери и внучка приедут в гости. Они в Ставрополе живут.

У меня во дворе своя голубятня. Птицы, знаешь, очень успокаивают. Каждый раз после работы к ним захожу. Пообщаешься с ними, и такое умиротворение. Голубятником я стал случайно. Подарили парочку. Я своих голубей приручил. Они ели с рук, садились на плечо. Водились хорошо, пар десять вывелось. Потом мой брат посмотрел на все это дело и говорит: «Что ты эту гадость водишь? Я тебе хороших дам. Правда, у тебя их наверняка поворуют или кошки поедят», — сам дает, и сам меня пугает.

Так и вышло. Простых я раздал, а благородные породистые голуби плохо плодились, а потом у меня их украли.

Вот с уборкой разделаемся, и снова заведу побольше птиц.