
Фото: Игорь Кожевников
Комбайнер Виктор Бухаров работает в одном из хозяйств Ставропольского края. В пять утра он просыпается, в шесть садится за руль и проводит за ним четырнадцать часов. И это в легкий день.

Фото: Игорь Кожевников
— В этом году мне исполнится 60 лет, — рассказывает Виктор. — Получается, это моя тридцать вторая жатва. В сельское хозяйство я пришел летом 1985 года. Хотел денег на свадьбу заработать. По знакомству устроился — невеста помогла. Получил за уборку, помню, 362 рубля и немного зерна. Вообще, я работал спортивным тренером и инструктором по вождению. А потом решил, что пора что-то в жизни менять — и ушел в поля.

Фото: Игорь Кожевников
В уборку рабочий день начинается в шесть утра и продолжается до восьми вечера. По меркам прошлых лет — тьфу! Раньше мы к шести утра приезжали и в два часа ночи уезжали. Работали, пока роса не ляжет. Приедешь домой, помоешься, а спать некогда. Сутками пашешь.

Фото: Игорь Кожевников
Все же раньше, несмотря на растянутый рабочий день, жатва проходила более расслабленно. Не считалась она таким оголтелым зарабатыванием денег. Сейчас это, в прямом смысле, битва за урожай. Сколько намолотишь, столько и заработаешь. Поэтому никто не остановится помочь в случае поломки. Стой, жди, пока к тебе приедут механики, или сам ремонтируй.

Фото: Игорь Кожевников
В 80-е моим первым комбайном был советский СК-4. Тогда считалось, что это «высший пилотаж». Там даже вентиляторы стояли. Хотя работали они отвратительно. В кабине была такая же пыль столбом, как и в поле. Сейчас техника совершенно другая. Одиннадцать лет я работаю на американском комбайне John Deere. До этого года мы трудились вдвоем: вместе со мной был штурвальный. В паре работать, конечно, проще. Хорошо, когда есть, кому тебя заменить. Когда эту систему убрали, нам прибавили зарплату, но и работы стало больше.

Фото: Игорь Кожевников
Теперь на два комбайна приходится один штурвальный. Они помогают обслуживать технику. Могут и подменить, если, например, на обед уходишь. Перерыв небольшой, еду привозят прямо в поле, и всегда стараешься вернуться пораньше.

Фото: Игорь Кожевников
За смену я успеваю обмолотить больше 250 тонн пшеницы. Одна выгрузка бункера — восемь тонн. Когда все хорошо организованно, не замечаешь, сколько намолотил. Обычно уборка длится три-четыре недели. Случались и такие жатвы, что мы по два месяца убирали: дожди не давали выходить в поле.

Фото: Игорь Кожевников
Нашей промышленности, которая комбайны делает, еще учиться и учиться. В прошлом году на уборке льна я работал на российском комбайне Acros. Когда привыкаешь к американской технике, а затем садишься на отечественную — это катастрофа. Вот на John Deere я полностью контролирую комбайн: вижу, что происходит со всех сторон. При хорошем обзоре и чувствуешь себя спокойнее. На российском комбайне я словно слепой котенок. Жатку не видно, рулевая колонка загораживает обзор. Впечатление, что те, кто его сделал, ни разу на нем не ездили.

Фото: Игорь Кожевников
Хорошим комбайном достаточно просто правильно управлять. Никаких толчков, рывков, срезать только третью часть стебля — и не больше. Тогда он идет тихо-мирно, ты сидишь в кабине, отдыхаешь. Управление — одним пальцем. К концу рабочего дня я его почти не чувствую.

Фото: Игорь Кожевников
Когда я только пришел в комбайнеры, люди были терпеливее. Меня действительно учили работать, объясняли, что можно, а что нельзя. Я наблюдал и мотал на ус. Не ротозейничай — и научишься.

Фото: Игорь Кожевников
К нам тоже приходят молодые ребята, которые хотят стать комбайнерами. С желанием, с горящими глазами. Такого парня бы посадить на одну-две уборки к опытному. Но нет, ему сразу в руки штурвал — бери и делай. Мы-то подсказываем, но все ведь не подскажешь. Если человек хочет, он, конечно, освоит эту науку и без помощи. Просто это займет лет пять-шесть. Но молодежь все равно идет. Зарплата для наших мест неплохая, а земля полнится слухами.
За день так надоедает сидеть в кабине. К вечеру спина не разгибается. Но когда есть интерес к процессу, усталость проще переносить. Чтобы отвлечься, я слушаю радио. Правда, ловит оно не везде. Часть полей — мертвая зона.

Фото: Игорь Кожевников
На уборке быстро надо соображать. В этом году пшеница необычная. Дождей прошло много, и она своеобразно подошла. Верх уже созрел, а низ еще зеленый. И эту зеленку стараешься не зацепить, чтобы она не пошла в комбайн.

Фото: Игорь Кожевников
А иногда в жатку комбайна попадают мелкие птицы. Чаще всего жаворонки. Не успевают улететь. Они же бестолковенькие. И от этого никак не уйдешь, особенно на уборке кукурузы — там их особенно много. Вроде и едешь потихоньку, вот чего бы птице не выйти из рядка? Вчера во время покоса я наткнулся на взлетающего коршуна. Остановился, обкосил вокруг гнезда и товарищей предупредил, чтобы не задели его. После смены проверил — гнездо не тронули.

Фото: Игорь Кожевников
Мое самое любимое время суток — вечер, когда я прихожу домой и вижу жену Ирину. Дай бог, на мой день рождения дочери и внучка приедут в гости. Они в Ставрополе живут.
У меня во дворе своя голубятня. Птицы, знаешь, очень успокаивают. Каждый раз после работы к ним захожу. Пообщаешься с ними, и такое умиротворение. Голубятником я стал случайно. Подарили парочку. Я своих голубей приручил. Они ели с рук, садились на плечо. Водились хорошо, пар десять вывелось. Потом мой брат посмотрел на все это дело и говорит: «Что ты эту гадость водишь? Я тебе хороших дам. Правда, у тебя их наверняка поворуют или кошки поедят», — сам дает, и сам меня пугает.

Фото: Игорь Кожевников
Так и вышло. Простых я раздал, а благородные породистые голуби плохо плодились, а потом у меня их украли.
Вот с уборкой разделаемся, и снова заведу побольше птиц.