Постпанк по-ингушски: что это такое и как его воспринимают на Кавказе

16 ноября в соцсетях выходит очередной эпизод документального онлайн-сериала «Звуковой ландшафт», рассказывающего о независимой региональной сцене России. Серия посвящена коллективу January Blues из Ингушетии. И это не фолк, как можно было бы ожидать от самого консервативного региона Северного Кавказа. Это постпанк с видеоклипами в стиле ингушской неоготики.

January Blues — не совсем музыкальный коллектив, скорее, творческое объединение молодых людей, которые живут в Москве и создают клипы на ингушском языке: Ибрагим Льянов (музыка, тексты, биты, гитара), Муслим Сагов (режиссер, видеопродакшн), Зураб Доскиев (видеограф), Тимур Гуцашвили (гитара).

Поговорили с ребятами о том, как создается альтернативная музыка и как ее воспринимают на родине.

«Слишком отстойный трек»

— Как появился ваш коллектив?

Муслим: Собственно говоря, случайно появился. В 2021 году, во время пандемии, нечего было делать, и я решил снять клип. Надо было найти музыканта. Я знал только об одном, демку которого слышал в соцсетях. И это оказался Ибрагим.

Ибрагим: Я эту демку запостил на спор: поспорил с другом, что за три часа сделаю полноценную песню. Схема простая: беру одну фразу и повторяю ее всю песню. Так в целом концепция January Blues в дальнейшем и действует (смеется).

Муслим: Вот эту демку я и увидел. Оказалось, что мой друг Зураб Доскиев знаком с автором. Я попросил его устроить нам встречу. И сразу пошел диалог — о кино, о музыке. Я сказал: «Давай сделаем клип». Ибрагим сказал: «Давай, но у меня нет трека» — «А у меня нет идей для клипа». Вот так параллельно и начали придумывать.

Ибрагим: Я музыкой занимаюсь всю жизнь, просто никогда не выводил ее в медийное пространство, не был в этом заинтересован. За все, что связано с медийкой, отвечает Муслим. Я просто делаю то, что нравится мне. Моя концепция творчества никак не изменилась с 13 лет.

— А что ты почувствовал, когда первый трек «зашел», был хороший такой фидбек?

Ибрагим: Весь первый год я недоумевал: это слишком отстойный трек, чтобы его все так хвалили. Потом я переслушал эту песню так, будто не я ее автор, и теперь я ее так и воспринимаю — как не мою.

— Хочешь сказать, тебе не было приятно видеть положительные отзывы, репосты?

Ибрагим: Я просто слишком душный (смеется), и у меня категорическая неприязнь к популярности, отторжение. Я всегда прошу по максимуму моим лицом не светить.

Песни о мрачном

— Как к вам относятся дома, в Ингушетии?

Муслим: Первый трек в Ингушетии очень хорошо слушают. Второй трек — чуть больше андерграунд. Скажем так, для «задротов», которые слушают более сложную музыку.

Ибрагим: Да, второй трек оценили ребята, которые понимают, что такое прогрессивный рок. На общую массу он не вышел.

— А что говорят старшие про вашу музыку?

Муслим: Я могу сказать про своих родителей. Мать присылает такой смайлик (палец вверх). Отец про первый клип сказал: «Классно, но почему так депрессивно?» Про второй: «Почему так депрессивно?» А на третий прислал тоже вот такой смайлик.

Есть старшие, например, из поколения телевизионщиков, кто занимался творчеством. Они иногда критиковали какие-то технические моменты. Но в целом говорят: «Хорошо, что сделали».

Как-то в одном из чатов мне предъявляли: у вас слишком мрачные песни. Должны быть песни о светлом.

Нащупать идею

— Что самое сложное в создании песни?

Ибрагим: Самое сложное — найти нужную идею. Чтобы сидеть и думать: да, это кайфово! Если я нащупаю нужную идею, я могу песню целиком сделать за один день.

— Как вы работаете: сначала все-таки создаете трек или сразу начинаете думать про идеи для видео?

Муслим: Это параллельно происходит.

Ибрагим: Но клип рождается намного быстрее. Бывает, что кадры уже готовы, а я еще месяц работаю над минусовками.

Муслим: Большая проблема в том, что мы достаточно чувствительны к внешним обстоятельствам. А они часто меняются: у нас, у друзей, в стране, в республике. И в процессе создания видео, бывает, что ты уже хочешь о другом говорить.

— Кто ваши слушатели? Это люди с Кавказа, из Ингушетии? Или какие-то умники, у которых интерес можно сформулировать как «мне нравится необычная музыка, вот, например, ингушский постпанк»?

Муслим: Примерно 60% — Кавказ, а остальные — это люди, которые любят необычную музыку. Большой трафик из Чечни. Есть слушатели из Украины и Европы.

Требуется Егор Летов

— Как вы думаете, почему на Кавказе слабо развита альтернативная сцена? Сейчас мы видим расцвет посттрадиционной музыки — это мощный заметный тренд, целая субкультура. Конечно, есть эстрада. Но очень мало людей, которые работают с другими жанрами.

Ибрагим: Традиционная музыка воспринимается как своя, родная. А если ты выпускаешь другую музыку, ты вступаешь в конкуренцию с огромным количеством музыкантов всего мира и в этом потоке тонешь.

Муслим: Альтернатива на то и альтернатива, что, даже если она на родном языке, у тебя в регионе ее будут слушать немногие. Это же андеграунд. У традиционной музыки на Кавказе есть база, накопленный опыт создания такой музыки, культурное поле, обмен идеями, тебе есть на что опереться, есть понимание, куда двигаться, есть понимание, что ты хочешь переосмыслить. А у альтернативы ничего этого нет. У нас не было каких-то больших альтернативных музыкантов. Каждый артист существует изолированно. И встает вопрос идентификации. Кем ты хочешь стать? Ты хочешь конкурировать с музыкой, которая была вне Кавказа? Это тяжеловато, и не хочется становиться второсортной копией. И еще вопрос, как это адаптировать. Это вопрос большого творческого осмысления. Ну или музыкант должен быть сверхуникален — кавказский Егор Летов должен появиться, чтобы все в себя вобрать и переосмыслить, чтобы выдавать что-то новое в альтернативных жанрах.

Ну и еще один момент, про который важно сказать: Кавказ — гиперконсервативный регион, очень традиционный. В общем, да, Кавказу нужен свой Егор Летов.

Ибрагим: У Кавказа из кого-то похожего на Егора Летова есть только Муцураев, но это немного не то.

Наполеоновские планы

— Что бы вам хотелось делать в республике? Есть ли какие-то музыкальные проекты, идеи, мечты?

Муслим: Много чего хотелось бы сделать. У меня бывает Napoleon moment: огромные перспективы и дали открываются.

Во-первых, хотелось бы организовать в Ингушетии большой концерт, фестиваль с несколькими кавказскими рок-группами. Но это сложно. Я все прошлое лето бегал, чтобы просто концерт January Blues организовать. Это было очень тяжело — из-за отсутствия финансирования, из-за бюрократии, из-за родовых взаимоотношений.

Еще хотелось бы снимать дома какие-то интересные большие работы с большим бюджетом, музыкальные видео. Хочется иметь там свою базу музыкальную. Опять же все упирается в деньги. И еще в такие жесткие — не знаю как сказать — тернии: взаимоотношения между кавказскими народами, отношения на уровне власти. Плюс кавказский менталитет, вот эта южная медлительность. Хотелось бы хотя бы небольшой концерт собрать у себя дома. Хотя бы галочку поставить, что да, мы выступали у себя дома. Но, кажется, мы сейчас ближе к концерту в Москве, чем у себя на родине.