«Я живу уже очень долго, слишком долго»

Тимофей Георгиевич Марзоев родился в 1916 году в горном североосетинском поселке Верхний Мизур. Через пару лет семья переехала в ближайший город — Алагир. Там и начинаются воспоминания долгожителя.

«Ушел из дома, чтобы хоть одним ртом было меньше»

— Мать умерла, когда мне было 14 лет. Нас у отца осталось шестеро — три мальчика и три девочки, моя старшая сестра заменила нам маму. Мы держали скотину, все вместе работали в огороде. Было очень тяжело, не только нам, многие тогда жили в бедности.

Вскоре отец женился второй раз. Но прожили с мачехой недолго: она не ладила с нами, детьми, и отец отправил ее обратно в родительский дом. Помню, недобрая была женщина.

В школу я пошел уже достаточно взрослым, лет десять мне было. Окончил всего четыре класса. Пока мама была жива, учился, ну, а потом бросил: понимал, как тяжело приходится отцу — он работал на ферме день и ночь. Поэтому я хотел помогать семье. Но работу найти было непросто, и тогда я решил уйти из дома, чтобы хоть одним ртом было меньше.

У меня тогда даже обуви не было, помню, надел чувяки старшей сестры и ночью, пока все спали, пешком отправился туда, где родился, — в Мизур. Там жили родственники матери, я надеялся, они помогут найти какую-нибудь работу. Первое время жил у них, хотя их самих было шесть душ в семье. Жили мы все в одной комнате, нам с младшим мальчиком стелили какое-то тряпье под столом — это была наша постель.

Спустя какое-то время устроился помощником повара в рабочем кооперативе. При нем было общежитие, туда и перебрался. Со временем получил поварскую категорию. Честно говоря, мне там очень нравилось работать: крыша над головой есть и всегда сыт. Платили, конечно, мало, но мне хватало. Главное — стал забывать, что такое голод.

Но, как говорится, было одно «но»… Тогда это была не очень престижная профессия, и мне не нравилось, когда сверстники дразнили меня поваром. Я даже частенько плакал от обиды. Однажды друг моего отца застал меня в слезах. Когда узнал, в чем дело, позвал работать к себе, он был начальником электроцеха. Хоть и не хотелось бросать работу, которая нравилась, я согласился. Работал сперва помощником электромонтера, потом получил профессиональный разряд… А потом началась война.

«Как удалось выжить, сам не знаю»

— До 1942 года, пока работал на производстве, у меня была бронь — на фронт не забирали. К тому времени я вступил в партию и меня перевели работать в райком. Когда сняли бронь, сразу написал заявление, чтобы поскорее отправили бить фрицев. Военную форму надел в августе 42-го. Тогда в Махачкале формировали запасной автомобильный полк, туда нас — шесть грузовиков с людьми — и отправили. Две недели дали на учебу, а потом погрузили в машины и снова повезли. Куда? Никто из нас не знал, но все хотели побыстрее попасть на фронт.

Через Баку нас доставили в Тбилиси. Немцы уже оккупировали Ставрополь и планировали через перевал попасть в Грузию. Вот нас и бросили туда, как щит. Наши автомобильные части с зенитками охраняли небо от вражеских самолетов. Со мной вместе служили мои земляки, армяне, грузины, азербайджанцы… Так и воевали: все вместе, одной семьей против врага. Очень много наших бойцов погибло на моих глазах, сам дважды был контужен. Было ли страшно? Конечно! Но мы защищали свою родину — это было главным для каждого солдата. Сейчас даже вспоминать трудно о тех годах. Как удалось выжить, сам не знаю. Наверное, Бог берег.

Когда немцы начали отступать, за ними следом двинулись и мы. Прошли Краснодар, Ростов, освобождали Украину, Молдавию, Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию… Победу наша автомобильная часть встретила в десятке километров от австрийской границы. Хорошо помню тот день. В 6 часов утра нас подняли и сообщили, что война окончена. Ох, что началось! Все небо было в огне от наших выстрелов! Кричали, радовались, плакали! Даже не верилось, что, наконец-то, этот кошмар закончился.

Вскоре нас морем переправили в Батуми, там получили приказ расформировать часть. Четыре вагона отправили на Северный Кавказ — так я вместе с земляками вернулся в Осетию.

«Жене 95 лет, старая уже стала»

— На войне много чего пришлось повидать и пережить, но вот наград у меня немного: ордена Жукова и Великой Отечественной войны, несколько медалей — «За оборону Кавказа», «За Победу над Германией». Но даже и они не сохранились: в Мизуре нашу квартиру обокрали, все медали унесли, только наградные листы остались. Сколько мы заявлений написали… Так и не смогли отыскать вора. Очень расстроился, много лет надеялся, что найдутся награды, но нет.

А тогда дома я застал полную разруху, отцовский дом был опустошен. Руки опустились, но надо было жить дальше. Снова начал работать в райкоме партии в Алагире, потом председателем колхоза в Унале, на руднике в селении Холст, на свинцовом комбинате…

В 1946 году женился на девушке Вере из Алагира, очень она красивая была! Сватов несколько раз засылали, отец строгий был, не хотел сразу дочь отдавать… 72 года мы вместе, жене сейчас 95 лет, старая уже стала. А жили всегда дружно, никогда не ругались, детей воспитывали в строгости, без вольностей, всегда учили, чтобы были порядочными, честными людьми.

У меня три сына и одна дочь, семь внуков, шесть правнуков. Самому младшему, Сарматику, всего годик, я его еще даже не видел, он далеко живет — в Находке. Хорошо, когда много младших в семье. Это и есть счастье.

«Молодым сейчас намного труднее, чем нам»

— Я живу уже очень долго, слишком долго. Вот если бы вернулось довоенное время, то я бы еще хотел пожить… А сейчас что? Стал обузой для своих детей, беспомощный. Понимаю это, конечно, а сделать ничего не могу.

Телевизор я не смотрю, потому что уже не вижу ничего. А вот радио люблю послушать, новости не пропускаю, но больше нравятся передачи про наши традиции. Часто передают осетинскую музыку, тогда вспоминаю, как в молодости хазт (танцы. — Ред.) устраивали. Эх, хорошее было время!

Жизнь изменилась, и люди вместе с ней. Молодые не хотят жить в селе. Раньше, помню, откроешь окно, и так шумно: дети кричат, смеются, бегают, на речке тоже полно народу. А сейчас на улицах тихо, стариков почти не осталось, а молодежь в город перебралась.

Если бы была возможность что-то изменить, я бы хотел вернуть жизнь, которая была до войны. Хоть и было нам тяжело, все равно то время вспоминаю с теплотой. Эх, если б не было войны! Все мы работали, крепко дружили, люди были добрые, душевные, счастливые, что ли… Сейчас молодым намного труднее приходится. Наша жизнь была стабильнее. Человек получал диплом и сразу начинал работать. Всю жизнь можно было распланировать: школа — институт — работа — семья. Государство заботилось о каждом. А сейчас? Заканчивают институты и сидят, не знают, куда им податься. Работы нет, денег нет, что будет завтра, никто не знает. Наши старшие говорили, что настроение человека зависит от его мыслей и от его желудка. А если желудок пуст, то и мыслей светлых не будет… Очень, очень сейчас трудно молодым.

«Мой дед прожил до 120 лет»

— Меня иногда спрашивают, как прожить сто лет. А я откуда знаю? Может, это от крови зависит? Мой отец рано умер, а вот дед прожил 120 лет. Многие в это не верят, но у нас сохранились архивные документы. Еще до революции у него конфисковали серебряный кинжал и пистолет. Но потом органы выдали ему специальную справку, чтобы вернули оружие. Вот в ней и написан его возраст — 120 лет.

Мой день рождения никогда не был для меня праздником, так же и сейчас. Но когда мне исполнилось сто лет, дети устроили настоящий куывд (пир. — Ред.). Позвали соседей, родственников, знакомых, почти пятьсот человек собралось! Даже глава республики приехал меня поздравить. Конечно, мне было приятно.