Как важно быть носимым — на груди, в ушах и карманах брюк

Трудно сказать, что почувствовал бы Ван Гог, увидев свою «Звездную ночь» на пиале, сумке или на носках. У художников Темболата Гугкаева (Осетия), Рустама Яхиханова (Чечня), Магомеда Дибирова и Мурада Халилова (Дагестан) в подобных случаях чувства возникают разные. Но всем нравится, когда их работы уходят «в народ».

Темболат Гугкаев: «Бога ради, пользуйся!»

— Портрет Коста Хетагурова, составленный из слов его стихотворения «Додой», я выставлял на «Аланике» в 2012 году. Это было единственное из его стихотворений, которое я помню наизусть, и на фестивале было три портретных варианта — на осетинском, русском и английском языках. И майки с этим портретом я начал выпускать сам: изображение есть, оно удачное и понравилось людям — почему бы не использовать его?

Я видел ребят в этих футболках с Коста — как в Instagram, так и на улицах Владикавказа. Понятно, что эти тишотки носят в основном молодые люди до 30 лет, которые так или иначе связаны с культурой Осетии. Они знакомы с творчеством нашего великого поэта и знают, что оно означает для нашей республики.

Я спокойно отношусь к тому, что картина, вчера еще висевшая в зале музея, появляется на одежде, на посуде, шоперах, на открытках и постерах. Людям нравится, например, картина «Звездная ночь» Винсента Ван Гога — и вы сегодня можете встретить ее на чем угодно, так почему не на себе? Человек старается окружать себя теми вещами, которые считает красивыми!

Конечно, нельзя использовать работу без ведома художника. Но если человеку настолько понравилась моя работа, что он печатает ее на одежде, которую собирается носить сам, — почему нет? Я с этим сталкиваюсь постоянно. Были случаи, когда у меня спрашивали разрешения на то, чтобы набить татуировку по моим рисункам. Такие несложные символы, которые я когда-то придумал для серии кулонов. Бога ради, пользуйся!

Рустам Яхиханов: «Первая коллекция разлетелась за лето»

— Когда ребята из компании Boomzi предложили мне поработать с ними — это было неожиданно. Я знал о них, конечно, покупал дизайнерские майки в подарок. Мне сказали: мы давно за тобой следим, нам нравится все, что ты делаешь. До того, как работать со мной, они уже выпустили коллекцию футболок с народными героями, так что я в принципе понимал, чего от меня ждут. Мне надо было, чтобы «герои» заиграли по-новому, чтобы это был такой «комикс» — яркий, простой и лаконичный. Но при этом запоминающийся.

Никаких условий в Boomzi мне не ставили, доверяли моей фантазии. Я понимал, что нельзя рисовать глаза, потому что соблюдающие мусульмане не должны носить одежду с изображением лиц. А как без глаз? Старался не «оживлять» лицо, не акцентировать мимику. Больше ориентировался на движение, позу, силуэт и складки костюма. Если все-таки приходилось рисовать глаза — это были черные дыры, без зрачка и бликов радужки.

Но больше всего времени я тратил на сбор информации и изучение материала. Конечно, я с детства слышал многие имена народных героев, но как они выглядели? Допустим, есть фотографии имама Шамиля, а вот Байсунгура Беноевского — нет. Я искал описание известных мне героев в книгах и узнавал о новых, например о Кызбече Тугужуко, которого называли «черкесский лев». Или о Дата Туташхиа. Кстати, мой брат поехал в Грузию в майке с Туташхиа и был удивлен, что его там никто не узнал. А я, чтобы его нарисовать, даже прочитал о нем книгу Чабуа Амирэджиби и посмотрел старый фильм.

Первая коллекция разлетелась очень быстро — за лето. Я видел в Грозном ребят в этих майках. Мне нравится, что людям нравятся мои рисунки. И я по-новому начал смотреть на многие вещи. По образованию я художник-монументалист. Но считаю, что художник должен уметь переключаться. Сейчас покупать большие картины люди просто не могут. Менять свою профессию я не планирую, значит, должен думать, как заработать на том, что я умею. Сделать качественную работу и напечатать ее на постере. Или придумать оригинальный принт для майки, необычный брелок или серьги. Маленькие вещи иногда делать намного сложнее, чем большие.

Конечно, майки с героями носят в основном молодые парни. Меня спрашивают: а почему вы только «воюющих» героев изображаете? Такой был заказ — в нашем регионе любят именно сильных мужчин, которые прославились, защищая честь и родину. Я-то, может, хотел бы в таком же духе писателей и поэтов изобразить. Возможно, когда-нибудь я так и сделаю. Но любимого героя у меня нет, я с удовольствием рисую всех.

Искусство ли это? Конечно, искусство. В наше время понятие «предмет искусства» стало бесконечно широким. Вы можете увидеть на современных выставках, что таковым может стать и кирпич, и горсть земли. Так что авторская картина на одежде тоже считается искусством. Правда, я не думаю, что туда можно помещать все подряд. Например, у меня есть картина «Зикр». Станковая картина, написанная маслом, на очень серьезную тему. Ей место в музее, на выставке — но ни в коем случае не на футболке. Нельзя размещать на одежде то, что может задеть чьи-то чувства.

Вопрос авторства — очень деликатный. Люди не всегда знают, чью картину они используют, например, на аватарке в соцсетях. Я много раз встречал своих героев в кавказских пабликах «Вконтакте» и Instagram — Байсунгура Беноевского, шейха Мансура и абрека Зелимхана. Но автора там, конечно, не было. Boomzi указывают мои инициалы, но все равно картинка, как правило, становится народным достоянием, и кто ее нарисовал, уже мало кому интересно. Это, конечно, обидно.

Магомед Дибиров: «Не бросаться же к человеку с воплями: «Где взял?!»

— Я постоянно вижу свои работы на аватарках в Instagram. И майки увидел там же. До этого встречал на людях в городе, но не бросаться же к человеку с воплями: «Где взял?» А когда увидел, что это инста-магазин продает, написал им. Мне ответили: ой, извините, мы не знали, что это ваши работы, просто увидели в интернете и нам понравилось, мы теперь обязательно укажем, что вы — автор. И все. Как народные сказки, у которых автора нет.

Но вообще, с моими работами такое происходит постоянно. Мою работу «Ангел» как только не использовали. Знакомая сообщила, что видела ее в Турции на каком-то форуме народов. Я, говорит, им сообщила, что у картины есть автор, они понятия не имели. А недавно увидел ее в кафе, но вместо Корана перед героем стоит чашка кофе. Перерисовали так, как захотели. Я не против, но автора надо указывать. Написал им, что работа мне знакома — получил в ответ: «Нам тоже очень нравится, вы вдохновляете людей».

Вот поэтому у меня такое двойственное отношение. С одной стороны, приятно, что твои работы «ушли в народ», с другой — мне не нравится, что мои работы используют и забывают указать автора. Никаких материальных требований к тем, кто печатал мои рисунки на майках и использовал картину, чтобы украсить свое кафе, я не выдвигал, потому что не хотел показаться меркантильным. Для меня вопрос авторства принципиальный. Мне приятно, что люди надевают мои футболки, но неприятно, что они не знают автора. Признание — на первый план, материальное всегда уходит на второй.

Когда ко мне обратились с просьбой о сотрудничестве — я отказался. У заказчика есть свое видение, свои темы, а я специально по их тематике рисовать не хочу. И для маек специально рисовать тоже не хочу: есть полноценные работы, которые отлично смотрятся на стене и на одежде, они практически бренд — вот и хорошо. Сейчас я думаю над тем, чтобы оформить этот бренд юридически, чтобы всем занимался близкий мне по духу человек.

Кто носит эти майки? Бородатые парни от 20 до 35 лет, такой наш дагестанский сегмент. Для них надеть майку, на которой изображен какой-то момент Кавказской войны, — это ощутить свою причастность к своему дому и своей истории. У нас вообще любят все, что входит в понятие «Великий Кавказ». Хотя я никогда не изображаю это время буквально — у меня нет батальных сцен, нет махания шашками. Когда я пишу картину о том времени, то сразу включается жанр «Романтический символизм». В жизни все это было грубее и жестче.

Но я думаю, что футболку с моей графикой могут носить не только на Кавказе: она социальная. Если получится наладить свой бренд — начнем выпускать майки с графическими изображениями. Например, у меня есть картина «Костюм дагестанского блогера» — мне кажется, она идеально смотрелась бы на одежде.

Чего бы я не стал делать? Ну, вот у меня спрашивают, почему я не рисую Хабиба и его бои. Мне приятно, что мой земляк стал чемпионом, но я не люблю бои без правил. Мне не нравится, когда людей бьют. И мне кажется, что это все такая попса, такие временные темы. Год-два — и придет новый чемпион, все забудется, а я люблю общечеловеческое писать. И еще я не хочу думать над каждой картиной: «А как она будет смотреться на майке?» Я остаюсь художником — о футболках буду думать в последнюю очередь.

Я «свою» футболку надевать не стал бы. Но я и автопортреты не рисую.

Мурад Халилов: «Это признание, это лестно для любого художника»

— Я хорошо отношусь к тому, что картина художника может носиться на груди, в ушах или в кармане брюк в виде брелока. Это красиво. Чем больше красоты человек видит ежедневно — тем больше у него воспитывается глаз, тем ярче и богаче кажется жизнь.

Ничего нового в разрисовывании маек нет: еще в середине 90-х, когда культурная жизнь в Махачкале просто била ключом, я разрисовывал одежду на девочках-моделях во время показа мод «Кавказский стиль». Конечно, я считаю, что это искусство, это признание, это лестно для любого художника. Вон Кит Харинг специально рисовал картины на майках. И даже разрисовывал тела голых звезд. В наших широтах такое вряд ли возможно, хотя… новое поколение художников мне кажется настолько свободным, активным и талантливым, что я от них всего жду. В хорошем смысле.

Сказать, что мои работы уходят в народ, я не могу. Ну то есть, с одной стороны, уходят. Я как-то нарисовал на планшете картину: родители братьев Гасангусейновых, убитых в 2016 году, стоят на махачкалинской площади на фоне здания правительства. Она до сих пор гуляет в сети, и иногда я ее вижу, часто — без указания автора. И вот серьги «Аулы», которые по моему дизайну сделал кубачинский ювелир Алихан Алмасов. Их широкая публика увидела, когда их надела Зарема Дадаева, директор музея Махачкалы. И девушки начали заказывать их для себя. Конечно, там было немного, пар 10 или чуть больше, — обычный ширпотреб на «дагестанскую тему» расходится намного лучше.

Еще был мой рисунок, который превратили в ткань. В Дагестан приезжала саранская фолк-певица Ежевика Спиркина, и мы сидели в каком-то цеху, и я рисовал орнамент на фанере. Ей понравилось, я сфотографировал рисунок — она сказала, что хочет сделать из этого ткань. И действительно, изготовили какое-то количество ткани, и, кажется, Ежевика даже сшила себе из нее платье.

Вот таких случаев много. Иногда довольно смешные. Я как-то оформлял кафе «НеГород». Мы с владельцем решили, что картина должна быть по мотивам кайтагских орнаментов и что надо их переосмыслить в современном ключе, что и было сделано. В «НеГород» пришел владелец другого кафе, и ему так понравился мой рисунок, что он нанял художника, и тот перерисовал мой рисунок на стену его кафе! Тупо скопировали, внеся небольшие изменения. Естественно, это не осталось незамеченным. Мне указали, что я сам «украл» кайтагский мотив, так что не должен предъявлять им претензии. Самое смешное, что у меня на рисунке был значок вайфая, а девушка, которая копировала, решила, что это такой фрагмент кайтагского орнамента и перенесла его в свою копию. Чем закончилось? Да ничем. Хозяин кафе «НеГород» решил, что мне надо немного подправить рисунок, и обещал решить вопрос с плагиатом, но все так и осталось, как есть.

Ну вот — работы уходят в народ, но больше в виде идей. Я, видимо, не настолько «народный» художник, чтобы по улицам разгуливали толпы в моих майках. Уличный, да. Но не народный. И коммерческой жилки у меня нет, и эти «идеи», как правило, заканчиваются ничем. Проходят какие-то встречи с людьми, которым нравятся мои работы, выпускается пробная серия, допустим, футболок, а потом выясняется, что я должен их сам продавать. Или что я тут должен нарисовать пальму, американского орла и написать английское слово, а не то, что я рисую.

Конечно, у меня есть футболки с авторским орнаментом, я постоянно делаю новые и с удовольствием их ношу.