В плену у марионеток

«Вот мы в ваше время…» — слова, которые слышит от старших каждое поколение. Как на самом деле меняются дети (и времена), мы спросили у мастера североосетинского театра юного зрителя «Саби» Владимира Рамонова — 80-летний артист «оживляет» кукол перед маленькими зрителями уже 60 лет.

На каком языке говорят куклы

— Я 60 лет на сцене, и кажется, что многое должно было поменяться. Удивительно, но это не так. Наш коллектив сменил семь руководителей, здание, получил имя — это было начало 90-х, я предложил «Саби», в переводе с осетинского «малыш», — всем понравилось. Собственно, больше никаких особых изменений в жизни театра не было. Как такое возможно, что почти не менялся репертуар? Просто мы постарались сохранить лучшее для будущих поколений. Вносили элемент современности, но оставляли суть. Технологии кукольного мира шагнули далеко вперед. Мы стараемся не отставать. Начали делать интерактивные спектакли — дети могут взаимодействовать с героями сказки. Решили ввести вечерние спектакли для старшеклассников и студентов: работаем над первой постановкой — по мотивам произведений Чехова. Спрос будет.

Но одна печальная перемена произошла: все меньше детей понимает и говорит на осетинском. В селах любят спектакли на родном языке, а городские дети редко понимают осетинскую речь. Я и сам автор пьес, и люблю писать на родном. Но вот «Храброго ягненка» пришлось перевести на русский. Я всегда за то, чтобы спектакли продолжали ставиться на осетинском. Все, что я могу делать для сохранения языка, — это говорить на нем и учить ему своего маленького зрителя.

«Когда я пытал двух мальчиков…»

— Люди в возрасте любят говорить, мол, раньше были другие дети. На самом деле дети никогда не поменяются. Они открытые душой. Это взрослых меняет эпоха. Каким бы ни был ребенок во дворе, в общении со сверстниками — в театре он ведет себя культурно. Конечно, нельзя сказать, что дети одинаковые. Городские чуть менее впечатлительны. Сельские иной раз смотрят спектакль, раскрыв рты. И везде встречаются те, кто сильно переживает за героев, даже плачет. Помню, это было в середине 80-х, в одном из райцентров. Мы играли спектакль «Сильнее смерти». У меня была роль гестаповца. Когда я пытал двух мальчиков, на сцену в меня полетела бутылка. Если бы я вовремя не отскочил в сторону, мне бы разбили голову. Даже, понимая, что это актерская игра, дети не могли сдержать эмоций.

Я комедийный актер. Стараюсь выбирать такие роли. Я хорошо понимаю, над чем будут смеяться дети, потому что в душе я сам ребенок. Даже немного неловко. Когда меня оставляют поиграть с внуками, то я могу так увлечься… У меня два сына, три дочки и семеро внуков. Все они были зрителями нашего театра.

Так похожи на людей

— Люблю работать с куклами. Это же так удивительно: неживое в твоих руках становится живым. Ты дважды актер. Самая примитивная и легкая в освоении кукла — перчаточная, но и ее просто надеть ее на руку недостаточно. Она же не может менять выражение лица в зависимости от текста. Про марионетку я уже не говорю. Не каждый кукольник может ее водить: из-за неопытности могут запутаться нити. Но, пожалуй, самой сложной в моей практике была роль четырех братьев-близнецов. Одинаковые куклы. Из отличий — только головные уборы и характер. Надо было молниеносно менять «актеров», не запутаться в тексте и сделать так, чтобы зритель сразу отличил одного брата от другого.

Любимых кукол много. Невозможно хорошо играть куклой, не полюбив ее. Для нас они становятся почти коллегами — так их оживляет воображение на спектаклях. Мы сами можем и «полечить» их, хотя есть реставрационный цех. Куклам из «Ищи и найдешь» 41 год, мы шили их сами. Это наш спектакль-рекордсмен. Очень поучительный. Он поставлен по произведению дагестанского писателя Ахмедхана Абу-Бакара: в сказке рассказывается о непослушном «мальчике-наоборот», у которого ничего не получается из-за его строптивого характера. Детям показывают, что идти наперекор из вредности может быть даже опасно для жизни. Но и эти куклы не самые старые — есть еще те, что вошли в музей театра С. В. Образцова. А какие-то получили новую жизнь после того, как 90-е провисели на гвозде. Мы попытаемся выйти на новый уровень в изготовлении кукол. У нас все для этого есть: и мастера, и художники. «Артисты» станут более живыми, функциональными, удастся передать больше красочных эмоций — хотя вести одному такую куклу будет сложно.

Вся жизнь — театр

— Наш театр зарождался на моих глазах и быстро стал одним из лучших в СССР. Впереди были только театры Москвы и Санкт-Петербурга. У нас был богатый репертуар: мы показывали любовь к родине, учебе, общечеловеческие ценности — и театр звучал. Мы и сейчас много работаем. В начале октября участвовали в фестивале «Кееда» в Калмыкии — из всех театров Северного Кавказа приглашение получили только мы. Это почетно. А весной «Саби» гастролировал в Баку. За три дня отыграли 12 спектаклей. Во время одного из них погас свет. Дети и родители включили фонарики на своих телефонах и освещали нам сцену. Это очень тронуло. Где мы только не были: Польша, Болгария, Венгрия… «Саби» дает около 300 представлений в год.

Театр для меня все. В профессию я попал случайно. Это был 1957 год. Я как раз недавно окончил школу и думал куда бы податься. По радио сообщили, что набирают труппу кукольников — играть на осетинском языке. Родной я знал хорошо. Решил пойти — и меня приняли. В первом своем спектакле играл волка. А через пару дней в газете вышла моя фотография: кукла в руке и подпись «Артист В. Рамонов». Невероятное чувство. Тогда уже понял, что театр со мной навсегда.

«Платите мне как остальным»

— Знаете, как нас ждут дети в селах? Помнят всех артистов поименно, бегут, радуются. Однажды, когда наш театр приехал со спектаклем в Южную Осетию, то там нам устроили настоящий праздник в честь того, что «наконец куклы заговорили по-осетински». Собирались полные залы, дети сидели даже на заборах.

Я очень люблю своих зрителей. Меня звали остаться в Москве, в Болгарии, но это было бы предательством. В Центральном театре кукол им. Сергея Образцова в столице мне обещали золотые горы, когда увидели, что я один «оживляю» тростевую куклу — обычно ею управляют три актера. В Нижнем Новгороде после победы на конкурсе кукольников мне протянули ключи. Они были от квартиры в центре города. Так руководство местного театра хотело, чтобы я остался. А в Болгарии я встретил девушку. Красивая была. Мы друг другу нравились, мне было жаль ее, когда уезжал, она сильно плакала… Но и ради нее не смог забыть о родном крае. Наверное, пафосно звучит, но я всегда отвечал: «Я буду служить только детям Осетии».

На родине меня тоже выделяли: платили больше, чем другим. А мне становилось стыдно. Мы все одинаково выкладывались на сцене. Как-то не выдержал, подошел к руководителю: «Не надо мне надбавок. Или всем повышайте зарплату или мне платите как остальным». Он был шокирован. В следующем месяце всем подняли зарплату.

«Дети не ждут антракта, чтобы уйти»

— Кукольный театр не умрет никогда. Сюда приходят подзарядиться живыми эмоциями, отдохнуть и получить знания. В какое время это будет неактуально? Через 100 лет? Нет, даже тогда ничего в детях не поменяется.

Молодежь идет к нам и в артисты. По-настоящему одаренных вижу как рыбак рыбака. Для наград у меня выделен отдельный чемоданчик, так что свои знания надо кому-то передать. Выбрал в ученики парня из города Алагира. Талантливый и старательный. Я сам жил на сцене, а не играл. Бывало, семь потов во время спектакля сойдет, но оно того стоит. Дети сразу чувствуют фальшь. Если спектакль им не интересен, они не будут дожидаться антракта, чтобы уйти. Они не стесняются выражать эмоции и будут плакать и говорить родителям, что им скучно. Главное верить самому в то, что играешь.

Кукольник — штучный артист. Если ты чувствуешь в себе призвание, то ты навсегда в театре. Какую бы заработную плату не получал. Главный стимул — это отдача, живые детские эмоции.