Главный экспонат

Чечня любит впечатлять гигантскими стройками и многомиллионными проектами. Тем удивительнее, что в эпоху небоскребов одной из главных достопримечательностей республики остается маленький частный музей-аул «Донди-Юрт» на окраине Урус-Мартана. Его создатель, белобородый улыбчивый Адам Сатуев, по прозвищу Донда, с гордостью показывает туристам построенные собственными руками башни и сакли «точь-в-точь как на чеченских зарисовках Дюма». Порой в его объяснениях больше легенд, чем скучной научной правды, но они всегда искренни. Не спешите уходить после экскурсии. Посидите, выпейте чая, и вы поймете, что главный экспонат музея — сам его создатель, охотно рассказывающий невероятные истории из своей жизни.

Бороться и мечтать

— В детстве я прочитал книгу о «Городе Солнца» Томмазо Кампанеллы. До сих пор помню портрет главного героя — старика с белой бородой. Завистники бросили его в темницу, он там провел почти тридцать лет. Новый император вызвал узника, и он рассказал о своем замысле воздвигнуть Город Солнца. Тогда и я захотел построить такой город.

До исполнения мечты было далеко. В те годы я больше увлекался вольной борьбой. В 16 лет стал мастером спорта. Тренер записывал в дневнике, кто из его учеников и когда станет чемпионом СССР, Европы или мира. Я должен был стать чемпионом мира в 1978 году.

В армии я выиграл чемпионат вооруженных сил СССР и попал в ЦСКА. Там меня заметил представитель Высшей школы МВД в Рязани. Я не собирался идти в милицию, но отец был другого мнения. Я готовился в Алуште к чемпионату мира вместе с легендарными борцами: Иваном Ярыгиным, Нодаром Модебадзе, Асланбеком Бисултановым. Вдруг — телеграмма от старшего брата: «Срочно выезжай». Я ненадолго отпросился со сборов. Думал, кто-то умер, а родственники говорят — пришло приглашение от МВД. Заставили меня поехать не в Алушту, а в Рязань.

Там я продолжил заниматься борьбой. Как-то раз поставили меня против Хромова из Омска, он еще был чемпионом по дзюдо. Мне говорили — хотя бы продержись несколько минут, и то хорошо. В конце третьего периода соперник положил меня на лопатки. Тут я вспомнил, как предки говорили: «Укуси, но не проигрывай». Цепанул зубами за живот. Хромов ослабил хватку, я его перевернул и чисто выиграл. Он жаловался потом, да синяка-то не было! Я только слегка прихватил.

Однажды на соревнованиях я получил травму — и меня парализовало. Говорили, выздороветь был один шанс из миллиона, но я все равно встал на ноги. После этого врач запретил мне соревноваться. Сказал, еще один неудачный удар — и опять парализует, уже навсегда. А я был молодой. Чувствовал, что могу. Но перед каждым поединком писал расписку. За четыре года в Рязани я стал чемпионом МВД СССР по дзюдо и самбо, мастером спорта международного класса по четырем видам спорта.

А в 1978 году в Рязани, в ресторане, увидел молодого подполковника из летного училища с симпатичной женщиной. Спросил, не чеченец ли он. Тот ответил «Нохчи ву!» Это был Джохар Дудаев…

Плохой милиционер

— В 1981 году я окончил школу МВД. Меня направили инспектором уголовного розыска обратно в Чечню. Я сразу побежал в тренировочный зал — соскучился по ребятам. А тренер мне сказал: «Выйди отсюда. Ты не только меня предал. Ты предал друзей и родину!» Не простил побега со сборов. Я ушел со слезами.

Вскоре мне на дежурстве сообщили о преступлении. Ограбили моего тренера. Я ему обещал, что буду днем и ночью работать и обязательно найду преступников. Поймал их всего за сутки. Тренер обрадовался, обнял меня и сказал: «Адам, все-таки ты молодец!» Так я снова начал к нему ходить.

В другой раз увидел я толпу, глазеющую на реку. Смотрю, а там труп зацепился за бревна. Полез в воду, почти подобрался к нему, как вдруг меня снесло течением. А плавать-то не умею! Схватился за первое, что попало под руку, — за мертвеца — и поплыл в обнимку со «спасителем». Через километр ухватился за ветку, выбрался. Думал, благодарность объявят, а начальник — русский, по фамилии Левченко — только отругал меня. Зачем, мол, покойника вытащил? Уплыл бы он в море, его бы там рыбы съели. А теперь нам это дело расхлебывать. Вскоре Левченко услал меня участковым, оттуда отправили дознавателем… Смолоду пытаешься честно жить, но служба устроена иначе. Поймал преступника — возьми «откупные», отпусти, а потом поделись. Тогда ты — хороший милиционер. Я одним из лучших был, но денег не приносил. И детей потом от милиции отговаривал — неблагодарная это работа. Сегодня с риском для жизни взял бандита, а через неделю встречаешь его на улице.

Однажды я поймал преступника, бывшего во всесоюзном розыске. Сидеть ему предстояло долго, он стал упрашивать: «Дай попрощаться с матерью!» А когда я разрешил, в окно выскочил и был таков. Через пятнадцать лет я, уже на пенсии, случайно увидел его на рынке. Взял за плечо и говорю: «Теперь я тебя поймал». Узнал меня. Обнялись. Потом он рассказал, что договорился с нужными людьми и дело закрыли.

«Лучше поставь заправку»

— Строить музей я начал в 1987 году. Вскоре Союз распался. Чтобы выжить и помочь родственникам, наша компания борцов отправилась в Москву. Нас наняла целительница Джуна Давиташвили. Чтобы ее никто не «крышевал», не трогал. Потом вернулись. Думали, обойдется без войны. С Дудаевым я когда-то дружил, но со временем понял, что лучше держаться от него подальше, там грязные дела. Заработанного у Джуны хватило, чтобы выкупить участок земли. Я ездил по селам. Собирал камни и старые вещи. Дома были скандалы: «Почему не думаешь о насущном хлебе?» Люди удивлялись: «Что ты делаешь? Для кого? Лучше поставь заправку». Но я помнил свою цель и строил первую башню.

Война все же началась. Было так тяжело, что даже звери не выдерживали и стаями уходили в Грузию. Простые люди оказались меж двух огней. С одной стороны боевики, с другой — российские сверхсрочники. Поговаривали, их брали прямо из тюрем, им год на войне засчитывался как три года отсидки. Как-то брата жены ранило осколком бомбы, она повезла его в Урус-Мартан и угодила на блокпост с пьяными уголовниками… До сих пор в тех местах находят трупы. Если бы не откупились ящиком водки, его бы оформили как боевика, а ее — как снайпершу. А обычные солдатики попадали сюда не по своей воле и не ради денег. Случалось, чеченцы им помогали, да и они относились к нам нормально. Видели мои уши, понимали, что спортсмен, и пропускали с моим «хламом» в багажнике. Только удивлялись, что я в такое время думаю о музее.

Никто мной не руководил, я сам знал, что и где строить. Соединял то, что с детства видел в горах, с картинами из книги о Городе Солнца. Башни, «солнечные склепы»… В старину юноша не мог жениться, если не имел такого склепа. Ведь тот, кто не думает о смерти, не знает и жизни.

Когда ваххабиты зашли в Урус-Мартан, мы с соседями встали против них. Дрались много часов. Командир их принялся палить из Стечкина. Я его схватил и бросил через себя так, что он встать не смог. Потом они все-таки заняли город и начали забирать тех, кто с ними дрался и кого подозревали в воровстве оружия. Мне сказали явиться в десять утра в здание их «департамента государственной безопасности». Я решил, меня там уничтожат. Но не пойти нельзя: подумают, что струсил. Уговаривал друзей поехать со мной — не драться, а забрать машину, если я не выйду. Но у каждого нашлись причины, так что я отправился один. Думал — попрошу меня как заслуженного спортсмена сразу расстрелять, не унижать пытками.

Вышли навстречу пятеро с автоматами: «Донда?» Я кивнул. «Командир сказал, что ты — смелый человек и у раненых не воровал. За то, что дрался как лев, он тебя прощает». Это был счастливейший день моей жизни. Словно я жил с закрытыми глазами, а теперь увидел свет. Вернулся домой и продолжил собирать старые вещи.

Подарок с того света

— Я деньги в руки не беру, это к жене. Она — директор, а мое дело — сам музей. Мечта сбылась. В «Донди-Юрт» автобусами везут школьников, приезжают и туристы. В 2008 году Рамзан Кадыров присвоил мне звание почетного гражданина Чечни.

Теперь чего только в музее нет — окаменелости, старые вещи, велосипед, на котором житель Урус-Мартана ездил в хадж. Говорил, арабский шейх предлагал ему за «железного друга» любой из своих автомобилей, но он не согласился. Так много интересного, что нас даже обворовывали два раза. Но ценнее всего для меня наковальня XVIII века. Она принадлежала кузнецу Донде, в честь которого люди прозвали меня, а я назвал музей.

Кузнецы обычно ковали сабли и кинжалы, а я делал оружие и посерьезней. По легенде, один чеченец изготовил пушку с деревянным стволом и испытал ее при имаме Шамиле. Та взорвалась, многие погибли. Шамиль в ярости, а чеченец ему говорит: «Если она здесь столько разрушила, сколько же в бою гяуров („неверных“, не мусульман. — Ред.) порешит!» Мы с друзьями тоже смастерили пушку образца 1841 года и стреляли из нее с разрешения Рамзана Кадырова в центре Грозного.

Один друг — из тех, с кем у Джуны работали, — постоянно насмехался над моим музеем. Когда он умер, сыновья копали могилу и нашли там старинный кувшин. Он и сейчас в «Донди-Юрте» стоит. Живой приятель меня не понимал, а после смерти прислал подарок.

В начале 2000-х меня пригласили во Францию на чемпионат по борьбе среди ветеранов. Я был уверен, что стану, наконец, чемпионом мира. И тут случилась беда — 11 сентября в Америке. Чеченцев из соревнований исключили. Мы возражали, но безрезультатно. У меня по сей день это приглашение хранится.

Зато иностранцы сами приезжают сюда. Французы, англичане, бразильцы. Был и американский телеведущий Джонатан Легг. Он делал материал о кавказских борцах. Попросил показать приемы, и я его через плечо кинул пару раз. Не знаю, как ему самому, а съемочной группе понравилось. Мы любым гостям рады. Не только в музее, но и во всей Чечне. Раньше те, кто республику в глаза не видел, повторяли друг за другом плохое. Теперь тут все больше туристов. Для каждого в «Донди-Юрте» найдется и история, и угощение.