Авторская колонка. Снега нет, шампанское нельзя: как я встречала Новый год в Грозном

В моем детстве праздник Ураза-байрам и Новый год были почти равнозначными. Оба тогда приходились на зиму, к обоим покупался один набор продуктов и накрывался идентичный стол. Оливье, курица в духовке, винегрет. В качестве десерта — шоколадная колбаска и пахлава, вместо шампанского — компоты и соки. Пиротехника покупалась втайне от взрослых — они ненавидели звуки взрывов, напоминающие сами знаете о чем. То, что с нами ничего не случилось из-за пиратских бомбочек-хлопушек, — настоящая божья милость.

Еще на оба праздника мы, дети, получали почти одни и те же подарки. Ну как получали — первые добывались своим трудом: променадом по дворам соседей. К вечеру мы собирались и мерялись, чей пакет тяжелее. Собранный «урожай» делился на три кучки: очень вкусный шоколад, далее следовали съедобные карамельки и ириски, которые шли в ход, когда в доме уже не оставалось ничего сладкого, и, наконец, грецкие орехи, которыми мы, дети, великодушно угощали взрослых.

Второй подарок вручал Дед Мороз. Этот персонаж был обычно подозрительно похож на старшую двоюродную сестру в дядиной дубленке и с красным полотенцем на голове. Но мы не особо придирались: чай, не конкурс красоты, да и подарки без орехов. Можно закрыть глаза на эту маскировку.

Но меня немного передергивает, когда я вспоминаю новогодние утренники своего детства. Все дети 90-х проходили через этот ужас — костюм, в котором еще не сразу угадаешь, что это за животное или чудо-юдо.

Например, в новогоднем спектакле я играла черепаху Тортиллу. Сама роль была несложная, но наша учительница умело делегировала обязанности. То есть костюмы выступающих были делом рук самих выступающих.

Это сейчас на Вайлдберрис можно найти целых три костюма Тортиллы (я проверила). Причем заботливо рассчитанных на ровесницу героини сказки. В Грозном 90-х из новогоднего ассортимента максимум продавали маски волка и зайца. Ну и пиротехнику. Кажется, проще было достать настоящий автомат, чем нужный реквизит.

Поэтому костюм черепахи мне смастерила сестра. Панцирь был из картона, раскрашенного коричневой и не особо заметной на нем краской, шляпа — моя личная летняя, очки взяли дядины — его проблемы со зрением оказались весьма кстати. Спасибо, моя любимая Фатима, ты постаралась от души.

Дома панцирь крепился отлично, но когда я вышла на сцену, он стал предательски расходиться. Я была какая-то деформированная Тортилла, которой приходилось поддерживать руками то спину, то живот. И еще, изображая невозмутимость, петь знаменитое: «Я на сооолнышке лежу» (только панцирь придержу, ага). Вдобавок с носа постоянно сползали очки. И каждый раз, когда я их поправляла, панцирь раскалывался надвое, а в зале раздавались едкие смешки.

Стоит ли говорить, что на всю жизнь со мной остались страх публичных выступлений и нелюбовь к песням, где упоминается слово «солнышко» в любых его вариациях. До сих пор невольно скукоживаюсь на «Пусть всегда будет солнце», вспоминая свой первый публичный позор.

Современные девочки не знают таких мук. Они предпочитают быть квадроберами по будням. А на новогодние утренники теперь приходят принцессы. Раньше, чтобы стать нарядной, достаточно было обмотаться мишурой по периметру. И вот ты уже не девочка в платье из Хасавюрта, а почти фея из сказки.

Сейчас сезон охоты за нарядами для девочек начинается минимум в ноябре. Студии проката занимают огромные площади, заставленные рейлами с одинаковыми платьями. Как армия клонов. Спрашивается, зачем в детских садах и школах столько Эльз? Но маленьким девочкам все равно, что о них думает бывшая Тортилла.

Если бы Карабас увидел нынешние цены на новогодние аутфиты, он бы мигом распустил свой театр кукол и превратил Мальвину в Золушку. Первый прокат — 20 тысяч рублей. Да 15 лет назад в платьях за такую цену замуж выходили. Но люди берут, причем в таких количествах, что к началу декабря рейлы пустеют. Вот так и вырастают те девочки, которые потом нон-стоп сидят в ресторанах на московских Патриках и утверждают, что настоящий мужчина — только тот, кто дарит тебе Картье.

Мы, настоящие чеченские женщины, подарков от мужчин на Новый год не ждем.

Вообще чеченский Новый год — это какая-то демоверсия общероссийского праздника: снега нет, шампанское нельзя, желание под бой курантов никто не загадывает, потому что понятно же, что просить о чем-то Аллаха можно не только в последние десять секунд года. Подарков взрослые друг другу тоже не дарят. Только детям.

Да и восприятие праздника у людей сейчас другое. За несколько дней до 31 декабря в Вотсапе твердят, что празднование Нового года — это уподобление неверным. Правда, потом многие из этих религиозных агитаторов обнаруживаются у главной елки. Их аргумент — хотели порадовать детей.

Никогда не ходите на елку в центре Грозного, если хотите сохранить здоровую психику. Перед ней — всегда какой-то шабаш из героев российских мультиков, басурманских сказок и персонажей русского фольклора. И между ними обязательно на всех скоростях будет мчать праздничный дедморобус, из которого на полной громкости звучат песни чеченской эстрады. Все смешалось на площади: пони, гринчи, шреки, деды морозы, снегурочки, маши и медведи. Чеченских персонажей почему-то нет. Бабы Яги тоже. Женщинам с увядающей красотой нигде не рады.

Ни в коем случае не смотрите аниматорам в глаза. Это как оплата улыбкой у Сбера. Вот вы задержали взгляд больше, чем на долю секунды — и вот уже протягиваете деньги за совместную фотографию. Позорные снимки, сделанные при ночном освещении, и смотреть не хочется, и стереть жалко.

Наконец, мое личное. Никогда не соглашайтесь вести утренники. Особенно если они записываются на камеру. В первый год моей карьеры руководитель решил, что я должна провести праздник для детей сотрудников.

Представьте себе компанию, в которой работает 200 человек. И у них есть дети, и даже не по одному. И вот к вам приводят самую непредсказуемую категорию населения — от 4 до 14. И нужно удержать их всех в поле зрения, проследить, чтобы ни с одной девочки не упал платочек, а еще дать всем рассказать стихи. И еще чтобы елка устояла. Мой соведущий во время монтажа горько сокрушался: «Ох, через что нам предстоит пройти». Я наивно не понимала, чего опасаться, все ведь уже позади.

Следующее утро после эфира началось с возмущения. «Мой ребенок был самый красивый на этой елке, а его даже не показали!» — заявил мне каждый второй родитель. Стоит ли говорить, что теперь своих детей я на эти корпоративы не вожу? И на школьные елки тоже. Это травмирующий детскую психику опыт.

И все же Новый год я нежно люблю — благодаря тем волшебным восьми дням, когда можно никуда не торопиться и проспать до девяти часов. Дольше мне младшая не дает, но и на том спасибо. Зато не работают госучреждения, и можно не мучиться совестью, что ты не решаешь какой-то из миллиарда вопросов многодетной мамаши.

А еще Кадыров заявил, что родители детей, рожденных 31 декабря и названных в честь национальных героев, получат по 500 тысяч рублей. Боюсь представить, сколько кесаревых сечений было сделано позавчера и скольких Ахматов, Зелимханов, Мансуров, Байсангуров и Бейбулатов появилось на свет. Женских имен в списке поощряемых нет. И мне, как маме трех девочек, это немного обидно.