«Здесь провалилась операция „Эдельвейс“»

75 лет прошло после войны, но не все ее тайны раскрыты и не все солдаты похоронены. Поисковики и историки продолжают копать и делать открытия на полях сражений и в пыли архивов. В Чечне региональным отделением «Поискового движения России» руководит историк Иса Сардалов.

Личное дело Клейста

— Я долгие годы сомневался, а был ли «Эдельвейс»? Это кодовое название операции вермахта по захвату Северного Кавказа. Все про нее пишут, причем многие пишут так, будто лично ее разрабатывали. Но ни в одном тексте убедительных источников названо не было.

Главным в наступлении на Кавказ был назначен фельдмаршал Клейст. Вот строки из его письма, адресованного Адольфу Гитлеру: «Я стою на окраине станицы Мекенская. Скоро операция закончится и Грозный будет взят». Описанное им место находится как раз напротив моего села.

В 2017 году я нашел в архивах Берлина его личное дело. Мог ли подумать в сентябре 1942 года фельдмаршал Клейст, что через 75 лет какой-то чеченец из села напротив, на которое он смотрел, поедет в его родную Германию и будет листать его личное дело?

После захвата Грозного фашисты планировали взять под контроль Баку. Но операция «Эдельвейс» провалилась. И начался этот провал вдоль левого берега Терека, на территории Чеченской Республики. Мы сегодня — вообще самая дальняя точка на южном фронте, дальше которой немцы не смогли пройти.

Когда пять лет назад Грозному присвоили почетное звание Города воинской славы, было много вопросов — почему. По закону этот статус получают города, на территории которых или в непосредственной близости от которых в ходе ожесточенных сражений защитники Отечества проявили мужество, стойкость и массовый героизм.

То, что город не был взят, — это уже героизм. Во-первых, более 40 тысяч человек из Грозного участвовали в строительстве оборонительных сооружений — трехметровых рвов, куда заливали мазут и насыпали сено. Это делалось на случай прорыва танков, чтобы поджечь их, не дать им пройти.

Почему было так важно захватить именно Грозный? Он представлял интерес как второй нефтяной центр Советского Союза. Всю промышленность не могли эвакуировать, так как она работала для фронта: военной технике были нужны горюче-смазочные материалы. Если бы город был взят, немецкие войска получили бы горючее, в то же время наша армия осталась бы без него. А горючее на войне — как кровь в человеческих жилах.

В поисках дареного коня

— Историк — это второе мое образование. Бывает же в жизни, что человек на чем-то зацикливается в хорошем смысле этого слова и посвящает этому почти все свое время.

Со мной это случилось в 85-м году. Я был призван в армию на срочную службу и со временем стал заместителем командира взвода. И однажды замполит роты перед строем сказал моим подчиненным: «Вы знаете, кто ваш командир? Он принадлежит народу, который подарил Гитлеру арабского скакуна».

Мне было 18 лет, и, хотя я интересовался историей, ответа на эту его колкость у меня не было. После армии я много исследовал этот вопрос и выяснил, что до 64-го года нет ни одного источника, где вообще упоминался бы этот арабский скакун. Эти разговоры начались после того, как в одном из литературных журналов была опубликована повесть Андрея Губина «Созвездие ярлыги». В ней рассказывается о судьбе пастуха-балкарца и его возлюбленной чеченки. В повести описаны события, происходившие на территории Кабардино-Балкарии — это принципиальный момент. Губин рассказывал о религиозных фанатиках, «шихах», которые были против советской власти, «Адольфу Гитлеру они послали белого арабского скакуна с зеленым в серебре седлом, дагестанскую гурду и полный наряд джигита». Мне хочется спросить тех, кто растиражировал эту ложь: как могли чеченцы и ингуши преподнести коня в подарок через линию фронта, ведь территория Чечено-Ингушской АССР даже не была оккупирована фашистами? И что обиднее всего, об этом коне пишут все: историки, журналисты, полицейские, инженеры, уборщики и комбайнеры.

Идти с щупом

— В 2013 году в Чечне появилось региональное отделение «Поискового движения России». Сейчас в его состав входят 65 человек. Мы по большей части занимаемся поисками останков солдат, пропавших без вести. Проводим экспедиции, принимаем участие в Вахтах Памяти по всей стране. Но своего первого солдата я нашел еще в 2009 году в Украине.

Как определяется место раскопок? По документам, где указаны населенные пункты и координаты. Идем туда и копаем. Вероятность, что мы что-то найдем, невысока, десятки тысяч кубометров земли копаются просто так.

Самый главный наш инструмент — металлодетектор. Но не всегда при помощи него удается найти бойцов. Бывают солдаты, на одежде и снаряжении которых не оказалось металлических предметов. И тогда, чтобы лишний раз не копать ячейки, землю протыкают щупом — нехитрое приспособление, представляющее собой прут с рукояткой. Прощупывая им землю, ты постепенно учишься определять, на что он натыкается: на землю, камень, стекло или на кожу.

Тогда я был новичком в этих делах. Мы работали в лесном массиве, и вдруг мне показалось, что я наткнулся на корень. Мне стало интересно, что же находится там, под землей, и я проткнул ее в нескольких местах в радиусе двадцати-тридцати сантиметров. Попросил коллегу помочь. Он сразу же распознал, чего коснулось острие: «Кожа. Может быть, обувь или что-то еще». Мы раскопали. Это был наш офицер. Оказывается, я нащупал его кожаный планшет.

Я не спал всю ночь. Это был стресс, но в хорошем смысле слова. Испытанное потрясение не описать словами, его надо почувствовать, пропустить через себя.

За годы существования нашей команды мы побывали во множестве мест. Чаще всего занимаемся раскопками в Чечне, Ингушетии и Северной Осетии. Ездили в Латвию, Польшу, на Донбасс, в Ленинградскую и Московскую области. В массовых раскопках принимают участие 700−800 человек — это поисковики практически изо всех союзных республик и даже зарубежных стран. Несколько лет подряд члены нашей команды принимают участие в военно-археологической экспедиции в Крыму, в Аджимушкайских каменоломнях.

В общей сложности за все годы существования нашего отделения мы нашли и подняли останки 526 солдат и командиров Красной Армии. К сожалению, установить личность бойца удается далеко не всегда. В прошлом году мы обнаружили останки 186 бойцов, а идентифицировать смогли только семь человек.

Найденные

— Мы не делим тех, кого нашли, на чеченцев, ингушей или русских. Для нас все они — защитники Отечества.

В 2017 году в мечети села Алхан-Калы читали погребальную молитву по человеку, которого не стало больше 70 лет назад. Останки солдата Красной армии были обнаружены в Смоленске. При нем был поврежденный солдатский медальон. Поисковикам удалось прочитать фамилию бойца — Албастов, а также отчество — Курбанович. Было установлено, что 21-летний парень был призван из Алхан-Калы. Мы с трудом нашли его родственников, хорошо, что фамилия была редкая. После совершения религиозных обрядов его похоронили на местном кладбище.

В прошлом году в селении Хиндой похоронили Жаббара Истамулова, останки которого обнаружили наши украинские коллеги в Винницкой области Украины. В этой стране мы также нашли солдат 165-й стрелковой дивизии. Нам удалось установить личности двоих. Это были выходцы из Чечено-Ингушетии. Оба жили в станице Троицкой, оба были призваны Сунженским райвоенкоматом. У одного из них было три дочери. И когда они узнали эту новость, две из них справляли поминки по старшей сестре. Она не дожила сорока дней до запоздалой весточки с фронта.

У другого бойца была одна дочь. И по стечению обстоятельств обе эти семьи, выехавшие отсюда в 90-е годы, поселились в городе Новопавловске Ставропольского края. Они жили на соседних улицах и даже не знали, что их отцы вместе ушли на войну. И вот это событие их породнило. Во время похорон они подошли ко мне, обняли и сказали: «Сынок, мы все эти годы здесь только телом, а душой мы там, в нашей родной Чечено-Ингушетии».

Через год мы нашли еще одного солдата. Привезли его в город Майский Кабардино-Балкарской Республики. Похоронили рядом с женой. Его сын — уже глубокий старик — признался, что несколько раз пытался устроиться на работу в органы внутренних дел, но формулировка «судьба отца неизвестна» в биографии поставила крест на его карьере.

Профессия — детектив

— Чувствую ли я себя детективом? Да я и есть детектив.

Я работаю над тремя книгами. Одна из них будет посвящена защитникам Брестской крепости, вторая — описанию боевого пути 255-го Отдельного Чечено-Ингушского кавалерийского полка, а третья — судьбе Салмана Мидаева, бывшего командира партизанского отряда «Казбек» (затем «Мститель»). Кроме того, Архивное управление правительства республики работает над книгой «Память» с именами ветеранов Великой Отечественной войны.

Никто не говорит о том, что Чечня и Ингушетия сыграли большую роль в победе нашей страны над фашизмом. Но множество документов, которые мы нашли, доказывают обратное. Зимой у нас в Общественной палате проходило плановое заседание по теме увековечения памяти погибших защитников Отечества. Там было два представителя Архивного управления. Я задал им вопрос: «Я еще десять лет назад привез огромное количество копий документов, по которым можно написать 15−20 диссертаций. Сколько человек пришло и посмотрело эти документы?» Хотя и сам знаю ответ. Ни один не пришел. Мы все пытаемся поехать в Москву, а потом пишем: «Нас не пускают к архивам». Да нам и здешних архивов достаточно, просто надо приходить и изучать.

Я часто бываю в архивах Германии, Латвии и Эстонии. Мы находим в поездках множество документов. В прошлом году даже открыли лингвистический военно-исторический центр «Поискового движения России» на базе Чеченского государственного университета, чтобы студенты факультета иностранных языков занимались переводом документов о событиях Великой Отечественной войны. Но, к сожалению, пока это вялотекущий процесс. Материалов у нас много, но дело в том, что большинству учащихся непонятна терминология. В текстах встречается много слов, которые вышли из обихода. Сами студенты не могут осилить эти описания, поэтому больше работают преподаватели.

Много документов хранится в офисе нашего отделения в Надтеречном районе. У нас нет такого понятия, как будни и выходные, — работаем на общественных началах, без зарплат. Все, что раскопали, отдаем в Национальный музей республики. В 2016 году нашли немецкий велосипед 39-го года выпуска. Тоже передали в музей. Скоро планируем открыть свой.

У нас были большие планы на эту весну. Хотели провести две экспедиции в Малгобеке и в Наурском районе, но даже в историю вмешался коронавирус. Все перенесли на неопределенный срок.