{{$root.pageTitleShort}}

Ласточки, параллели и Кубачи

Художник Гурам Доленджашвили объехал горные аулы Дагестана полвека назад. Наш корреспондент Борис Войцеховский, сам того не зная, повторил его маршрут и сравнил впечатления

«Вот же ж!» — только эта фраза и крутится в голове, словно навязчивые несколько нот, без конца повторяющиеся на заевшей пластинке. Вроде, все, проехали, но нет, игла снова соскакивает назад: «Вот же ж!» Почему? Да потому, что говорить с Гурамом странно. Кому другому разговор с ним мог бы показаться самым обыкновенным, да и мне мог бы, когда б не внезапно всплывшие параллели, которым самое место в романах, но никак не в обыкновенной жизни.

Вот он я: московский мальчик, внук абхазской художницы, с самого детства запавший на ее этюды. На этюдах — горные села, дома-террасы, кувшины и ослики, женщины в платках и вершины в туманах. «Ба, это что?» — «Дагестан». Дагестан тогда стал той еще занозой: вошел в сердце, зацепил мозг, затронул что-то там еще, отчего по телу разбежалось нечто нахальное, пестрое и теплое, после свернувшееся в уютный комочек под названием «мечта». Засело намертво заклинанием: увидеть, пощупать, вдохнуть, почувствовать.

Гурам Доленджашвили

Вот он: Гурам Доленджашвили, 75-летний почетный академик Российской академии художеств, чьи работы есть в коллекции Третьяковки, Государственного музея им. А.С. Пушкина, Музея искусств народов Востока, Русского музея, Музея современного искусства в Кельне. Солидный, в общем, дядька, с мальчишеским азартом рассказывающий: «Когда я учился в школе, в десятом классе, мне случайно попалась книга „Дагестан“. Помню, на форзаце там было фото аула Кубачи. Я, как его увидел, сразу шок испытал! Подумал: сказка! И после этого только и мечтал, как бы попасть в это место».

***

Вот же ж! Занозы в сердце и его окрестностях бывают одинаковыми? Уютный пестрый комочек под названием «мечта» может быть одним на двоих?

Впрочем, в мире, где все наперекосяк, куда более удивительным оказалось другое: пусть и разными дорогами, но наши занозы таки довели нас до нужного места — меня и Гурама.

И вот мы сидим и болтаем.

— А помнишь?

— А то!

— А вот тут был?

— Был.

— И здесь?

— И здесь!

Одна и та же мечта. Один и тот же маршрут с разницей больше чем в полвека. Вот же ж!

Баку — Махачкала

— Я упрямым был, — с сильным акцентом говорит Гурам. — Спрашивал у всех, где находится тот аул с обложки, в какой стороне. Мнооого лет спрашивал: и в школе, и когда только поступил в Тбилисскую Академию художеств, и после. А на третьем курсе твердо решил: все, пора эту мечту уже осуществлять. Дождался лета, взял папку с бумагами, рюкзак и поехал через Баку в Махачкалу. Это был 1964-й. Мне тогда 21 год исполнился.

Что там у людей в голове в 21 год? Да понятно же, что ветер. А подобное, как известно, тянется к подобному. Стоит ли тогда удивляться, что до Кубачи Гурам добрался не скоро?

— С раннего утра и до позднего вечера я бродил по берегу Каспийского моря, делал зарисовки, — говорит он. — По окраинам Махачкалы ходил, в аул Тарки, рисовал, с народом общался. Где ночевал? Мне повезло, со мной в Академии учился сын знаменитого художника Магомеда Юнусилау. Вот к ним в семью я и попал. Дней десять там жил, а потом поехал дальше. И в один прекрасный день, наконец, добрался до Кубачи.

Махачкала — Кубачи

— Первая мысль? — переспрашивает Гурам. — Она нецензурная была, но в хорошем смысле, потому что я, конечно, обалдел, когда все это увидел. Это было потрясающе!

И это, надо сказать, совершенно понятно. Оно же как? Едешь сначала по скучной трассе в сторону Дербента, сворачиваешь направо у пыльного Маджалиса, поднимаешься все выше и выше, думая, как сюда вообще забрались люди и зачем, подпрыгиваешь в машине, скачущей по жуткой дороге, не понимая, как одновременно защитить от ударов голову и зад, проскакиваешь Уркарах и… Вот этот вот «и» и работает почище прямого удара под дых: все эти напрыгнувшие на тебя кубачинские туманы, синева окон, охра башен, белизна казов, зелень гор и медный блеск мучалов. Я-то сам это знаю. Потому что — вот же ж! — первым дагестанским аулом, напрыгнувшим на меня, тоже оказался Кубачи.

Я нашел здесь свою будущую жену. Что нашел здесь Гурам?

— Ты ведь видел эти маленькие узкие улицы, да? — говорит он мне. — Это же настоящий лабиринт! А эти необычные источники, в которых набирают воду женщины и девушки? А видел, как они несут тяжелые кувшины? Слушай, может ты знаешь, почему осликов с грузами по кубачинским улочкам водили только женщины?!

— Видел, Гурам. Не знаю, Гурам.

— Ладно, тогда дальше расскажу. Мой добрый хозяин Магомед написал рекомендательное письмо известному златокузнецу Расулу Алиханову. Ему тогда было 42 года, а спустя пять лет его наградили Госпремией. Великий был человек. Неординарный. Я, когда вошел в его дом, сразу подумал: неужели попал в музей? На стене висели старинные ковры и медные изделия, на полу лежала красивая утварь… Мне очень повезло, я там неделю жил, хотя, как и в Махачкале, в доме почти не сидел — все бегал и рисовал…

Совпадения и параллели кажутся какими-то нереальными. Как, ну как так может быть? Рисующий Кубачи в 1964-м Гурам Доленджашвили. Пишущая кубачинские этюды в конце шестидесятых моя бабушка Ольга Брендель. И, как говорится, «вишенкой на торте» - выставка моих кубачинских рисунков, открывающаяся в середине июля в Махачкале.

Вот же ж!

Гуниб — Чох — Гамсутль

А что дальше? Дальше во всем снова оказалась виновата книга.

— В школе я прочитал толстовского «Хаджи-Мурата» с иллюстрациями Евгения Лансере. Так и родилась моя вторая мечта — совершить путешествие по следам великого имама Шамиля и Хаджи-Мурата. Звучит наивно и по-дурацки, но вот да, мне захотелось подышать тем воздухом и полюбоваться гунибским пейзажем.

А у Гурама (понятно уже всем, да?) — шило в одном месте. Так что он подумал-подумал, помечтал-помечтал и — раз! — отправился в Дагестан во второй раз.

Говорит: на грузовике добрался до райцентра и устроился в маленькой гостинице.

Говорит: каждое утро спускался из Гуниба в разные аулы. Топал 6 километров до Хиндаха, в другой раз — 12 километров до аула Хоточ.

Говорит: в Гунибе ему и посоветовали отправиться в Чох. Вот он и отправился.

Говорит: если в других аулах видел 15−20 жителей, то в Чохе жизнь кипела! Казалось, что там не менее тысячи человек.

Говорит: в ауле была большая площадь, так утром и вечером на ней собирались старики в папахах. Рассаживались на бревнах и разговаривали. А неподалеку сидели женщины в черных одеждах и платках. Старухи. Они любили с приезжими поболтать.

Вот же ж!

«Что опять?» — спросите вы. Да, все то же. Параллели да совпадения. Ну, как так? А вот же…

Ласточка, сложив внезапно крылья, влетает в крохотную форточку, стекло в которой давно разбил ветер. Играет ли? Развлекается? Скорее всего. Но хочется вообразить, что дело совсем в другом, что, научившись думать, как человек, птица прилетает в гости к крошечной бабушке Сапият, одетой в черное.

— Мальчик, заходи чай пить!

Мальчик — это я. Ну, а почему нет? Сапият старше меня больше, чем в два раза.

Рассказывают, что когда-то Сапият работала в Чохе почтальоном и была вылитой Кармен: черные как смоль волосы, алый цветок в них. Красавица, короче! Теперь из-под платка выбиваются седые пряди. На кухне у Сапият стоит бинокль. Она настраивает резкость оптики и смотрит со своей горы прямо, вверх, вниз — насколько позволяет обзор. Из окон Сапият весь Чох — как на ладони…

Гурам говорит: «Внутри аула я сделал много зарисовок. Но в один прекрасный день, когда я на площади рисовал сидящих женщин, ко мне подошел мужчина и сказал: „Тебе нужно в Гамсутль!“ „Что это?“ — спросил я его. „Шамилевская Сибирь! Всех непослушных Шамиль ссылал туда!“ Понимаешь, к чему я клоню? Несмотря на теплый прием чохцев, я стал немедленно собираться в путь».

Гурам говорит: «Когда я посетил Гамсутль, там жили около трехсот человек. А недавно я узнал, что сейчас все разрушено и в нем остановилась жизнь. Вот же ж!»

***

«Вот же ж!» — только это и крутится в голове, словно навязчивые несколько нот, без конца повторяющиеся на заевшей пластинке. Как такое может быть, чтобы с разницей в несколько десятилетий совершенно незнакомые люди прошли один и тот же маршрут, рисовали одни и тех же пейзажи и, кажется, будто бы разговаривали с одними и теми же людьми?

Махачкала и Дербент, Кубачи и Гуниб, Чох и Гамсутль, Согратль и Балхар.

— С тех пор прошло полвека, — рассказывает Гурам. — А недавно я совершенно неожиданно получил предложение участвовать в создании большого альбома о Балхаре. Теперь семь работ опубликованы в книге «Балхар. Аул гончаров». Значит, мои работы, созданные в Дагестане, востребованы и сейчас. Вот же ж!

Дагестан, конечно, та еще заноза. Войдя в сердце, цепляя мозг, затрагивая что-то там еще, отчего по телу разбегается нечто нахальное, пестрое и теплое, после сворачивающееся в уютный комочек под названием «мечта», он умеет делать людей счастливыми. Правда же, Гурам?

Борис Войцеховский

Рубрики

О ПРОЕКТЕ

«Первые лица Кавказа» — специальный проект портала «Это Кавказ» и информационного агентства ТАСС. В интервью с видными представителями региона — руководителями органов власти, главами крупнейших корпораций и компаний, лидерами общественного мнения, со всеми, кто действительно первый в своем деле, — мы говорим о главном: о жизни, о ценностях, о мыслях, о чувствах — обо всем, что не попадает в официальные отчеты, о самом личном и сокровенном.

СМОТРИТЕ ТАКЖЕ