Эдуард Корниенко — титулованный ставропольский фотограф, его работы становились снимками года по версии агентства Reuters, побеждали в конкурсе Best of Russia, публиковались в The Washington Post. Недавно в копилку достижений Эдуарда прибавилось еще одно — серия его работ о бодибилдерах «Поднимая железо» получила второе место в номинации «Спорт» в престижном международном конкурсе Sony World Photography Awards.
Фото: Дмитрий Степанов
Эдуард рассказал, каким бывает «путь в профессию» и что такое — кошмар для настоящего фотографа.
«Моими первыми моделями стали кошки»
— Мой дедушка был фотографом. Он мне казался Мелькиадесом из «Ста лет одиночества». Под старость почти совсем ослеп… Но рассказал мне, шестикласснику, как составить проявитель, как взвешивать ингредиенты для него на весах. Кажется, я бы и сейчас это смог сделать с закрытыми глазами.
Моими первыми моделями стали кошки. В доме бабушки и дедушки, куда я приезжал на каникулы, их было три штуки.
Фото: Дмитрий Степанов
Я учился в школе и засматривался на картинки в журнале «Советское фото» с одним только желанием: вот бы купить себе такой фотоаппарат, чтобы прям вообще!
А после школы пришлось заниматься торговлей. Но кем бы я ни работал и что бы ни делал, мысль, как бы найти деньги на фотоаппарат, меня не покидала. Не получалось. То одно, то другое…
Все же в итоге я сжег все мосты, ушел из торговли — в никуда — и купил свою первую пленочную камеру. Месяца два сидел без копейки. На исходе второго месяца услышал, что одной из местных газет нужен фотокорреспондент. Это была моя первая фотографическая работа, почти бесплатная. Так я продержался полгода.
А потом я познакомился с военным фотографом Томасом Дворжаком (известный фотограф-документалист, член агентства Magnum Photos. — Ред.). Тогда я не знал, кто он. Эмоциональный, как грузин, — только немец. Он к тому времени очень долго работал на Кавказе. Пригласил его в Ставрополь, он приехал спустя пару месяцев. Я запоминал все, что он говорил. И как-то он мимоходом спросил, почему я до сих не попытался сотрудничать с крупными агентствами: «Не показать ли тебе свои работы в Reuters?»
«Людям надо рассказывать правду»
— Я так и сделал. Уволился из местной газеты и покатил в Москву.
Москва меня, конечно, ждала. Ну, так же, как и всех она «ждет». То был 2000 год, у меня с собой всего тысяча рублей — называется, приехал в столицу. Один из двух фотоаппаратов пришлось продать…
Каждое утро просыпался и методично обзванивал все газеты, журналы и агентства. «Я такой-то, хочу с вами сотрудничать, живу в Ставрополе, а еще тут рядом Чечня». Стрингер с пленочной камерой уже тогда был никому особо не нужен.
Фото: из личного архива Эдуарда Корниенко
Эдуард Корниенко в 2000 году
Отправился в «Коммерсант», а тогдашний начальник фотослужбы — единственный честный человек — пригвоздил мои амбиции к земле и объяснил, что фотографии плохие. Я был раздавлен. Пришел домой, прочитал «Чайку по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха. История меня почему-то очень вдохновила. Лег спать и проснулся другим человеком.
Вернулся в Ставрополь. Пытался что-то снимать на пленку, работал для ТАСС. Во вторую чеченскую кампанию впервые оказался на войне. Перед отъездом написал какую-то бумажку, что, мол, в моей смерти, в случае чего, прошу агентство не винить. У меня был чисто профессиональный интерес — посмотреть, что такое война. А потом меня как накрыло… Я понял, зачем туда приехал. Понял, что надо людям рассказывать правду.
Карьера пошла вверх после наводнения 2002 года в Ставропольском крае. Моими фотографиями все-таки заинтересовались в Reuters. Попросили съездить на место событий еще раз — и еще.
В 2004 году я много снимал в Южной Осетии, затем на выборах в Чечне. А потом случился Беслан. После того, как поработал в Беслане — в чем-то лучше штатных фотокорреспондентов, Reuters выдали мне технику. И с тех пор я работаю с ними как контрактный фотограф.
Главное — не сбить прицел
— На съемку я иду с определёнными целями и багажом техники весом 10−12 килограммов. А камера в смартфоне — ну, она просто есть. Мне нравится непринужденно снимать стрит. Когда выхожу на прогулку, стараюсь что-то подснять. Получается своеобразная тренировка видения. А зарабатывать инстаграмом… Такой цели у меня не было.
Готовых рецептов успеха нет, особенно сейчас. Надо делать крепкие проекты и их продвигать. Фотография живет один день, а вот фотоистория может быть в тренде несколько лет.
Мне интересно, куда придет фотография. Любитель, засветившийся с крутым снимком, уже медийная персона. И такие кадры выстреливают на конкурсах, их знают, о них говорят.
Я чувствую, что в регионах фотография живет другой жизнью — не как в Москве. В провинции очень много своего, но не «регионального» — плохое слово. Личного больше, чем у московских фотографов. И поэтому «региональщики» часто обходят центр — как, например, на конкурсе Sony.
В Ставрополе сообщество фотографов довольно дружное, у нас не принято друг другу переходить дорогу, допустим загораживать спиной кадр. А как-то приехали в Южную Осетию, на очередные выборы. И, так вышло, застряли там на десять дней. Естественно, у всех командировочные закончились, деньги были на исходе. Местные коллеги без вопросов нам одолжили нужную сумму. Мы потом передали. И сколько раз сообщество выручало, не сосчитать.
Фото: Дмитрий Степанов
Меня несколько раз звали в пресс-службы в разных регионах. Я не пошел. Каждый день снимать одни и те же лица — это же кошмар для фотографа. Прицел сбивается. Хотя и у такой работы есть свои плюсы.
Нет, я не снимаю свадьбы. А если и делаю это, то очень редко и очень дорого.
