«Разговаривать „по-братски“ не помогает»

Уютное кафе без ступенек, кажется, как нельзя лучше подходит для встречи. Красивая молодая женщина поворачивает ко мне свою инвалидную коляску, чтобы поздороваться. 32-летнюю Сабрину Алиеву трудно назвать человеком с ограниченными возможностями, она скорее та, кто выходит за рамки возможного. Сабрина — сотрудница центра занятости «Успех», общественный помощник министра труда Дагестана, волонтер в благотворительном фонде, а еще — ведущая проекта «Монитор среды», благодаря которому в Махачкале появилось полтора десятка пандусов.

Не прятаться и не прятать

— Нужно выходить и общаться — к этому меня с детства приучили родители. Это редкая для Дагестана позиция, особенно в те годы. У нас детей с особенностями чаще прячут. И это самая большая ошибка. Потому что эти дети вырастают — и вырастают совершенно неприспособленными к самостоятельной жизни.

Со мной было не так. Я числилась в обычной школе, но обучалась на дому, потому что ни о какой доступной среде не было и речи. Оканчивала музыкальную школу по классу фортепиано тоже дома. Но в остальном росла как все дети и совершенно не чувствовала никакой отверженности. Дружила с соседскими детьми, целая улица собиралась вместе, особенно летом… Меня и всех нас домой невозможно было загнать. Ездила по всем дворам и всему нашему частному сектору.

Мама всегда поощряла меня к самостоятельности. С 8 лет потихонечку приучала к домашним делам. Сейчас я спокойно могу вымыть полы, протереть пыль, погладить одежду. Если я буду жить одна, то смогу сама о себе позаботиться. Ограничения минимальные: поднять тяжелую вещь, к примеру.

У меня есть такие знакомые на колясках, кто вообще не выходит из дома, а на предложения о работе или помощи профессионального психолога у них только отговорки. Моя мамочка подарила мне другой характер. Но даже она подумать не могла, что когда-нибудь я буду полноценно работать.

«Как человек»

— Как-то в спортивном клубе «Скала», где занимаются баскетболисты на инвалидных креслах, я познакомилась с волонтерами благотворительного фонда «Благосфера» и так стала одной из них. Начала ездить по детским домам и онкоцентрам. Там, где могла, передвигалась сама, а где нет, ребята носили на руках.

После нескольких лет активной благотворительности, в 25 лет, я наконец-то смогла устроиться на работу. Тогда о трудоустройстве инвалидов заговорили на законодательном уровне. Я вышла оператором в МФЦ — они мне даже транспорт предоставили.

Тут уже все родственники и знакомые окончательно удивились. Они не могли представить, что я еще и на работу смогу ходить, «совсем как полноценный человек».

А в коллективе ко мне относились ровно, и клиенты тоже, разве что шоколадок в моем столе всегда было больше, чем у коллег (улыбается). Зная про мой неистощимый склад, коллеги шутили: «Сабрина, у тебя точно есть что-то к чаю!»

Заставить закон работать

— Закон о доступной среде очень изменил жизнь многих из нас — и мою тоже. Но в Махачкале он пока работает «на отвяжись». Меня такое положение вещей очень беспокоило, я постоянно натыкалась на то, как не должно быть. То на пандусах рельсы, и коляска в эти рельсы не входит, то наклон слишком крутой.

Я живу в частном секторе. Могу выехать на улицу, но не смогу добраться ни до одной из двух ближайших остановок. Очень высокий подъем, невозможно, никак. Так что я не могу даже попробовать воспользоваться общественным транспортом. Почему попробовать? В городе автобусы только одной марки оборудованы всем необходимым для инвалидов на колясках, мимо меня проходит только один маршрут, транспорт на нем и раньше был редкий, а теперь я что-то вообще его не вижу. Реально передвигаться только на такси. Специальная машина мне не нужна. У меня коляска компактная, она просто складывается, колеса снимаются элементарным движением. В обязанности водителя входит сложить мою коляску и погрузить в багажник, он должен быть пустой. Есть водители, которые мне отказывают. Они не знают, что за это предусмотрено административное наказание. К примеру, вчера водитель просто увидел меня и сразу уехал. Без объяснений. Или паркуются через дорогу: «Ничего страшного, можешь же перейти».

Конечно, я просто так это не оставляю. А меня еще потом и укоряют: мол, ты жалуешься. У нас ведь не принято так себя вести. А я в душе американка, отстаиваю свои права и, знаете, делаю это не только для себя — для всех. Раньше нам некуда было пожаловаться, не к чему апеллировать. А сейчас есть закон, и это хорошо. Поэтому, когда мне предложили взять на себя проект «Монитор среды», я сразу почувствовала, что это мое. И за год работы в этом убедилась.

Не по-братски

— "Монитор среды" — это один из проектов общественной организации «Монитор пациента». Они с помощью юристов защищают права людей на медицинскую помощь.

Нашли они меня благодаря моей социальной активности. Все, кому предлагали заняться контролем за доступностью городской среды до меня, отказались. Кто-то не привык работать, а кто-то стеснялся участвовать в судебных процессах. У нас такой менталитет: «Как это, в суд подать?» Надо, мол, «по-братски решать». Но я убедилась: так это не работает.

Сначала мы тоже пытались говорить. Были магазинчики, которые откликнулись на просьбу сделать пандус, быстро и без проблем. Но больше тех, кто только обещает.

Они обещают — а мы ждем. Потом опять напоминаем. И опять ждем… А люди в это время не могут проехать через тротуар или поняться куда-то по крутому пандусу. Поэтому теперь мы сначала пишем досудебное письмо. В нем объясняем, какие нарушения выявили и почему их нужно устранить. Но большинство эти письма просто игнорирует. Исключения есть — к примеру, правительство Дагестана устранило все нарушения до суда. Но обычно приходится идти в суд — и опять ждать.

Пока мы решили бороться только со злостными нарушениями: например, если людям невозможно пользоваться пандусом, тротуаром. Когда мы только начали, мы обращались к частным организациям, но там всегда отвечали: «У госучреждений тоже все плохо, чего вы к ним не идете?» Поэтому мы решили: исправим все там, а потом уже примемся за бизнес.

Проект «Монитор среды» работает с декабря 2020 года. В конце прошлого года мы подвели первые итоги. Это 30 поданных исков, два из них мы проиграли — но оба решения уже отменены. Около 20 выиграли в первых инстанциях. Идут апелляции. По факту установлено уже 12 пандусов, соответствующих всем нормативам. В числе ответчиков различные министерства, администрации, Пенсионный фонд, государственные аптеки. Обычно государственные организации, проигравшие суды, соглашаются возвести объекты доступной среды. Но отказываются выплачивать мне компенсацию морального ущерба — это, как правило, 1−2 тысячи рублей. Вот за них и идут апелляционные битвы.

Перед весной

— Меня по-прежнему пытаются стыдить: «По-братски можно было поговорить», но я уже знаю, что это неэффективно. Практика показала, что добиться результата можно только через суд. Как говорится, «без бумажки ты букашка».

Бывает, мне звонят или передают через родных и знакомых просьбы «отстать» от какой-нибудь организации. Но такое меня только заставляет быть еще более упрямой, так что лучше даже не начинать.

Иногда мне советуют заняться чем-то «более серьезным». А я считаю свое дело серьезным. И получаю удовольствие от результата: да, полугодовые судебные тяжбы того стоят.

Сейчас наша команда обратила внимание на парки: скоро весна, всем захочется гулять, а у нас, к примеру, в парк Ленинского комсомола на коляске можно въехать только через дальние, боковые входы: у главного слишком крутой пандус. Суд по этому поводу уже состоялся, мы выиграли в первой инстанции. А еще мы договорились с Минтрансом о проверке доступности общественного транспорта. Так что работы еще много.

Везение, зависть и никакого гнева

— С начала 2020 года я стала еще и общественным помощником министра труда, она меня сама пригласила. Я помогаю ей в связях с нуждающимися в помощи людьми с инвалидностью. Собираю информацию, веду переговоры, делаю все необходимое, чтобы проблемы людей решались. Чаще всего это вопросы про пенсии, невыдачу колясок, лекарств, жилья.

Обычно каждый человек озабочен своими личными бедами. Но есть и общие проблемы, о которых человек, который сидит дома, потому что ему не выдали коляску, даже не знает. Поэтому ими занимаюсь активная и подвижная я.

Да, люди мне пишут, благодарят за работу. Но много и таких, кто вообще не понимает, почему мне дома не сидится, и подозревает, что я «хайпую на болезни» и кого-то там «на бабки развожу». Это очень неприятно.

Наши люди никак не поймут, что инвалид не только может работать, но еще и может сам этого хотеть, он не всегда живет на пенсию. А про размер наших пенсий ходят легенды. При этом самая дешевая из нормальных колясок стоит 70−80 тысяч рублей. У меня коляска куплена на свои деньги, потому что мне нужна маленькая, легкая, маневренная, а главная — долговечная. Бесплатные на такую активность, как у меня, не рассчитаны — быстро выходят из строя. А еще в грубой и страшной коляске я буду комплексовать выходить из дома. Чтобы мне мелочь протягивали? Это очень унизительно. А так случается. А люди наслушались баек про огромные пенсии и мне еще и завидуют — пишут: вон как тебе повезло.

Я считаю, что мне повезло, но только не поэтому. А потому, что у меня есть работа, любимое дело, есть семья, родители рядом. Все хорошо. Ну и я не считаю, что я не здорова. Для меня нездоровый человек — это тот, кто смертельно болен, вот и все.

Мне говорят: у тебя, наверное, был гнев на Всевышнего? Нет, отвечаю, никогда не было. Потому что я смотрю на лежачих больные. Или у меня есть подруга, которая была самостоятельной, а в 25 лет ослепла. Или знакомая мама с двойняшками — и у обоих ДЦП… Вот это и правда трудная жизнь.

***

Когда мы пытаемся выйти с Сабриной из кафе, оказывается, что одна предательская ступенька здесь все же есть. Выйти без посторонней помощи у человека на коляске не получится.