{{$root.pageTitleShort}}

«Художник должен быть бедным. До какого-то момента»

Как открыть свою сувенирную фабрику и свалять ковер на полмиллиона. Карачаевский художник Амин Узденов возрождает традиции и разрушает стереотипы

Амин Узденов

Амин в переводе с арабского значит «верный». Художник из Кисловодска Амин Узденов действительно верен. Своим корням, родной культуре и традициям. Вот уже больше 15 лет он посвятил древнему искусству валяния кийизы — традиционных карачаевских и балкарских ковров, которое освоил с нуля.

Кроме того, вместе с братьями он основал небольшую сувенирную фабрику, она снабжает статуэтками курорты Кавминвод, а также открыл дома музей с древностями, которые сам выискивает в карачаевских и балкарских селах.

Амин и сувенирная фабрика

— У нас вся семья рукастая. Мой дядя, глядя в телевизор, успевал нарисовать диктора, пока тот зачитывал программу передач, — улыбается Узденов. — Вот и я в художники подался.

Амин отучился в Карачаевске на художника-графика. Еще во время учебы увлекся керамикой и фарфором и вскоре устроился на самую старую в Кисловодске фарфоровую мануфактуру «Феникс», чтобы набраться мастерства.

— Помню, что тогда мечтал там модельщиком стать, — улыбается Узденов. — Я думал, как здорово, придумал одну фигурку: кружку, свистульку или что угодно. И всю жизнь прибыль с нее получаешь!

Но потом художнику пришла идея получше — организовать собственную сувенирную фабрику. Открыть ее Амин Узденов решил, конечно же, с братьями. Так и вышло. И название фабрике дали фамильное — «Узден».

{{current+1}} / {{count}}

Поначалу братья делали только один сувенир — знаменитую на Кавминводах фарфоровую кружку с носиком, которая всегда была очень популярна среди курортников. Дело в том, что лечебный нарзан рекомендуют пить медленно, и тоненький носик на кружке как раз очень для этого удобен. Неожиданно дело братьев Узденовых пошло — кружки расходились влет.

— У нас в городе не так уж хорошо обстоят дела с сувенирной продукцией, — объясняет художник. — Но надо же людям что-то с собой на память увезти. Вот мы и помогаем.

Скоро фабрика занялась и производством фарфоровых статуэток — горцев, горянок, казаков и казачек. Причем были среди них как демократичные безделки, так и настоящие произведения искусства, на которые уходило до полугода работы. Сейчас в арсенале «Уздена» почти 600 разных изделий: кружки всех цветов и оттенков, колокольчики, наперстки, вазы, декоративные рога для вина, а уж разнообразным фигуркам и вовсе числа нет.

«Чтобы память не пропадала»

На фабрике есть небольшой выставочный зал. Наравне с коллекцией авторского фарфора там собрано множество разных древностей, которые художник находит в балкарских и карачаевских селах — старая керамика, предметы быта.

— Я много езжу по республикам, — рассказывает Узденов, проходя по залу. — Свой первый экспонат я долго искал по всем деревням, а нашел в заброшенном сарае своего родного села. Это была бричка для волов. Разбитая. Целый месяц только чинил. Но зато теперь смотрю на нее — и как будто энергией подзаряжаюсь.

Вскоре люди прознали, что есть такой собиратель старинных вещей, и стали сами приносить Амину всякую всячину: то кувшин старинный, то колесо цельное из дерева, то кованый светец.

— Меня иногда спрашивают: тебе правда все это старье нужно? — посмеивается художник. — Я говорю, конечно, везите!

Попадались и по-настоящему редкие, ценные находки: например, старинная коновязь из села Хузрук, к которым карачаевцы привязывали лошадей, или же керамические горшки, датированные XVIII веком.

— Всего таких экспонатов у меня набралось уже штук 400−500, — рассказывает художник. — На каждую вещь я оформляю таблички, пишу, кому вещь принадлежала, кто ей пользовался, чтобы память не пропадала.

Часть узденовской коллекции хранится здесь, на фабрике, еще часть — дома. В какой-то момент экспонаты стали занимать так много места, что художник решил строить для них во дворе отдельный небольшой домик. Этакий домашний музей.

{{current+1}} / {{count}}

Плату за вход художник брать, конечно, не планирует. И сейчас не берет, а просто с удовольствием показывает коллекцию многочисленным гостям.

Вызвали на ковер

Главное же увлечение настигло Амина Узденова в 2003 году. Тогда на краевой выставке он познакомился с Юрием Жульевым — тогда секретарем Союза художников России. Тот был очень впечатлен, увидев на выставке национальный войлочный ковер кийиз, и вдруг серьезно сказал Амину: «Вот посмотри, это же ваше — родное, почему бы вам не возродить утерянное?»

Ала кийиз (пёстрый войлок) — использовали для свадебных обрядов, был своего рода «дипломной работой невесты». Для него характерен несложный абстрактный орнамент.

Бичген кийиз (выкроенный войлок) — праздничный ковер, для изготовления которого использовали два ковра, черный и красный, вырезали на них узоры и вшивали друг в друга. Он был очень дорогой и очень тяжелый, вешали его, как правило, над кроватью.

Джыйгъыч кийиз (ковер-занавес) — хозяйственный ковер, которым закрывали полки с посудой или с одеждой. Как правило, такой ковер был длинным — около семи метров, внизу оставляли бахрому. А узоры делали в виде аппликации — изготавливали очень тонкий войлок, складывали и вырезали так, как теперь снежинки вырезают. Орнамент был в виде бараньих рогов, листьев и растительных узоров. Все узоры брались из жизни.

— Вечером я рассказал об этом разговоре отцу, — вспоминает художник. — Он сказал, что кийизы делала еще его мать, моя бабушка. И дело это всегда считалось немужским. Но мы с отцом попробовали, и у нас получилось.

Первый коврик вышел небольшим — 80 на 90 сантиметров, из черно-белой шерсти. Ему дали лаконичное название «Эльбрус», и он даже попал на всероссийскую выставку прикладного искусства.

— В поисках традиций я объехал многие села, общался со старейшинами, мы смотрели, изучали. Узнавал про шерсть, про краски. Например, раньше эти ковры красили корнями разных растений, поэтому цветов было немного: оранжевый, красный, желтый. А еще все кийизы делились на три вида по орнаменту и технологии валяния.

Своим увлечением Амин заразил всю семью. Как-то пришли к Узденову гости-художники. Он показывал им свои работы. А они спросили, чьи это там войлоки скромно стоят в уголке комнаты. Амин говорит — да это жены, она стесняется кому-то их показывать. Но гостям на Кавказе не отказывают — пришлось развернуть женины ковры.

— Да она же еще лучше тебя делает! — воскликнули друзья и забрали несколько работ на всероссийскую выставку.

С тех пор жена Амина Узденова работы свои выставляет и даже сама стала членом Союза художников России.

Художник и бедность

На один ковер у Амина порой год уходит. Работа кропотливая: раньше пять-шесть женщин делали ковер неделями, а тут в одиночку. Сначала художник рисует наброски, потом катает шерсть, вымачивает ее в горячей воде. Если все сделать правильно — ковер получится настолько плотным, что из него и шерстинки не вытащишь.

Некоторые коллекционные ковры Узденова оцениваются в кругленькие суммы — до 300 тысяч рублей. А самой дорогой работой считается ковер «Аделя», сотканный в честь дочки. Стоит он порядка 500 тысяч. Все потому что попал в альбом «Изобразительное искусство России». Художник хочет, чтобы ковер достался его дочке. Деньги-то не главное.

— Самое главное — влюбиться в природу и чтобы душа играла, — объясняет Узденов. — Вот тогда и получаются лучшие работы. Душа не заиграет — ничего не сделаешь. То, что делаешь на продажу, у художника называется «халтура». Это без души. Если постоянно на продажу делать, душа замирает. Если хочешь быть художником, должен быть бедным до какого-то момента.

{{current+1}} / {{count}}

На мой вопрос, что он из своих увлечений любит больше всего, по-восточному мудро отвечает.

— Это как спрашивать, что ты больше любишь есть, — улыбается Узденов. — На завтрак я овсянку люблю, в обед — борщ с мясцом, а вечером айран с рисом. Всему свое время.

Наталия Мхоян

Рубрики

О ПРОЕКТЕ

«Первые лица Кавказа» — специальный проект портала «Это Кавказ» и информационного агентства ТАСС. В интервью с видными представителями региона — руководителями органов власти, главами крупнейших корпораций и компаний, лидерами общественного мнения, со всеми, кто действительно первый в своем деле, — мы говорим о главном: о жизни, о ценностях, о мыслях, о чувствах — обо всем, что не попадает в официальные отчеты, о самом личном и сокровенном.

СМОТРИТЕ ТАКЖЕ

«Лезгинка похожа на фламенко или танго — но в ней больше огня». Где и как учат кавказскому танцу в Москве

Сможет ли москвич научиться танцевать с кавказским задором и почему лезгинка помогает убежать от Альцгеймера — рассказывает основатель школы танца «Адат» Тагир Исламов