Заира Магомедова
Грозный — Махачкала — Москва
Когда-то хотела стать оперной певицей, но не дотянула пару октав. Пишет диссертацию на тему «Дагестан как метафора всего сущего». Свободно ориентируется в области мужской психологии и женского самочувствия. Разводит выставочных гуппий. Сторонник сыроедения и винопития (и сыр, и вино можно приносить в редакцию «Это Кавказ»).
Жить вдали от малой родины тяжело. Скрепы, вбитые в память веками действия Законов Наших Обычаев, расшатываются вне родины со страшной скоростью. (NB. Законы Наших Обычаев — главная действующая сила в Дагестане. Ссылки на другие законы — просто дань уважения к неприобщенным.)
К примеру, в вас исчезает постоянная «гостевая настороженность». В большом городе без звонка в гости не придут. А если гость все-таки добрался — позволяешь себе поставить на стол гуакамоле и нисуаз, а не чуду с хинкалом. И чай налить в красную кружку с петухами, а не в чашку из приданого сервиза «Мадонна».
В шкафу между брюками, как правило, висит одно-единственное «платье для Махачкалы». Но это никак не помогает, потому что перед поездкой вспоминаешь, что «обуви для Махачкалы» у тебя нет, а кеды-кроссовки к дагестанскому аутфиту совершенно не подходят.
Беспечно носишь синтепоновые куртки ярких расцветок, хотя совершенно понятно, что приезжать на веселые и не очень семейные мероприятия, проводимые на родине, необходимо строго в норковой шубе.
Людей «с-Дагестана» мучаешь неуместными вопросами, как-то: «Как вы умудряетесь покупать себе „молекулярные духи“ за 40 000 при зарплате в 8000?» — и удивляешься их удивлению: вот, как-то так.
А еще вздрагиваешь, когда тебе задают совершенно нормальный — с точки зрения родины — вопрос: «Собрала ли ты уже приданое для дочерей?»
То есть сначала вздрагиваешь. А потом начинаешь судорожно соображать: ведь и конь не валялся. И в третью очередь — что он и не завалится, этот конь, никогда, потому что тебе лень об этом даже думать.
А еще потому, что приданое — самая глупая вещь на свете.
Ты получаешь его вместе с негласным, но строжайшим приказанием ничего никогда не выкидывать и не переделывать. Например, черную вазу с золотыми насечками. Это шедевр африканского искусства, привезенный из Алжира маминой сотрудницей в 1980-м году. Коллега летела из самой Африки, держа вазу на коленях. Этот факт поразил ваше воображение в далеком детстве, и вы не перестаете поражаться ему сейчас. Ваза кажется вам уродливой, старомодной и бессмысленной: цветы вам не дарят уже лет сто, да и воду в нее наливать, кажется, нельзя. Можно только стирать пыль с этой бандуры, которая — неслыханная роскошь — должна просто украшать комнату.
Продавать ее нельзя — родители обидятся. Да и кто ее купит?
Вы скрипите зубами и заныкиваете вазу на антресоли: надежды, что она треснет, нет никакой. Железо вечное, как вертикаль и кастрюля фирмы «Цептер».
Расходовать приданое вам также надлежит максимально бережно — потому что «мама и папа ночей не спали и во всем себе отказывали»! Вы уже давно перешли на Икею, подушки с перьями снесены на помойку под благовидным предлогом «аллергии», но вы все еще гордый обладатель приданого постельного индийского белья.
Белье сшито слепыми людьми с двумя левыми руками. Стандартные одеяла в такой пододеяльник не нарядить, но за ним мама отстояла змеистую очередь в магазине «Ганг» холодным летом 83-го года. Приблизительно раз в году вы достаете нафталиновый комплект из темного угла и вздыхаете. А потом пихаете назад в угол, потому что см. про родителей и отказ себе во всем. Тут же рядом в красивой бархатной коробочке лежат мельхиоровые ложки. Их необходимо все время чистить (сколько лет вашей юности ушло на это? Нет ответа!), и они ужасно воняют при попадании в горячий чай!
Иллюстрация: Евгения Андреева
«Ну и что, — с достоинством отвечала мне на это мама. — Можно же есть ими мороженое! Мы доставали их по величайшему блату в ювелирном в застойные восьмидесятые!»
А еще у вас есть осколки сервиза «Мадонна»: пять блюдец, сахарница и молочник.
Молочник!!! Поднимите руку те, кто пользуется молочником.
В шкафу на верхней полке лежит супница. Вы называете ее «байда» и держите в ней бинты, лейкопластырь и бальзам «Звездочка». Который тоже вроде как ваше приданое. Переполз прямиком из детства.
Еще у вас есть миллион платков, вы их не носите, потому что терпеть не можете головные уборы. В них ходят на соболезнования — то есть вещь очень полезная для показного горя. Иначе я не могу объяснить упорство, с каким дагестанцы дарят их друг другу.
А вот кружевная скатерть, которую вы никогда не постелете на стол, так как на ней нельзя обедать, можно только любоваться, как прекрасно смотрится ваша «обеденная группа» в сочетании с той самой алжирской вазой. Тут же — небьющаяся, вечно юная посуда из французского стекла. Вы ею не пользуетесь: посуда, черт побери, должна биться, чтобы можно было купить новую!
И еще масса всякой ерунды.
Золотистые накидки на диванные подушки (подарок моей тетушки).
Жостовский самовар (см. «байда») — куплен мамой по случаю.
Войлочные тапочки 45 размера, две шутки. Даже не спрашивайте.
Все это не подлежит утилизации.
Всякий раз, когда вы собираетесь немного пофеншуйничать, нейроны в вашей голове, отвечающие за связь с родиной, кричат голосом Эдуарда Багрицкого: «Я ль не собирала для тебя добро? Шелковые платья, мех да серебро?» Коленки слабеют. Услужливые нейроны показывают вам, как должно кормить воскресным обедом семью: в шелковом платье, в мехах и серебре, зачерпывая хинкал мельхиоровыми ложками прямо из супницы. Ну и молочник можно тоже как-то приспособить к делу. Налить туда чеснока с томатом?
Поэтому в ответ на вопрос о приданом вы отрицательно качаете головой.
Зачем, говорите вы, зачем мне нагружать своих дочерей ненужным барахлом? Я понимаю своих родителей: все бралось с боями и запасалось впрок, но сейчас можно все купить достаточно быстро!
Да и вообще: мое дело — дать им образование, а не хрусталь с греческим покрывалом!
Скрепы с грохотом отламываются от стен вашей сакли и валятся к ногам изумленных гостей.
Потому что у моих дочерей не будет приданого.
Ни кастрюльки с золотой ручкой (магазин «Киргу», 16 000 рублей), ни унитаза с золотыми разводами (там же, 100 000 рублей). Ни даже постельного белья «Этро» (цена колеблется, но всегда — вверх) непременно лазурного цвета и со стразами.
На постельном белье со стразами оторвавшаяся скрепа пребольно бьет вас по голове.
Зачем, спрашиваете вы, потирая ушибленное место, зачем вы хотите, чтобы ваш ребенок вытирался стразами и спал на них?
Дурочка, ласково отвечают земляки, заботливо приколачивая скрепу на место — прямо в середину вашего мозга, — дурочка!
Их надо в шкафу разложить и чтобы они там лежали.
Пользоваться не надо. Своей Икеей пользуйся.
И, конечно, все надо купить заранее. Никогда ведь не знаешь — когда счастье привалит.
А у твоих дочерей даже диплома врача нет. Так что лучше быть во всеоружии.
И запомни: не просто «Этро».
А лазурного цвета.
