«Если на Паралимпиаду не пустят, возьму семью и махну в горы»

В любой непонятной ситуации — езжай в горы

— У меня была мечта — съездить в хадж вместе с матерью. В 2010 году все для этого было готово, но в последний момент нам отказали в визе. А потом мама умерла. Для меня это был болезненный удар. Но на все воля Всевышнего… Если в Рио не поеду, я, конечно, расстроюсь и, наверное, погрущу немного. Но понимаю: сейчас по большому счету мне жаловаться не на что. Я крепко стою на ногах, у меня счастливая семья, так что прорвемся. Если на Паралимпиаду не пустят, возьму семью и махну в горы. А если пустят — все равно махну, просто чуть позже. И кто знает, может даже с медалью.

— Как ты отреагировал на решение Международного паралимпийского комитета отстранить российскую сборную от участия в Паралимпиаде?

— Признаюсь, в день, когда услышал об отстранении, я подумал: «Да ну вас всех, не пойду сегодня на тренировку». Но потом образумился. Сейчас тренируюсь в обычном режиме и надеюсь на лучшее. Наш паралимпийский комитет подал апелляцию, так что шанс на поездку в Рио-де-Жанейро сохранился. Вот восемь лет назад, когда я готовился к своей первой Паралимпиаде, моя реакция на подобное известие была бы более бурной. Но с возрастом набираешься опыта… Сейчас мне не столько за себя обидно, сколько за партнеров по команде. Особенно за тех, для кого Игры в Рио могли стать первой Паралимпиадой, — им сейчас сложнее всего.

— Что бы ты им сказал, если бы был тренером?

— В такой ситуации нужные слова подобрать крайне сложно. Я почему это говорю: тренеры сборной России с нами до сих пор не связались, видимо, сами в ауте от случившегося. Я бы сказал: «Обстоятельства не всегда зависят от нас. А вот как мы будем себя вести — это наш выбор. Удары судьбы нужно принимать стойко, кто, как не паралимпийцы, это понимает».

Первый рекорд

— Сейчас ты умеешь справляться с трудностями. А в детстве чувствовал какую-то несправедливость: все ребята вокруг хорошо видят, а у тебя большие проблемы со зрением?

— У меня был небольшой комплекс. То, что остальным давалось легко, я повторял с трудом. Но во многом благодаря религии смирился со своим положением. А еще повезло, что отец отдал меня в интернат для слабовидящих. Я до сих пор благодарен ему за это решение, хотя понимаю, что оно далось нелегко: все-таки отрывал от семьи ребенка, которому и семи лет не было. Я-то вообще рыдал, просил оставить меня дома. Но интернат меня закалил. Я оказался среди таких же ребят, как и я, перестал стесняться своего зрения. В обычной школе я бы чувствовал себя неуверенно, например, из-за того, что не успеваю записывать за преподавателем.

Сейчас, если есть время, обязательно езжу в интернат. Беседую с детьми, стараюсь, чтобы они поверили в свои силы. Говорю, что они себя еще покажут и на других посмотрят.

— Наверняка ты для них пример для подражания.

— Если так, для меня это очень много значит. Приятно приносить хоть какую-то пользу людям.

— Говорят, история нашей жизни начинается задолго до нашего рождения: с родителей, дедов и прадедов. С чего началась твоя история?

— Я расспрашивал бабушек об их отцах и дедах, но дальше копнуть не смог, хотя очень хотелось. Могу сказать, что моя история началась с чабанов. Предположу, что это были мужественные и сильные люди, поскольку жили они в суровых условиях. Отец объяснял, что тогда мука в доме уже была роскошью. Но, несмотря на все трудности, они смогли продлить свой род.

— Твое детство было не таким суровым.

— Да что там мука, уже свет был в каждом доме. Я родился в 84-м, и практически одновременно в моем селе Цумилух появился первый телевизор. Я уверен: ни один человек сейчас, чем бы он ни обладал, не считается таким крутым, как та сельская семья, у которой был телевизор. В их доме по вечерам собиралось все село. Всем было интересно посмотреть на этих загадочных и незнакомых тетенек и дяденек, которые постоянно пели, танцевали или передавали новости.

— А в вашей семье был телевизор?

— Появился чуть позже. Старенький «Рекорд». Это сейчас бесшумно перескакиваешь с канала на канал с помощью пульта. А наш «Рекорд» такие звуки издавал, будто не каналы переключаешь, а скорость на грузовике «ЗИЛ».

— Что любил смотреть?

— Я очень любил фильм про черную лошадку, сейчас название и не вспомню. В то время я уже учился в Избербаше, в интернате для слабовидящих. Мы всем классом набивались в комнату с телевизором и с нетерпением ждали этот фильм — его показывали каждое воскресенье.

Кроме сериала, конечно, увлекался футболом. Бешеная тяга к этой игре появилась в классе седьмом. Читать с моим зрением — не то чтобы легкое занятие, но у меня была лупа, поэтому если мне на глаза попадалась спортивная газета, я тут же ее хватал и искал все о футболе. Один мой преподаватель выписывал спортивную газету, и я всегда просил его: «Как дочитаете, можете дать мне ее на пару дней?» Мечтал стать футболистом. Попросил старшего брата выяснить: есть ли такая секция, куда меня могут взять. И через некоторое время получил ответ: ни в одной футбольной секции я надолго со своим зрением не задержусь. Было обидно до слез. Уже после интерната пошел в вольную борьбу, потом узнал, что существует дзюдо для слабовидящих, и решил попробовать.

Дорога длиной в восемь лет

— И у тебя получилось. Вспомни свои чувства, когда узнал, что едешь на Паралимпийские игры в Пекине.

— О, в 2008 году я себе места не мог найти от нахлынувших чувств! Я же до 20 лет ничего, кроме Дагестана, не видел. Кружил по республике. И вот в 23 года мне сообщают: едешь на Паралимпийские игры в Пекин. Это был настоящий праздник. Но был и отрицательный момент: к тому времени олимпийцев и паралимпийцев практически уравняли, за победу давали одну и ту же сумму. И деньги, которые я еще не заработал, ударили мне в голову. Думал: выиграю, вернусь с хорошими деньгами, заживу! Так думать не следовало.

— В Пекине ты проиграл первую же схватку, в Лондоне — схватку за выход финал. Что обиднее?

— Останавливаться в шаге от финала очень обидно. Но пекинский проигрыш было сложнее пережить. В 2008-м я ехал в ранге фаворита. Действующий чемпион мира, действующий чемпион Европы — конечно, на меня возлагали большие надежды. А я оступился в первой же схватке. Помню, лежал на ковре и думал: «Я четыре года глотал кровь, слезы и пот, и ради чего? Ради вот этих бесславных пяти минут?» Со мной в Пекин приехал еще один дагестанец, он тоже остался без медалей — проиграл схватку за бронзу. Мы жили в одной комнате, поддерживали друг друга дня два-три. А потом решили: наши родители здоровы, дома все в порядке, чего нам расстраиваться? Отец всегда учил меня: «Проиграешь — не переживай, выиграешь — радуйся, но нос не задирай».

— Чего не хватило в Лондоне?

— Я проиграл в полуфинале узбекскому дзюдоисту Шарифу Халилову. Я ему и на чемпионате мира проигрывал. Думал, в Лондоне поквитаюсь с ним: но не вышло, опять проиграл. И ведь чувствую: не слабее его, техника не хуже — а победить не могу. После Лондона он перешел в другую весовую категорию. Но свято место пусто не бывает: тут же появился еще один соперник из Узбекистана. У нас с ним счет пока 1:1. На одном чемпионате мира я у него выиграл, на другом — он у меня.

— Эта Паралимпиада должна была стать для тебя третьей, а теперь поездка может сорваться. Как думаешь, через четыре года останутся силы на следующую Паралимпиаду?

— Загадывать не буду. Молодёжь на пятки наступает, чего им дорогу преграждать? Лучше посмотрю на то, как они выступят.

«Пап, ты же у меня самый сильный?»

— Бронза Паралимпиады, медали чемпионатов мира и Европы — это большие награды. Какие достижения ты считаешь еще более важными?

— Создание семьи, конечно. У меня любящая жена, трое маленьких пацанов. Даст Всевышний, к ним со временем и дочка добавится. Я ценю свои достижения в спорте, я отдал им большую часть своей жизни, но семья важнее. А еще в прошлом году мы с женой смогли поехать в хадж, и, поскольку я человек религиозный, эта поездка — одна из главных побед в жизни. Может, даже самая главная.

— Возвращаясь из разных городов и стран, привозишь что-нибудь домой помимо медалей?

— Когда холостяком был, магнитики привозил — это, по-моему, всеобщее увлечение. Когда женился и появились дети, список вещей, которые нужно привезти, вырос. Подарочки какие-то, одежду и, конечно, шоколадки. Детям мои медали не нужны. Они ждут шоколадок и папу.

Без детей — дом пустой. Я вот прихожу домой после тренировок, уставший, сил нет, они накидываются на меня прямо с порога: один в ногу вцепится, другой в руку, третий кусает — и усталость как ветром сдувает.

— Берешь детей на тренировки?

— В зале их уже все вахтерши знают. Дети должны заниматься спортом. В игровой форме мы дома постоянно отжимаемся, приседаем, прыгаем. Когда повзрослеют, отдам их в какую-нибудь секцию. Предложу дзюдо, но если они предпочтут что-нибудь другое — борьбу, например, или самбо, — сильно не расстроюсь.

Правда, не в обиду нашим ребятам-бойцам будет сказано, не хотел бы, чтобы мои дети занимались ММА. Жестокий вид спорта. Уметь драться, чтобы защитить мать, сестру, родину, — это одно, делать драку своей профессией — совсем другое. У нас в Дагестане не все серьезно относятся к шахматам, а я их уважаю. Захотят сыновья заниматься шахматами, я их поддержу.

— В конце концов, дзюдо часто называют шахматами на ковре.

— Это верно. В дзюдо ты должен использовать силу соперника против него самого. А для этого ум нужен.

— Детям вместо сказок на ночь не рассказываешь, как схватил очередного соперника за кимоно да швырнул его на татами?

— Я иногда показываю детям видео схваток. Старший сын постоянно спрашивает: «Пап, ты же у меня самый сильный?» Я отвечаю: «Нет, сынок, есть и посильнее меня. Но ты не волнуйся, слабее тоже есть. Я, наверное, посерединке». Но, что бы я ни говорил, он продолжает верить, что я самый сильный.