Куда приводят мечты: история немки, переехавшей на Кавказ

Немка Элизабет Паль впервые приехала в Приэльбрусье кататься на лыжах, потом — писать научную работу о балкарском языке. А в итоге вышла замуж и осталась жить и работать у подножья горы — так, как всегда мечтала. Мы узнали у нее, почему Кавказ круче Альп и чем мужчины из Кабардино-Балкарии могут покорить европейских девушек.

***

— Я думаю на русском языке, уже давно. И балкарский язык хорошо знаю: он совсем маленький — легко выучить. Но все равно остаюсь немкой. Туристы-москвичи спрашивают: «Почему ты купила жилье в поселке Эльбрус? Там же все балкарцы! В паре километров — село Нейтрино, где живут русские». А для меня нет разницы — они все иностранцы, — смеется Лиза.

У светловолосой загорелой немки почти нет акцента и словарный запас — ничуть не беднее, чем у образованного россиянина. В ее квартире — лыжи, сноуборды, «кошки», ледорубы и масса другого нужного для горного гида и лыжного инструктора снаряжения.

Лиза родилась в маленьком предгорном поселке в Баварии, недалеко от Альп. По удаленности от снежных склонов ее родина — как Пятигорск, а по размерам и быту — как маленький курортный Терскол: все жители умеют кататься на лыжах и чувствуют погоду лучше метеостанций. Она сама встала на лыжи в пять лет, но говорит, что могла бы быть переводчиком, а жизнь на горнолыжном курорте так и осталась бы несбывшейся мечтой, если бы не удачное стечение обстоятельств: 27 лет назад Элизабет Паль, студентка-славист из университета в Мюнхене, решила отправиться в Россию.

«Нечего вам, немцам, тут делать!»

— Впервые я приехала в Россию в 90-м году на четырехмесячную стажировку в Волгоград — изучать русский язык по платной университетской программе.

Нас было примерно 30 студентов из Германии и других европейских стран, большинство — девушки. Ужасно холодная зима, очереди и дефицит в магазинах. Нам выдавали талоны на еду, но я так ни разу ничего и не купила в магазине. Мы, иностранные студенты, заходим туда такие счастливые, шумные, в яркой одежде, а советские люди совсем по-другому выглядят… На нас все косились, как-то раз один дед начал ругаться: «Нечего вам, немцам, тут делать!» И мы покупали еду на уличных рынках, где все было дорого, но деньги у нас, к счастью, были.

В университет я ходила редко — сразу начала путешествовать. Для нас, кто приехал по этой программе, были дешевые поездки. Так я побывала в Одессе, в Крыму, на Байкале… Но мне хотелось на Эльбрус. Через знакомых я нашла студента-юриста из Терека, он прислал мне официальное приглашение, и университет отпустил меня на Чегет. Я каталась полтора месяца и поняла, что хочу еще. И потом проводила в Приэльбрусье все каникулы — летом, зимой…

В 1994 году я получила диплом магистра. Один из наших преподавателей, зная, что я часто езжу в Кабардино-Балкарию, предложил мне писать докторскую по балкарскому языку. Тогда я приехала сюда на полтора года, но вышла замуж и осталась.

Замужество по-балкарски

— Я вышла замуж за балкарца. Как он за мной ухаживал? Да почти никак! «Вот я, вот мой дом, вот наша еда…» Немцы тоже скупы на ухаживания — так что разницы никакой (смеется). Мы просто расписались в ЗАГСе. Без платья, без накрытых столов. И дело не в том, что я немка. Было голодное время, никто из его братьев не устроил себе большую кавказскую свадьбу.

Его мама, русская, сразу хорошо меня приняла. Отец сначала был недоволен, он хотел, чтобы сыновья женились на балкарских девушках. Только его мечта не сбылась — никто из них не женат на балкарке.

В Волгограде мы с другими студентками-иностранками пользовались огромной популярностью! Парни хотели нам понравиться, жениться и уехать с нами жить за границу. Было видно, что ухаживания ненастоящие. Здесь я с таким не сталкивалась — люди более искренние. Мой муж вообще не хотел жить в Германии. Мы поехали туда где-то в 96-м, на полгода: мне нужно было дописать и защитить докторскую. В Мюнхене все время шел дождь, муж тосковал и каждый день повторял: «Хочу в горы». Про балкарцев говорят, что они оседлые, любят свои горы, привязаны к родной земле.

А еще балкарские мужчины, я считаю, красивые, у них приятные лица, они такие мощные и подтянутые. Я уже знаю много кавказских народов, но балкарцы мне нравятся больше других. Балкарские женщины тоже красивые, но чаще всего сидят дома, особенно после замужества, и их почти не видно.

Удивительное: украденные невесты и дефицит макарон

— В 90-е в ущелье все было не по-кавказски, а по-советски. На равнине женщины носили платки, а здесь — нет. Это потому что много туристов — более современные нравы.

Кавказские обычаи вернулись сюда в 2000-х. Обычай похищения невесты меня удивил. У меня есть знакомые женщины, которых так украли в жены, правда, чаще всего они сами этого хотели. А в прошлом году у моей знакомой похитили дочку, ей было всего 16 лет. Знакомая собиралась ее забрать, но родственники жениха уговорили ее этого не делать, мол, иначе «будет позор семье».

А еще, если в 90-е годы все было просто и скромно, то теперь и балкарские парни красиво ухаживают за невестами — большие букеты цветов… И все хотят жениться на красивых девушках.

Что больше всего удивляет — свадьбы на 300 гостей. Даже открываются специальные банкетные залы. Бывает, люди живут бедно, а на праздник тратят полмиллиона, в долг берут. Иначе родственники не поймут.

Еще странно: почему на Эльбрусе не варят макароны? На европейских склонах это самое ходовое блюдо. Это же так просто! Когда катаешься, хочется углеводов. Хотя здесь есть лагман — это суп со спагетти, но чаще предлагают шорпу, шашлык, хычины.

А что удивляет других приезжих — так это браки между родственниками. В балкарских селах в норме жениться на троюродной сестре. Некоторые даже говорят, что это хорошо, что так и надо. Но меня это тут не удивило — у нас в Баварии такое тоже есть.

Кто главный в кавказской семье

 — В «гидский» бизнес меня втянул муж: он хорошо знал гору, а я — языки: немецкий, английский. Мы стали водить иностранцев на Эльбрус. Сколько раз я поднималась на гору?.. Ну точно не меньше трехсот!

Еще мы работали спасателями на канатной дороге, потом учили людей кататься на сноуборде и лыжах. Открыли школу фрирайда. Первый пункт проката горнолыжного снаряжения на Эльбрусе был наш. Мы все делали вместе. Часто участвовали в соревнованиях. Сейчас я только в жюри. Все-таки 48 лет — уже не хочу сильно рисковать…

Так мы жили 15 лет — рядом 24 часа в сутки. Были уже как брат с сестрой. И ему, наверное, надоело… Развелись. Еще он хотел детей, а я все время боялась: в России я живу с видом на жительство, в любой момент меня могут выселить… Сейчас он живет с девушкой из Москвы, она тоже спортсменка. Родила ему двоих детей, в его бизнесе никак не участвует. Думаю, это правильно для семьи, но я бы не смогла сидеть дома.

Я живу с другим человеком, он тоже балкарец. Стараюсь поменьше пересекаться с ним в работе, но на гору все равно ходим вместе — он работает на снегоходе.

А вот чем еще кавказские мужчины отличаются от европейских — они обидчивее. На кавказского мужчину нельзя накричать. Ни на одного из них. Если что-то обидное исходит от женщины — им это тяжело пережить, но все равно тут главная в семье жена.

Следы войны и снежный человек

— Мои дедушки участвовали во Второй мировой войне. Оба пропали в России. Дедушка по отцовской линии вроде бы — в районе Туапсе. Отец так считает, поэтому много лет поддерживает местную поисковую группу — переводит им деньги.

Здесь, в Приэльбрусье, тоже шли бои, в прошлом году тут нашли много останков советских солдат. И мы с туристами иногда находим следы войны. Недавно проходили сложный маршрут — по леднику, смотрим: лежат какие-то вещи. Подошли ближе — куртка немецкого солдата, железные миски с надписями на русском языке, пояс. В моей группе были итальянцы, пояс они сразу забрали. Итальянцы знают толк в военных раритетах. Я ничего не брала, сфотографировала куртку, пару дней назад отправила фотографию знакомому поисковику. А недавно нашла немецкую монетку 1941 года, на цепочке. Кому-то подарила.

Но сюда приезжают искать не только отголоски войны. Экстрасенсы ищут в горах аномальные зоны. А один немец уже несколько лет ездит на Эльбрус в поисках снежного человека! Я в него не верю. Хотя мой бывший муж любит такие мистические истории. Говорит, как-то с другом шел с поляны Азау до Терскола, а за ними двигалась большая белая тень…

Что немцу хорошо?..

— Я здесь ко всему привыкла. Умею готовить и шорпу, и хычины. Хотя обычно дома у меня простая еда — картошка, сыр. Балкарский сыр ем каждый день, часто пью айран.

Тут друзья. Чаще дружу с мужчинами — обычно с женщинами не поговоришь про лыжи и восхождения. Но у меня есть и, можно сказать, подруги, к которым я могу обратиться за помощью. Еще 10 лет назад их не было, а сейчас балкарские женщины стали более открытые и современные.

Мне нравится, что я работаю на себя. У меня не было трагических происшествий с туристами, потому что я сама принимаю решения, а не работаю на турфирму. Я хорошо зарабатывала в Германии — делала технические переводы для заводов, поставлявших свою продукцию в Россию. Когда переехала сюда, не думала о деньгах, но получилось, что и тут хорошо зарабатываю. Я живу тут не из-за денег. Жить и работать в горах — это была моя мечта. С детства.

Теперь моя мечта — остаться здесь. Я побывала во многих горах: и в Европе, и в Азии. Была на Камчатке. Эльбрус для меня самый интересный. Природа тут еще дикая. Каждый день вижу туров. А в 2000-х вокруг станции Кругозор зимой бегал маленький медвежонок… Тут большая популяция огромных грифов — бородачей. У нас в Альпах бородачи вымерли, только пару лет назад запустили госпрограмму по восстановлению популяции.

Иностранцы ценят эти дикие горы, а местные любят комфорт. В дорогих хижинах останавливаются русские, а иностранные туристы часто спрашивают: «Почему нельзя жить в палатке на горе?» Они приезжают проверить себя в диких условиях — в этом смысл.

…и что плохо?

— Что меня пугает на Кавказе? Не знаю даже, стоит ли говорить… Политическая ситуация. И силовые структуры. Однажды в ущелье объявили режим контртеррористической операции — я не знаю почему… Так пока я доехала от Нальчика до ущелья, меня восемь раз остановили. Мне нужно было показывать документы, садиться в полицейскую машину, отвечать на их вопросы.

Я всегда помню, что меня могут выселить, за любое нарушение. Поэтому очень серьезно отношусь к заполнению документов для продления вида на жительство и стараюсь быть осторожной. Например, я знаю, что в Нальчике живут немцы — католические священники; мне, с одной стороны, хочется пообщаться со своими, с другой — из республики как-то раз выселили американских протестантов. Стоит ли рисковать…

Когда я летаю в Германию, раз в год, в аэропорту Минвод меня всегда заводят в отдельную комнату: задают много вопросов — кто я, зачем здесь нахожусь, не замечаю ли подозрительных людей в своем поселке… Когда отправляюсь обратно, в немецком аэропорту — только один вопрос: «Зачем в Россию?» Всегда отвечаю: «Я лечу домой!»